Чек Листы и Чек Мейты

Ефимия Мэгделин
Примечания:
Увидел вброс идеи в вк - как только найду пост, скину ссылку.
Без ума от этой парочки коробочки Рафаэлло и Кровли из Бауцентра.
Описание:
AU. Фляга с грузными, медленно лопающимися пузырями наполнилась до дна, и Кроули, даже еще не коснувшись водной глади, почувствовал что-то похожее, что люди называют страхом смерти.
Энтони ощущал себя змеей на сковороде, только он совсем не извивался — принимал то, что его чешуя обугливается, как и крылья его Ангела.
Holy water
      Кроули перебирал дрожащие пальцы по кожаному рулю, оставляя влажные следы. Его машина неслась на красный, поперек перекрестков — на встречу смерти.

      Во рту пересохло от надрывного крика, горло царапало подгорелым воротником. Перед глазами маячили красное, оранжевое яркое пламя и книги, жалобно потрескивающие, как дрова в камине. А еще его собственный крик и имя, которое срывало у него башню и сбрасывало с обрыва.

      Выскочив из переулка на песчаную дорогу, Кроули поднял бурю пыли, и скрежет шин резанул по ушам, эхом отдаваясь от окружных деревьев. На горизонте появился идеально высеченный крест, возвышающийся над крышей маленького собора.

      Демон сорвал с себя очки, взъерошив волосы руками. Колебался ли он? Совсем нет. В голове прокатилось перекати поле, и среду пустоты, вдруг появился святой лик его ангела. Он начал полыхать, гореть адским пламенем, и Кроули готов сейчас рассечь себе глотку от вида обуглившихся крыльев Азирафаэля, опускающихся черным пеплом перьев. Они убили, изничтожили, лишили демона жизни сами того не зная, и отобрали у него единственное ему принадлежавшее.

      Огромные ворота распахнулись, звонко ударившись замками об каменную кладь стен, и Кроули прошагал вперед. Его нутро вырывалось наружу, только чтобы не быть здесь, не чувствовать ожогов собственной сущности, однако же его (не)существующая душа была повержена намного глубже, нежели кожа, ступавшая по раскалённой подошве.

      Азирафаэль. Образ его метался призраком в сознании, а после с грустной улыбкой сгорал вместе с рукописями, книгами, прелыми листами и синими чернилами, закипающими лавой. Как же такой наивный, светящийся радостью и искренней улыбкой ангел мог рассыпаться в прах, слизываемым адским пламенем?

      Кроули шипяще рявкнул, широко раскрыв рот с заостряющимися клыками, и прихожане в ужасе смеркли и сгорбившись, спотыкаясь, скрылись молча, лишь только шумно дыша и оглядываясь. Глаза священнослужителя с широкораспахнутыми веками встретились со змеиными, и мужчина не раздумывая рванул вслед за всеми людьми, шурша своими балахонами и вопя о пришествии дьявола.
      Кроули захлопнул двери, зажмурившись и испаряя непрошеные слезы. Азирафаэль не одобрил бы, похлопал бы по плечу и улыбнулся, слегка приподнимая умилительный треугольничек над губами и по-доброму щуря лазурные глаза.

      Кроули разозлился, утробно зарычав, расшвыривая лавки и стенды, разбивая витражи и ломая канделябры. Как ангел, проживший столь долго, мог умереть так глупо?!       Демон скреб когтями иконы и рвал писания пополам с жутким треском страниц. Ему было плевать, абсолютно все равно, что будет потом.
      Имел ли смысл жить против всех в одиночку? Хастур, Гавриил, Вельзевул — никто не оставил бы его, и, уж лучше, никто не отшвырнул бы от себя подальше — обязательно бы изничтожил, сварив в святой воде и плюнув напоследок.

      Кроули взвыл раненым зверем, оседая посреди побоища и ворвался в свои физические чувства, только бы не ощущать пустоты внутри.
      Он не чувствовал конечностей, словно сжатыми плетями, они все горели, не давая пошевелиться. Под лопатками как-будто скребли серпом, оставляя кровавые глубокие порезы.

      Азирафаэль, почему? Неужели теперь никто не снимет его с раскалённых крюков ярости, не скажет пары добрых слов и не будет также с приятным звуком царапать старым пером по листам? Как же глупо, почему было просто не улететь вдвоем на Альфа- Центавра? А как бы было, будь они там? Пил бы Кроули пряный «блекберри» вместе с живым ангелом, думая о прошедших тысячелетиях? Шестьдесят веков Азирафаэль плакал, улыбался, злился, жил, и вдруг за несколько дней до конца света умер, загнулся в адском пламени? Не могло же такого быть!

      Кроули подобрался к алтарю с позолоченным кувшином и осел на пол перед ним, дрожащими тремором руками схватив рукояти ёмкости и опустил её к себе на колени. Вода угрожающе взъерошилась и зашипела на демона. Кроули горько усмехнулся, сверкнув клыками. Он был себе противен — жалкий придурок, чьи глаза были цвета смерти его ангела.
       Возвысив взгляд к фрескам на потолке, Кроули вырвал из внутреннего кармана фляжку, выливая все её содержимое на пол рядом с собой. Коньяк разлился янтарем по белому скомканному гобелену, дурманяще запахнув — своеобразная анестезия перед смертной казнью.
      Кроули повторял, что существовать больше не хочет. Не может, не сможет, не вытянет одиночества на своих плечах и, скорее, сам окольцует себя и задушит змеёй.
      Фляга с грузными, медленно лопающимися пузырями наполнилась до дна, и Кроули даже еще не коснувшись водной глади чувствовал что-то похожее на то, что люди называют страхом смерти. Когда человек с заряженным ружьём стоит напротив тебя, когда ведро сероводородной кислоты наклонено над тобой, когда ты слышишь, как навязчиво тикает таймер тротиловой бомбы. Именно это.
      Кроули ощущал себя змеёй на сковороде, только он совсем не извивался — принимал то, что его чешуя обугливается, как и крылья его ангела.
      С горла упала крошечная капля на носок ботинка, когда демон откинул от себя кубок с водой. Та разлилась, шипя и кипя, как будто сама была дьявольской. Кожа обуви вздулась, запузырилась и завоняла жжёным нафталином. Кроули вдохнул кислород, на миг представляя, что в нем витает запах его демонской плавящейся плоти. Нет, они с Азирафаэлем не встретятся в загробном мире, ведь дальше Ада и Рая нет ничего, и это успокаивало больше всего. Обсидиановая пустота не навредит, не ранит, и только уложит в вечный сон.
      Кроили закрыл глаза. Перед ним снова был ангел — смеющийся над его новой бородкой, подражающей Шекспира, приглаживающий колкий воротник или натирающий свои невероятно красивые опойковые сапоги итальянским маслом.

Любой — живой — сверкающий.


      Фляга приятно холодила губы, и Кроули жмурился непонятной улыбкой, как будто перебрал в баре с цитрусовым «космополитеном». Его кадык лихорадочно дергался, будто уже пытаясь не позволить проглотить святой воды. Пальцы перебрали сверкающий хром, и только слегка наклонив горлышко Кроули вздрогнул, когда дверь распахнулась так, как будто это он открыл ее с той стороны.

      Азирафаэль застыл на пороге, вытягивая перед собой руки, будто пытаясь успокоить беснующееся животное. Ангел грузно выдыхал воздух, вмиг ставший чрезмерно холодным.
      Сквозняком выбило окна, у Кроули дрогнули руки от порыва ветра, и фляга угрожающе дернулась. Забеспокоившись, Азирафаэль сорвался с места, но споткнувшись о кусок какой-то лавки подскользнулся на длинном красном ковролине меж сидений, но быстро встрепенулся, почти не вставая подползая к демону, и вырывая у того из окоченевших пальцев ёмкость. Кроули чувствовал, что на глаза наворачиваются слезы, но никак не мог скрыть их за очками, которые разбил на дюжину частей.
      Ангел сгреб Энтони к себе в руки, зарываясь в мокрые волосы и отпуская панику, свернувшуюся у него в сердце. Кроули задыхался, глотая слезы и всхлипывая тихо в чужие лацканы. Он снова чувствовал запах своего, только его ангела, который не покинул его.
Ткань тренча жалобно затрещала под чужими цепкими ладонями, а Азирафаэль никак не мог разжать рук — как будто на руках у него было плачущее дитя, и только бы он отстранился, как рыдания бы пустились пуще прежнего. Ангел и сам не заметил, как скатившись вмиг по щекам слезы достигли рыжих волос. Азирафаэль распутывал внутри себя острую колючую проволоку, и комки в горле больше не царапали сотней игл. Кроули не открывал глаз, и его короткие ресницы мгновенно стали мокрыми, трепеща судорожно, как умирающие мотыльки.
      Азирафаэль повторял имя демона, как будто в мантре, одновременно изничтожая ненавистную воду рядом, от греха подальше. Вскоре послышались звуки полицейских сирен, Кроули вмиг отстранился с красными, дрожащими губами. Ангел колебался с секунду. Ну не мог он упустить столь яркой, сочной вишни, слаще любого какао, и поцеловал — нежно, почти невесомо, но долго и чувственно. Кроули улыбнулся, совсем забыв о жаре, преследующей его на святой земле, и, поглаживая чужую спину, расправил крылья, бесследно исчезая с ангелом, чей лик светился для него ярче Божественного.
Примечания:
Sorry not sorry
не умею в драму