63. Нострадамус и Булгаков Реквием по мечте

Илья Уверский
Эта часть будет посвящена еще одному коду Нострадамуса. Это ветер "Аквилон". Северо-восточный ветер. Этот ветер часто упоминается у французского пророка.
Но прежде чем перейти к катрену, должен предупредить, что ничего нового в нем Нострадамус не сообщает. Все это уже было изложено Ф.М.Достоевским в поэме Ивана Карамазова "Великий инквизитор".
Взбунтовавшийся народ под знаменем "дайте нам хлеба" продаст Бога и совесть, восстанет, разрушит свой храм, а на его месте захочет построить вавилонскую башню. Вскоре он поймет, что его обманули, и побежит назад к Вавилонской блуднице. Те, кто обещали нам хлеба, обманули нас... Поэтому заберите нашу свободу, но накормите нас и дайте нам зрелищ. Так народ продал свою свободу. Кончается все в поэме тем, что народ, ведомый великим инквизитором торжественно и радостно марширует прямо в ад, на смерть.

В моем понимании такие злобные книги надо бы немедленно запретить и сжечь, но это не было сделано. Что касается обвинения Ф.М.Достоевского во всех мыслимых грехах, то оно немного запоздало. Народ решил исполнить дьявольский план великого инквизитора во всех деталях, что в принципе уже не вызывает никакого удивления.

Впрочем, я отвлекся. Итак возвращаемся к "Ветру перемен", ветру свободы.

Катрен 99, центурия 9

"Ветер «Аквилон» (Ветер перемен) вызовет снятие осады (железного занавеса),
За стены выкидывается прах, известь и пыль (хлам прошлого),
После ливня, который заманит их в ловушку собственности, владения (дождь, ливень - временные проблемы, когда все промокли до костей),
Последняя (предсмертная) помощь против их границы".

Катрен несложный, если представить и прокрутить его в голове в виде видеоролика.
Ветер свободы оказывается обманной ловушкой. Народ, опьяненный свободой, выкидывает свое старье, прах и память. Ливень загоняет всех в свои каморки. Это ливень очищения. Последний шанс задуматься, перед полным развалом и крахом государства.

****

Но вопрос не в этом. Каков шанс, что я теперь найду этот ветер "Аквилон" с вопросам свободы в романе "Мастер и Маргарита"?
Северо-восточный ветер, это один из 8 ветров. И найти такое описание в романе М.А.Булгакова будет, по всей видимости, немного сложно.

Но давайте попробуем.

Это из главы "Беспокойный день". Напоминаю, что Баргузин - это холодный северо-восточный ветер. В данном случае ветер свободы. Правда не в этом случае, так как в конце главы все дружно отправились в автозаках прямо в клинику Стравинского.

"Несколько  посетителей  стояли  в  оцепенении  и  глядели  на  плачущую барышню,  сидевшую  за столиком, на  котором  лежала  специальная  зрелищная литература,  продаваемая барышней. В данный момент барышня никому  ничего не предлагала из этой литературы и на участливые вопросы только отмахивалась, а в  это время и сверху, и снизу, и с  боков, из  всех отделов филиала сыпался телефонный звон, по крайней мере, двадцати надрывавшихся аппаратов.

     Поплакав, барышня вдруг вздрогнула, истерически крикнула:

     — Вот опять! — и неожиданно запела дрожащим сопрано:

 
       Славное море священный Байкал...

 
     Курьер,  показавшийся  на лестнице, погрозил кому-то  кулаком  и  запел вместе с барышней незвучным, тусклым баритоном:

 
         Славен корабль, омулевая бочка!..


     К голосу курьера присоединились дальние голоса, хор начал разрастаться, и, наконец, песня загремела во  всех углах филиала. В ближайшей комнате N 6, где  помещался счетно-проверочный отдел, особенно выделялась чья-то мощная с хрипотцой   октава.  Аккомпанировал  хору   усиливающийся  треск  телефонных аппаратов.


         Гей, БАРГУЗИН... пошевеливай вал!.. —


орал курьер на лестнице.

     Слезы  текли по лицу  девицы, она пыталась  стиснуть зубы,  но  рот  ее раскрывался сам собою, и она пела на октаву выше курьера:

 
         Молодцу быть недалечко!

 
     Поражало безмолвных  посетителей филиала то, что хористы, рассеянные  в разных местах, пели очень складно, как будто весь хор стоял, не спуская глаз с невидимого дирижера.

     Прохожие  в Ваганьковском  останавливались у  решетки двора,  удивляясь веселью, царящему в филиале.

     Как  только  первый  куплет  пришел  к  концу, пение  стихло  внезапно, опять-таки как бы  по жезлу дирижера. Курьер  тихо выругался и скрылся.  Тут открылись парадные двери, и в них появился гражданин в летнем пальто, из-под которого торчали полы белого халата, а с ним милиционер.

     — Примите меры, доктор, умоляю, — истерически крикнула девица.

     На  лестницу  выбежал  секретарь филиала и,  видимо, сгорая от  стыда и смущения, заговорил, заикаясь:

     — Видите ли,  доктор,  у нас случай массового какого-то гипноза... Так вот, необходимо...  — он  не докончил фразы, стал давиться словами  и вдруг запел тенором:

 
         Шилка и Нерчинск...


     — Дурак! — успела  выкрикнуть девица, но не объяснила, кого ругает, а вместо  этого  вывела  насильственную  руладу  и  сама  запела про  Шилку  и Нерчинск.

     —  Держите  себя  в  руках! Перестаньте петь!  —  обратился доктор  к секретарю".