И снова ликбез) Для эрудиции.
Следующим, пятнадцатым по счёту Нобелевским лауреатом в области поэзии, в моей подборке стал Сен-Жон Перс (1887—1975) – французский поэт и дипломат. Алексис Леже - его настоящее имя. Нобелевскую премию Сен-Жон Перс получил в 1960-ом году «за возвышенность и образность, которые средствами поэзии отражают обстоятельства нашего времени». Его произведения в переводах несколько сложны для прочтения, но примеры их привожу для ознакомления.
Сен-Жон Пер родился в семье адвоката на острове Гваделупа, изучал литературу и право в Бордоском университете. С 1914 по 1940 г. состоял на дипломатической службе; посетил Китай, Японию, Монголию. В 1921 году Леже участвовал в Вашингтонской конференции, где на талантливого дипломата обратил внимание глава французской делегации Аристид Бриан, назначивший его своим помощником. Впечатления от странствий по Востоку отразились в сборнике стихов «Анабасис»(1924) . Тогда же Леже впервые использовал литературный псевдоним «Сен-Жон Перс». В «Анабасисе» поэт негативно оценивал современную западную цивилизацию, стремительно несущуюся к «закату», и предсказывал «восхождение» («анабасис») Центральной Азии.
После смерти Бриана в 1933—1940 годах занимал пост генерального секретаря французского МИДа. Сопровождая министра иностранных дел, участвовал в Мюнхенской конференции, где высказывался против уступок Германии. При этом именно он зачитал условия «Мюнхенского сговора» деморализованной чехословацкой делегации. После поражения Франции от нацистской Германии в 1940 году он, как социалист и антифашист, был уволен со своего поста и бежал в Вашингтон (США). Правительство Виши лишило его французского гражданства и Ордена Почётного Легиона; семь неизданных поэм, написанных в 1924–1940-е гг., были уничтожены фашистами в оккупированном Париже.
Леже писал верлибры, обращенные к бойцам Сопротивления. В Соединённых Штатах он работал в библиотеке Конгресса и остался в Америке даже после завершения Второй мировой войны, периодически возвращаясь на короткое время на родину. В США прожил до 1958 года. Творчество Сен-Жон Перса в годы изгнания — крупнейшее явление не только во французской, но и в мировой литературе. Его «Изгнанье» (1942) — это и поэтический дневник эмигранта Алексиса Леже, и философские раздумья поэта Сен-Жон Перса о трагической участи человека, «вброшенного в бытие». В его «Ветрах» (1946) вихри реальных исторических катастроф неотделимы от пронизывающих планету космических потоков. В ней события Второй мировой войны ассоциируются с ураганами и бурями, свирепствующими на земле.
В поэме "Изгнание" (1942) он видит "сияние на далеком берегу", ощущает, как его соотечественники пробуждаются к борьбе:
Мы встаем с громовым криком человека на ветру.
И мы живые люди выступали, чтобы потребовать
принадлежащее нам, не дожидаясь дня наследования.
Вставайте повсюду вместе с нами, Живые люди, –
мы требуем всего, на что имеем право!
В его стихах, с их высоким интеллектуализмом – искренность, гуманистическая тема защиты человека.
Текст Сен-Жон Перса – это нередко синтез верлибра с ритмизированной прозой. А сам поэт – пророк. И его голос – "пронзительный глас Божий".
В поэме "Ветры" он возвращается к вечной теме – назначения поэта. Он не может быть погружен лишь в себя. Он – "пребудет с нами", а его "мысли среди нас как сторожевые башни".
После Второй мировой войны Сен-Жон Перс был амнистирован, получил все отнятые прежде регалии и возможность в 1957 вернуться на родину. Его «Ориентиры» (1957) — это и призывный свет маяков родного берега, и незримые, находящиеся вне пространства и времени, путеводные вехи, по которым ориентируется человек в «поисках абсолюта». Позже он был награжден орденом Почетного легиона, орденом Бани и Большим крестом Британской империи. В 1940–60-е годы, кроме уже названных поэм , появились и такие, как «Дожди» (1944), «Снега» (1944), «Створы» (1957), «Хроника» (1959), «Птицы» (1962) и «Пение на равноденствие» (1975). В поэмах "Ориентиры", "Хроники" поставлены актуальные проблемы, решаемые в широком философско- поэтическом плане. "Ориентиры" поэта – в универсальном охвате жизни, которая уподоблена морю (еще один его излюбленный образ), волнующемуся и бескрайнему. В его стихах – осуждение войн и распрей. Мечта о том, как из орудия будут выкованы плуги, а земля станет "вспахана для любви". Элитарный поэт, он однако внутренне тяготеет к доступности, к "горизонту всех людей", если употребить хрестоматийную формулу его соотечественника Поля Элюара.
Критики говорили, что усложненная, нередко трудная для восприятия поэтическая манера Сен-Жон Перса сродни манере Клоделя; ее можно определить как богатую внутренними рифмами и ассонансами ритмизированную прозу. Сен-Жон Перс — один из самых оригинальных поэтов XX века, создавший стихи эпического содержания, в которых воспевал величие родной Франции, ее природу и людей. Он предпочитал следовать традиционной метрике (александрийскому стиху), избегая модернистской техники, не чуждался и верлибра. Его творчество воспринималось неоднозначно, однако лирика Сен-Жон Перса отличается масштабным повествовательным размахом, повышенной музыкальностью, книжной лексикой, звучной и точной ритмикой, живописностью образов.
В 1960 году творчество Сен-Жон Перса было отмечено Нобелевской премией "За возвышенность и образность, которые средствами поэзии отражают обстоятельства нашего времени". Когда ему была присуждена Нобелевская премия, Арагон сказал: "Это был мой кандидат". А Андре Стиль, писатель левых убеждений, в статье о Сен-Жон Персе цитировал строки из поэмы "Хроника": "Великий век настал... Берите мерку с сердца человеческого".
Его произведения переведены такими известными поэтами, как Т. С. Элиот, Р. М. Рильке, Дж. Унгаретти, Георгий Иванов
Скончался Сен-Жон Перс на своей вилле в Провансе.
Статья составлена мной из нескольких источников Интернета. Нашла в Интернете наконец-то избранную лирику Сен-Жон Перса.
Фото взято из открытых источников в Интернете
СЕН-ЖОН ПЕРС
АНАБАСИС
(Фрагмент)
Перевод В. Козового
Все долгое время, покамест мы уходили на запад, что знали мы о вещах смертных?.. И вот под собою первые видим дымы.
— Юные женщины! и в природе страны разливается благоуханье:
«…Я возвещаю тебе великую пагубу зноя и стенания вдовьи над разметаемым прахом. Те, кто стареет в сени и власти безмолвья, воссев на холмах, созерцают пески и дневное сияние в гаванях дальних; но сладостью полнятся женские бедра, а в телах наших женских словно темная бродит лоза, и от самих себя нет нам спасенья.
…Я возвещаю тебе великое счастье покоя и прохладу листвы в сновидениях наших. Те, кто вскрывает ключи, вместе с нами в этом изгнании, те, кто вскрывает ключи, скажут ли нам ввечеру, под чьими руками, давящими гроздь наших бедер, влагой полнятся наши тела? (И женщина в зелень с мужчиной легла; она поднимается, тело свое расправляет, и голубокрылый уносится дальше сверчок.)
…Я возвещаю тебе великую пагубу зноя, а ночь между тем средь собачьего лая доит наслажденье у женщин из бедер. Но Чужестранец живет под шатром, где подносят ему молоко и плоды. И приносят ему ключевой воды, чтобы рот и лицо омывал он и чресла. К ночи рослых служанок приводят ему (о бесплодные, ночь в них пылает!). И наслажденье, быть может, примет он и от меня. (Я не знаю привычек его в обращении с женщиной.)
…Я возвещаю тебе великое счастье покоя и прохладу ключей в сновидениях наших.
Открой же мой рот на свету, как медовый тайник между скал, и если во мне обнаружишь изъян, да буду я изгнана! если же нет, пусть войду под шатер, пусть нагая войду, прижимая кувшин, под шатер, и долго, сородич могильному камню, будешь ты видеть безгласной меня под деревом — порослью вен моих… Ложе тайных речей под шатром, и в кувшине сырая звезда, и пусть же я буду во власти твоей! ни единой служанки — для нас под шатром лишь кувшин с родниковой водой! (Я умею уйти до зари, не пробудив ни звезды сырой, ни сверчка на пороге, ни собачьего лая в пределах земных.) Я возвещаю тебе великое счастье покоя и прохладу заката на смертных наших ресницах…
но пока еще тянется день!»
ДОЖДИ
(Фрагмент)
Перевод В. Козового
Пускай же слово мне предшествует в пути! И мы еще раз пропоем для проходящих — песнь народов, для стерегущих — песнь простора:
VII
«Неисчислимы наши тропы, и обиталища непрочны. Уста, рожденные во прахе, божественную чашу пьют. Вы, омывающие мертвых рукою матери-лазури, о струи утренние — в мире, где тернии войны царят, — омойте и живых, пока заря восходит; омойте, о Дожди, лицо ожесточенных — и горечь на лице их, и нежность на лице их… ибо узки их тропы и обиталища непрочны.
Омойте же, Дожди, для сильных сих твердыню! И вдоль больших столов, под сенью своей силы они воссядут — те, кого не пьянило вино людское, те, кого не осквернил напиток слез или забвенья, все те, чье имя трубный глас разносит без ответа… воссядут вдоль больших столов, под сенью своей силы, в твердыне, что для сильных сих.
Омойте у черты деянья оглядку и неторопливость, омойте на путях вниманья оглядку и учтивость. Так смойте же, Дожди, бельмо благопристойных, бельмо благоразумных; бельмо в глазу людей с достоинством, со вкусом, в глазу у столь достойных и в меру одаренных; так смойте же и пелену с глаз Мудреца и Мецената, с глаз Праведника и Вельможи… с глаз тех, кто соблюдает свято неторопливость и учтивость.
Омойте же благоговенье у Вдохновителей на лицах, благорасположенье у Покровителей в сердцах и скверну велеречья на гстах публичных. Омойте руку тех, кто судит, кто карает, и ту, то саван шьет, и ту, которая младенца пеленает; увечных и слепых, Дожди, омойте стертые ладони и длань нечистую, что, подперев чело, как прежде грезит о поводьях и хлысте… с благословенья Вдохновителей своих и Покровителей своих.
Омойте памяти скрижали, где вся история народов: официальных актов своды, и своды хроник монастырских, и многотомные анналы. Омойте хартии и буллы, Наказы третьего сословья; статьи Союзов, тексты Пактов и манифесты лиг и партий; омойте, о Дожди, листы пергамента, велени и дести цвета стен больниц и богаделен, под цвет скелетам птиц или окаменелой кости… Омойте, о Дожди! омойте памяти скрижали.
Омойте же в душе людской живого слова дар людской: литые изреченья, святые песнопенья, прекраснейшие строки, изящнейшие трофы. Омойте же в душе людей все упоение элегий, кантилен; все упоение рондо и вилланел; и радость речи вдохновенной, омойте крылья Афоризма и ожерелья ЭвфуизмаАлександрия; и жесткое науки ложе, и ложе царское мечты: в душе открытой, неуемной, в душе вовек непресыщённой омойте, о Дожди! высокий дар людской… в душе у тех, кто дарит миру творенья духа и ума»
Из книги "Хвалы"
Картинки для Крузо
Колокола
Старый человек с голыми руками, возвращённый к людям,
Крузо!
наверное, ты плакал, когда с башен
Аббатства к Городу подступало, как прилив, рыдание колоколов...
О Обездоленный!
Ты плакал, вспоминая волны
прибоя под луной и шелест
дальних побережий, странную
музыку, которая рождалась
и глохла под сомкнутыми
крылами ночи,
подобно череде колец, волнам
раковины, под нарастанье
гула из глубины морской.
Переводчик не указан.
Серия "Современная зарубежная лирика", "Сен-Жон Перс. Избранное" изд."Молодая гвардия", 1983 год