В детстве, когда-то давным-давно,
я посадил дерево.
С тех пор я не помню, где его
посадил
и выросло ли оно.
В юности я написал одно
стихотворение о сирене,
о ветре,
о девочке. Жаль, что оно
затерялось, как лист,
оторвавшись от ветки.
Теперь мне светит большое солнце.
А кто не вернулся со всех четырёх
сторон света, еще вернётся
в себя. И, сделав глубокий вдох,
припомнит время, когда возлагали
на нас надежды, словно венки,
чтоб мы говорили на уровне трали-
вали. И очередные витки
вооружения в шёлковый кокон
пытались меня превратить в шоковом
виде. Но жизнь без дверей и окон
меня не прельщала. Я не был шёлковым.
И никому я не верил слепо.
И никому я не делал скидку.
И, если месяц к себе на небо
меня затащит, поддев за шкирку,
не оставляйте после работы
своё отношенье ко мне в ближайшей
химчистке. Мы, в сущности, все не боги.
Оставьте все, как при мне. Видавший
виды, думаю, не рассмеётся
над этой просьбой. Но пожелает,
чтоб мне светило большое солнце.
И солнце светит. И пожимает
плечами случай:
«Живи, везучий».
В кустах акации растут свистульки,
но в них свистит уже мой дошколёнок.
Жизнь закрутилась, подобно втулке
велосипеда. И вот я лёгок
не на помине, а на стремление
не расставаться с прямой трансляцией.
В жизнь входит новое поколение,
не придавая большого глянца ей.
Была компания, была ватага,
а теперь представьте себе…
Однако
вы, провожавшие нас по одежде,
хотите знать, где мы были прежде.
Да перед вами, в пяти шагах
от вашеих ереси и поблажек.
Стихи читали на площадях
жилых площадях многоэтажек.
Любили ветрено. Запасных
не проложили дорог во имя
того, чтоб выучиться своих
в Доску почета считать своими.