Кассандре Пражской
* * *
Дело было в Лазареву субботу. При входе в наш храм есть столик, куда благочестивые прихожане несут “на сжигание” непригодные освящённые вещи. Чего я тут только ни находил! Однажды обрёл даже “Типикон” девятнадцатого столетия. Вот и теперь: лежит дорогая книга. Блестящая, будто из типографии. И название такое, что сама в руки просится.
Открыл на случайной странице, прочёл, что по словам преподобного Нектария Оптинского и простой индус, “верящий во Всевышнего, и исполняющий, как умеет, волю Его, – спасётся”. Захотелось листать и дальше, но тут возгласил отец диакон... Пришлось припрятать книгу под ворох газет, чтобы взять после службы, да кто-то опередил меня.
В размышлениях о простом индусе я задремал в вагоне метро. И попал в ад.
Нет человека, которому не снился бы ад. Просто не все узнают его. Иногда он может казаться даже весенним утром. Но без солнца и, главное, без всякого смысла. Ад безумен. И нужно перестать быть собой, чтобы он оставил в покое. В этот раз меня волокли мимо горящего дома, в котором я вырос. И знакомые лица безучастно глядели то на меня, то на пламя. Потом наступила тьма.
Не знаю, сколько времени пролетело, и было ли время. Рядом со мною вдруг засветилась голубая полоска. И скоро уже ничего нельзя было разобрать в слепящем сиянии. Сияние заговорило:
– Имя мне Аполлон. По веленью отца-громовержца
В мир теней я сошёл, чтобы всякого, кто пожелает
Жить во свете моём, от жестокого рабства избавить.
– Но ведь должно быть не так? – с трудом узнавал я свой голос.
Солнцеликий бог продолжал излагать гекзаметром:
– В помышленья богов разум смертных проникнуть бессилен.
Не довольно ль того, что в полях наслаждений навеки
Уготован покой для покорных отеческой воле?
– Но Христос...
– Все, кого ты любил, уж давно обрели своё счастье
И пируют теперь среди фавнов и нимф юннотелых...
Выбирай же и ты! Это было последнее слово.
– Христос.
– Осторожно, двери закрываются! – Аполлон перешел вдруг на прозу. – Следующая станция “Коломенская”.
В глаза ударил белый московский апрель. Но я всё думал и думал о простом индусе: как он там? отправился за солнцеликим богом или чает иного?