В поисках отражений

Александр Имбиров
 

                В ПОИСКАХ ОТРАЖЕНИЙ


               
 

                МаСТЕРа!

                Скульптор
Его взгляд был заточен временем практики «под ноль» и легко теперь проникал сквозь тонкую грань каменной глыбы. Высмотрев в ней своё – он  мгновенно и уже на-мертво схватывал мимолетный, вечно хранившийся до этого образ. Творчество закан-чивалось. И начинался труд. Всем своим телом, давно превращенным в неутомимый резец, он набрасывался на камень, взламывал его, отрывая огромные мешающие, замкнутой внутри силе,  куски. Цепляясь за живую ткань сюжета, однажды забитого, в ничем не примечательную глыбу, он выламывал его и, упираясь, тащил наружу, не-терпеливо разбрасывая вокруг себя каменное крошево осколков. Мраморный холст раскалывался под его натиском: еще дрожащая, пульсирующая от непривычной сво-боды, форма – вываливалась наружу и уже сама, прорубала себе дорогу, торопливо сбивая со своего нового тела остатки породы.
 Работа закончилась. Его взгляд снова ожил и требовательно закружился в поисках но-вого неприметного хранителя образа. Кратко отдыхая – он намечал для себя следую-щую цель. Размеры были не важны – образы хранились во всём вокруг.
Он был скульптором и легко вступал в привычную борьбу с любой повстречавшейся ему на пути материей. Песчинка и морская галька, грецкий орех, коралл или подсох-ший кусок теста – были тем началом, из которого он привычно-терпеливо творил зна-комый для себя мир. Окружающее – неизбежно обретало форму и остановившийся под напором его резца, мир, - теперь оживал в новых,  мгновенных образах.
И были они – разными.


Иногда форма оказывалась плоской и тогда, все заканчивалось очень быстро: он про-сто раскалывал камень, по одной из бесчисленно возможных плоскостей, открывая сплющенный в ней объем.
А бывало, что иногда он казался себе слепым – и не видел  ничего. Но уже в следую-щий миг – начинал счастливо хохотать: искомая форма – была снаружи. Она и не была скрыта. Стоило только перевернуть камень, или положить его набок – как являлся, скрытый до этого момента непривычным положением, образ яркий.



               

                Сама скромность

Никогда не требует похвалы за свое присутствие. Он – незримая основа любого тяже-лого действия.
Корень.
Фундамент.
Мощь.
Гибкий и строгий наблюдатель, лишь однажды, и лишь по условиям назревшей, жест-кой необходимости, включенный в активный процесс. И как оказалось – навсегда. Не-видимо присутствующий в любых действиях и необходимый, как противовес,  ОН, безм-м-мерно напряг-г-гаясь, должен был вечно удерживать своим покоем, равнове-сие расшатанной, уже до нельзя системы. А если не он, то кто!? Кто еще сможет так!?


Так умело, как это делает сейчас он!? Сейчас и всегда! Неявный... тихий... непримет-ный... Он непрерывно являет собой тонкий налет чужих безмерных усилий... Которого, ну конечно же, никто и никогда не заметит... И, конечно же не оценит. Ничего. И никто.  Ни всей красоты его неуклюжего намека, ни тяжеловесной бесполезности участия. Он знает и не ропщет. Слезы обиды давно высохли. Он – мужчина. И поэтому мужествен-но смирился  со своим скромным положением в тени того, кто, задыхаясь от усилий, много и настойчиво сейчас работает.
 
Да. Он – их тень!
И это его труд! Его тяжкая работа!

Не менее, знаете ли, изнурительная чем у тех, кто корячится сейчас перед ним под дождем и палящим солнцем, на холоде и в жидкой грязи.
Он – О-С-Н-О-В-А-А! И это требует сил. Много и много сил. Много и много терпения. Он устал. Всё, что было сделано сегодня другими - лишь еще дальше уводит с пере-довой чужого внимания результаты его муторной, никчемной работы. Он просто тень. Безликая тень всех, кто трудится.
Он: тру-тень. Зыбкая тень-труда…
Он устал.

***
Согревается глыба от быстрых движений резца
Потеет. Жарко. Тает.
Грубой шкурой облезают внешние слои,
Сползает жесткая кора, постепенно открывая розовые ткани, смятой долгим давлени-ем и скованной холодом покоя, новой фигуры.
***
Ученик-художник плещет краской на холст, оставляя яркие пятна своего продвижения. Мастер-игла – легко проникает через плотные волокна старого полотна пространства. Нитью своего намерения он стремительно наносит стежок за стежком.

                За-нуда (второй после Нуды)

В пол-силы трудится за-нуда
(стажеришка несчастный!)
Он лишь второй всегда!
Все время «за-спиной» главнейшего!
Часы теряет в размышлениях о том,
Как, по-подробней, объяснить пустое…
Но есть, к несчастью, про-фес-си-оналы…
Кто не теряя ни мгновения за час,
До исступленья довести готов любого
Неутомимый труженик…
Чудовище: Нуда

                Музыкант

Ему всё мешало.
Он извлекал звук из всего до чего мог дотянуться взглядом. И никогда еще не оста-вался доволен: мир вокруг звучал не так. Его Вселенная была темна, без запахов и ощущений. Безвкусна и безмолвна. Но она все же звучала. И звучала она так, как велел ей он. А он – слушал. И все было не так!
Тогда он ломал, рвал, скручивал и вытягивал, сжимал и комкал близкий мир, пытаясь получить из окружавшей его пустоты тот звук, который, как он считал, она пока хра-нила в себе. Разрушая окружающее – он,  казалось что, слышал…
Но это длилось лишь мгновение. Хотелось еще. А он – катастрофически не успевал уловить. Мир распадался на куски, покоряясь его усилиям, звучал в последний раз и - растворялся, навсегда отправляя в приготовившуюся пустоту краткий сигнал о себе. Когда все заканчивалось – легче не становилось. И тогда он начал создавать. Он ле-пил, складывал, оформлял и тогда пространство снова оживало благодарно открыва-ясь навстречу новым звуком, который тоже очень был похож на настоящий.
Он устал. Поиск оказался истощающим и безрезультатным. Да, мир звучал. Но так ти-хо и так недолго, что он снова не успевал услышать. А казалось, все время казалось, что именно звук откроет ему последнюю тайну о себе. Но тайной был и оставался он сам.
Время (он) привычно сжался, исчезая вместе с порожденным им  самим миром. И – затих... бережно вспоминая услышанные мелодии. Он был здесь уже так долго и так давно: вчера.  И слышал многое, разное:  всё. Должно было хватить надолго...
А потом – опять все сначала.


               

 


               



***
Он время выпускал из рук,
В погоне за силой ответа.
Трещал мгновений тугой лук,
Рвалась идей тетива,
Расщеплялись стрелы уловок в щепы,
Иссекал он из мира – звук
Нервно дергая крепкие струны планеты.

                Сказка

Он сделал шаг неосторожный
И вот: мы в сказке!
Смешные звуки там, другие краски.
И чудищ тряпочные морды – свисают с веток
Включенный в действо – очарован.
Глух к советам.

Мир неизвестный манит и зовет:
Давай дружище!
У нас тут все наоборот,
Здесь звезды близко, все наперечет…
Любых подарков – тыщи.

Все мягче следующий шаг,
Глаза все шире:
Сел на пенек и скалится ушастый вурдалак
Поклон задире!

И за спиной смыкается стена
Вперед – дорога.
А впечатлений: ночь без сна.
Еще немного.

Из леса вышел волосатый друг –
Мальчишка-леший
Давно не брит, всю жизнь немыт,
Все время брешет.

Историй – полна голова
(Болтун-рассказка).
Ну, началось. Давай, пора
Встречай нас сказка.

Чудес привычный переплет…
Сюжет известный.
Фантазии отправлены в полет
Так интересней.

Герои, жуткие враги,
Шаг за порог: игра, победа!
Ворвись в историю дружок
Эх, мам, не жди к обеду!


«Мыло» и его воздушные герои

Как жизнерадостны герои мыльных серий!
Скользит, меж липких пальцев смысла,
пузырящийся сюжет.
И от рекламы мозги в перерыве преют,
И смена бесконечных тем…
Забыт вопрос и наплевать уж на ответ.
***
Гласит, сей вопиющий...
Громко так.
Да во сухой пустыне собственного дара,
Заламывает руки и сопит картинно.
Вокруг партнеры бродят роль сваляв «на шару»*
Зевнут за кадром... челюсть выворачивая чинно.
* «На шару»: см. «на халяву»
***
Груба игра его
И примитивна имитация:
По-модному ломает шапку перед барином
Холоп
И больно ловко, зад отклячив,
Кланяется …