Разум – жестко чертит словами
Расписывая, по своим правилам, мир…
СОЛо нА воДяНых БаРАБанАХ.
илИ: ПУзырИ умА.
***
Внимание! Перед нами наблюдатель!
Сейчас он мир опишет так,
как следует и должно.
Единственный и зоркий надзиратель,
А мы его поддержим, так старательно,
Поддакивая построеньям скользким,
Словом липким. Ложным.
***
Лишенный базы разум – ходит ходуном,
Болтается, как зуб гнилой, во рту.
Черпает ситом слов, идей, сопливых, суету
Понятий жадно рвет сухую паутину.
***
На мир лишь раз взглянув, глаза заткнули мозг,
С тех пор не вижу ни черта!
Вибрирует, колышется подобий зыбкий мост,
Мне из объема выделяется черта.
Раз-ум
Ум – разделен, раздвоен словом –
Так появился "раз-ум"
Мелькает жуткий, как раздвоенный язык змеи.
Мыслитель
Зад-умчив ум, шевелится с трудом
Выдавливая мысль по чуть-чуть.
Идея сыпется:
За словом – мягко шлёпается слово
И оседает смысла муть.
***
Очарованные знанием – слепы и жадны:
Не ожидая ни подвоха, ни удара,
Лопаются, рвутся в столкновениях,
Такие слабые, как тигр бумажный.
И пожизненно – горюют, слившись с даром.
***
Мир: плоский, монотонный... Быть не может!
А где борьба? Где знанье тайное?
Как раздражает пустота и тишина – корежит.
Как мучают нас совпадения случайные.
***
Полезное – красиво. Вот бы так…
Но горечью травы ответы входят в тело.
Удобство – разрушает. Истины – мертвы.
Преодоление и боль – работы ход умелый.
***
Мир монотонен вдоль и поперек,
А мы – непостижимо сложны!
Мы: понимание, эмоции, мышления поток...
Смешно, забавно, невозможно.
***
Подобна внешность, ритм, такты:
По одному аршину, видно, меряли…
Эмоции, реакции – по факту.
Мы, мира – проявлений серии.
***
Наважденье размышлений,
Слов непрерывное движение:
Какая сила убеждения!
Спокойствие от утешений.
***
Нетерпеливо барабанят, букв кривые пальцы
По твердому мысли панцирю
То хвост она кажет, то хитрую харю,
То, снова, ловко,
в жесткий кожух смысла прячется.
***
Пожизненно ум ходит в дураках:
То ритм, ему подсунет Мир, то время
Слоится, бедный, словом рассыпаясь впопыхах,
Пытаясь Сущее постичь – назойлив так
Пытаясь знать – в себе, до глубины, уверен.
***
Как просто на абстрактное запасть:
Мир объяснить понятием крученым,
Кропать и думать, обретая власть…
Над Сущим. Обозвав себя – ученым.
***
Хирург-понимание, лишь на мгновение задумался о своей правоте, по-быстрому прикинул все те неудобства, которые могут возникнуть, если оставить непонят-ное, как оно есть и, кивнув, решительно искалечил распростертое перед ним чу-до. Приводя необычное, в соответствие с готовой системой – придавал, ему, знакомую для себя форму, лихо отделяя всё то, что оказывалось сейчас лишним.
***
Сколько пророчеств проскользнули в холостую,
Никто по-прежнему провидящим не верит.
И лишь философы: слова и так и сяк смакуют…
Размазав законы по мира засохшей палитре
На пальцах, почётно, считают чужие потери.
***
Беспробудное пьянство
надежды бессмысленной,
Бесконечный веры запой,
Краткая радость случайного избавления от боли,
И первых действий тяжкое похмелье.
***
Пытаясь, побыстрее, неприятность протолкнуть
торопим время.
Желая миг потери оттянуть –
скулим и верим.
Задерживая бешенную гонку лет –
горюем ожидая.
Растягивая радости короткие признания –
от скуки воем…
За мгновенье – к постоянству привыкая.
***
***
Подправить Сущее – достойная задача!
Неверное – подметить. Как надо изменив.
Брыкается понятий стреноженная кляча,
Опять в ловушку мира угодив.
***
Приходится следовать стилю
Мысли полет нарушая.
Ломается море под килем:
Гремящее судно-бадью,
коптящее ж-жирно, н-натужно…
Играя – вперед пропуская.
***
Наглухо и, похоже, что пожизненно запертый в нужнике слов, ум тужился, пыта-ясь выдавить из себя на-гора очередное, истинное понимание происходящего. В его представлениях получалось, что: «Мир – неторопливо вышагивал через пус-тоту и ветхие порты пространства то натягивались на острых коленках, то жалко морщились на тощем заду». Объяснение получалось так себе… Но другого пока не было и приходилось признавать за правоту то понимание, что сейчас бес-форменной кучей покоилось перед ним и уже начинало здорово смердеть.
***
Нет необычного вокруг:
Привычно-неподвижное,
Привычное движение,
Смещение – как всегда,
Понятное вращение…
И замыкается словами круг.
***
На чем теория застрянет безупречная,
То, с маху, практика пройдет.
Не глядя.
Сминая установки вечные,
На невозможность и забитые понятия.
***
Какое там: «Ищите смысл между строк»!
Толсты и плотны нити слов
Упруги букв волокна и ложатся – густо,
Такими ровными рядами покрывая, слой за слоем,
Огромные катушки размышления.
Что с жужжанием мощным –
Вращаются давно и непрерывно…
Нет места здесь уже для мысли:
Она болтается между волокон, ниток и витков,
Вокруг бандур, так закрепленных жестко.
И места много ей всегда,
Хоть велика безмерно…
***
Прохладные, плотные, яркие, гладкие
слов конверты
Разложены ловко:
они с секретом
В них – мысль: теплая, зыбкая, легкая, бледная…
Откроешь – пусто
Лишь дрожь победная…
***
Философа движения по утру - легки
Он ищет "право середины"
И подцепив красивых слов ножом
Словив словами ритм
Сдирает с мысли смысла кожуру
Сорит идеями вокруг
и брызжет соком прежней формы
Мимо.
***
Тяжесть безмолвия.
Пустота разговора.
Жар стыда.
И ярости холод.
***
Капли внимания,
Куча сомнений,
Озноб пониманья
И слабость пустая от множества мнений.
***
Расписанные золотом понятия –
Сверкают ослепляя.
***
Длинною в жизнь незаконченная сцена
И времени не меряна цена
Повремени!
Дорогой длинною
По времени пройдись
Беззвучно.
За продавленною сценой.
***
"Ожидания легкие путы.
"Плюнь, ты! Пережди. Они и развалятся!"
"Как же... Жди...
Они – липкие, путанные
Жирно тянутся через время и мир
Воздух собой заслоняя".
***
Вся жизнь – в документах,
В медленных, долгих моментах,
В цифрах меченных, быстрых,
Да фактах: встречных, кислых.
***
Непривычная какая-то вдруг резкость
Во времени древнем, увязших событий?...
Послед
До мысли последней,
Всё, что было "до": всё – до-мыслы.
Пойди, домысли первый её рывок,
До конца.
Ан, нет – все усилия твои попусту…
Не до мысли тебе было, видно: всё пусто
Не густа идейка-то была,
А грустно...
Начинал хорошо:
Как ягоды сочные, символы грузные,
Легко рвал с куста: красиво, здорово!
С хрустом!
***
Линяют штампы и бледнеют печати,
Размываются границы и расплываются допуски.
Слеплены вместе противоположности
И спечатаны звонко значения:
не различишь швов
Сталкиваются символы
и криво сходятся параллели.
***
Стаскивалось форма. Все цеплялась за край, пытаясь сдернуть, с непрерывно ус-кользающего бытия, пелену его звенящей, давящей пустоты. Сжатое в бессиль-ных пальцах покрывало – слоилось и расползалось на нити, оставляя смутное ощущение собственной правоты, но бесполезности любого выражения…
***
В смазке новых событий –
стало мягче трение прошлого.
Ожиданием сдавленный, –
выпячивается через дыры логики,
Заложенный в действиях смысл.
***
Дом, неподвижно на краю стоящий – смещается с планетой вместе. И проходя за сутки тыщи километров вкруг солнца – тонет в бесконечности. Чтобы начать отсчет пути – всего-то надо: точку выбрать. Начала – нет и, неподвижен дом. Для нас – планета замерла на месте.
***
Лишь между равными динамика возможна.
Отличье – только крайнее заметно.
Противоречие – неразрешимо, сложно.
Бессильно слово.
Понимание – безответно.
***
На мир, лишь раз взглянув,
Глаза заткнули мозг,
Чтоб пониманьем знанье ограничить,
Но он единственный до мира мост
И помогает нам себя не обезличить.
***
Как странно: похоже, что органы чувств –
Скорее защищают от напора мира.
Заткнули восприятие, словно пробки,
Не позволяя замечать все то, что есть.
За это – дав возможность жить спокойно.
***
Ложь,
Что выученное твое – является знанием
Что ж…
Уповаешь ты слепо на правильное понимание
Вперед,
Тебя двинет лишь злость, страх и сомнение.
Лишь противостояние вечное
Позволит изучить
глубину прежнего мнения.
***
Мы слышим тишину, как бесконечный звук,
Но долгой ноты – так и не узнаем.
Покой нам – бесконечное начало для движения
и тишина, если продлится долго, –
начнет звучать.
Или, просто: мы начинаем замечать все, что бесполезно было прежде. Так силь-но занятые тем, что шибко нужно нам сейчас.
***
Звучит красиво: "Все изменить и обрести Себя "
Никто ж не говорит, что это означает:
«Всего лишиться из того, что было прежде»...
***
Кто неспособен двигаться иначе,
Чем попривык за время жизни,
О переменах, с удовольствием, судачит:
В желаньях, ощущеньях, мыслях...
***
Философ давит на педали слов,
Вращая ось понятий неумело.
Устал. Дыханье сбилось. Вонь.
Как жаль, что лишь на тренажере он.
Спешит, круж-жит, жуж-ж-жит, чудак,
на месте стоя…
И каждый миг, по времени, проигрывает делу.
***
Раздроблено знанье дубиною слов:
Теперь, повсюду на листе, валяются куски от смысла. Имеют форму букв…
***
Вне описания мир – замер ожидая
Его, освободив, - тотчас назначили движение.
Теперь несутся, сталкиваясь, прения
Не до него вдруг стало. Цель – другая.
***
Зазубрен твердо незнакомый текст
От корки и до корки.
Всю мякоть выел ученик
Гранит* не тронув знаний
Себя хранит, и не гранит**:
он гладок, сыт, и знание не имеет граней
И за границы текста – ни ногой
В момент устанет…
Так и торчат зазубренные символы
В безмерных кучах на потом оставленные
*Гранит: 1) камень 2) гранить, огранка
Гранит** (глагол настоящего времени): то есть «он наносит грани на себя самого, стесывая «лишнее»»)
***
Нить идеи – перегружена словами:
И рвется запросто она…
Уже на первой букве…
***
На тонкой коже размышлений
Набиты плотные мозоли слов.
Плевать на все!
Иди, не замечая ничего,
По раскаленным углям бытия.
***
Деревянным ртом, да дубовым умом, своим
Скрипит тяжело: вещает истину другим.
Напряженно.
Мысли жестки его, как дерево высохшее
Суконный язык до земли отвис…
Трется по смыслу: сухой, шершавый…
***
...Какая сила утешения
Спокойствие от утверждений*
*Утверждать: укоренять, закреплять, твердеть, ставить твердо, сращивание, укре-плять стык, прекращать динамику между элементами, остановить перемены (ут-верждение того или иного факта - отменяет любое его обсуждение и вопросы типа: "А почему так"? «А вот так! И всё тут!»
***
Старым пнём,
с корнями сильными, в землю воткнутым
Прежним днем с решениями прибыльными.
"А, вот вам!"
Утверждения,
перекошенные нынче событиями новыми:
корчатся, удержаться стараясь,
Удирают, сигналя в прошлое
Слова, да, объяснения новые
на ходу из памяти выдирая
Вон летят!
" Резче! На выход, прежние»!
Голосят те в ответ: " Совести нет совсем!
В очередь сукины дети! Бережнее!"
Царапаются за жизнь,
древность свою сеткой раскинув широко.
Мол: "Стоять! Мы здесь правильные,
а потому - вечные"!
Чего цапаются?
«Черным фиником»* незыблемости, в лоб,
Изначально отмеченные.
* кит. «Съесть черный финик»: получить пулю в лоб.
***
«Как четко обоснован твой отказ от практики!
Причины важны и конкретны.
Все знакомые.
Подбираются симптомы, фактики
И слова…
Особенно ценные».
***
Мерно движется времени диск
Аккуратно подставляется под него
Тупое лезвие размышлений.
Искры слов летят…
Понимание оттачивается…
***
Когда приходит мысль – нельзя мешать.
Замри.
Она – лишь морок, наваждение.
А чуть задержишься –
Сорвется с букв. Уйдет. Оставив ждать.
Царапать, суетливо, лист,
И вспоминать ее покой, чрез слов движение.
***
Расправляются тяжелые складки теней
Вынимается из небытия чужого
Образ новый…
Холодный.
***
Вечность, с пре-ве-ли-ким любопытством,
Рассматривает Мир на просвет времени.
***
По оттенкам,
По тонким прописям
Пробивается образ Вселенной
Негаданный…
Отражаясь на звонкой мышления поверхности
Переходит неспешно в другие режимы
Ободранный заживо…
Раскрывает понятий тугие зажимы
Разбивается четко словами заветными
Став навсегда недвижимым.
***
Зигзагом рваным, да ломанным
Вперед мысль толкается,
Неровно-нервно движется.
Вихляя в ямах пауз – нежно поворачивается
По верной кривой своей –
Прямую превосходит
заготовленную для него прежде
И перед вечным, ты гляди!
Кривляется! Дурачится!
***
Налипает, замирая, Внешнее
Натыкаясь на тени уловок привычных.
***
В нарушение перспективы –
Раскрываются времени створки,
Ломаются слабые слов подпорки,
Расширяется образ активно:
Скатываясь вверх на горки
На поля выезжает идея.
Жесткость
Костенея от собственного напряжения,
Слова (всё те же, что и прежде были) -
Замерли теперь по краям потока мысли
Безмолвного. Стремительного.
Границы зыбкие,
Такие далекие…
Не по силам на себя ношу взвалили
Ерзают в тайной надежде
Бесконечное смерить по-своему!
С коротким, да кратким –
На огромное-долгое смело бросаются!
Легким и быстрым –
тяжелое-медленное проверяют,
Перевешивают* Вселенную заново,
Гирьки разума туда-сюда двигая весело.
Маются, маются –
Все по-прежнему…
Качает их Вечность бережно,
Вдоль берегов расставляет
На безопасном расстоянии от непостижимого…
* Перевешивать: 1.взвешивать заново, проверяя прежние результаты 2. быть тя-желее(например: оно перевешивает другое. Как в прямом, так и в переносном смысле)
***
Изломаны строки окончаниями не в рифму,
Разогнуты верные ритмы стиха.
Стихии, сорвавшись с цепей –
в клочья рвут парадигму
Закрутят, подсушат сейчас,
старых правил кривые бока.
***
Зубы слов: ровные такие! Крепкие!
Мерно челюсть суждений качается.
Болтовни – полный рот
Долго-долго уже…
Рассуждение – смысл грызет
Мило разуму сплюнув под стол
Фраз роскошных пустые объедки.
***
Борона слов, да копыта основ
Роют смысл, ворошат, перемешивают
Давят грязь под дождем…
Долго речи красивые, ровно так, - льем.
Уставши, без меры, -
глядим на слепые работы поля:
Чернота. Пустота.
Все одно…
День за днем
И беспомощно головы свешиваем
Куб восприятия
Долго двигался. Был усерден. Вот, наконец-то дошел до мира… да, и уперся крепко в него напряженными парусами плоскостей. Дальше пути нет. Потёрся границами о неизведанное – щёкотно… Страшно… Но в чем-то даже и привычно. А что дальше ждет – непонятно. Одно слово: предел.
…Под внешним давлением стресса, прежние грани куба все же не устояли и на-чали прогибаться. Форма его искажалась, но заданное число граней, пока – оста-валось прежним. Плоскости сначала, вроде, как бы проминались, но потом сразу же восстанавливались, подчиняясь внутренней, распирающей силе привычных реакций. Они, пока еще, пусть недолго, но могли как-то сохраняться в новых, невозможных прежде условиях...
Время шло. Шло, как обычно. Но сила неожиданного воздействия от этого, не то что не слабела, скорее наоборот – непрерывно усиливалась. Она терпеливо и ритмично скребла по их черствым от времени ожидания граням и, легко просту-кивая тонкими пальцами мгновений – настойчиво выискивала слабые точки на доступной сейчас поверхности.
Нащупав – тут же начинала беспокойно бить. Бить прямо в них. И вот, в ответ на эти неожиданные, быстрые атаки – прежние грани куба, случалось что и не вы-держивали. Теряя форму – они начинали медленно расползаться тугой сеткой неглубоких трещин,
а потом – и вовсе безвольно раскрывались, пуская внешнее пространство внутрь, в самое сердце, прежде так надежно защищенного объема.
Мир торопливо просовывался внутрь своими слепыми потоками, сотрясаясь от долгого ожидания – лез все глубже в снова и снова открывавшиеся перед ним полости. Он спешил, выкручиваясь и высыхая от необычных для себя усилий. Цепляясь за тонкие грани – мягко налипал на них изнутри… но уже следующим усилием властно выворачивал потаенные поверхности наизнанку жадно рас-сматривая накопленные на их блестящей поверхности отражения. Всё внутрен-нее (знакомое и привычное до мелочей) – становилось теперь внешним (дале-ким и недоступным).
А неведомое доселе (пугающее и отталкивающее, даже в мимолетных представлениях о нем) – открывалось, на поверку оказываясь те-перь таким привычным и естественным.
Да, что там! Просто родным!
Куб раскрывался и, расходясь по швам – рвался по всем прежним направлениям. На сохранившихся пока стыках – раскручивался и растягивался, обращая наружу матовые, скрытые по жизни грани.
Внешнее – уходило внутрь и человек теперь мог свободно наблюдать то, чего никогда не видел прежде.
Он заглядывал за зеркало, впервые в жизни сталкиваясь с теми образами, кото-рые так долго колотились в нее с той стороны. Куце скапливались на плоской бледной поверхности они при первой же возможности тяжело пролезали на привычно-глянцевую и там уже, коротко мелькая между знакомыми глазу пло-скими отражениями – теперь полноценно заявляли о себе придавая зеркально перевернутым формам смысл их далекого источника…
***
Заливается шипящей массой времени
Форма готовая…
***
Не по времени, сила кружась пошла
Не по праву удар, но в потоке.
Разлетаясь, - прорвали смысл слова
И решения были жестоки
***
Ребра жесткости
Да не в плоскости
Не держат они теперь уже
здание тела дрожащего
Отупевшего тяжело, в слепой своей ярости
Пылью слов и понятий,
по-дурному, рассыпающегося
Арматурой тяжелой вылезают они наружу
Накреняясь – торчат в стороны витыми копьями
Повысовывались усилия скрытые, тайные…
«Что ж, давай, парень, жги!
Рви на танки!
Шашки наголо!
На ежа голым задом – смелей, давай, прыгай!
Дави! Пробуй!
Прокалывай к чертям свою злобу давнюю.
Может, и выйдет пар!
И придет наконец-таки конец, гнилому твоему,
Пустому насквозь апломбу»!
Да…
Такая, вот, крепкая, времени первая проба…
Памяти и сожалений, пожалуй,
Потом хватит тебе до гроба.
***
Страха и мужества - поровну
Время, вдруг, силу дернуло в сторону
Память от ужаса вздрогнула,
Отношение прежнее с места стронула…
Видно, тряхнуло здорово.
***
Не терпящий движений – скор в словах
Его сомнения – точны,
Суждения – гладки
При этом, правда, он – горбат…
И запах тела гадкий.
Страда и страдалец, или: уборочная пора
Время пришло. Еще чуть-чуть и – поздно.
Уже заколосились, разукрашенные правильными словами, поля идеи. Распуши-лись мягко колосья нужных символов. Надулись от важности зерна понятий, ед-ва удерживаясь в своей тяжести пустыми чешуйками определений и всегда го-товые вывалиться в жирную, но бестолково-огромную почву времени. Надо спешить. Вытаскивать залежавшиеся инструменты сбора смысла и вперед!
..Творил с родным языком, что хотел: выворачивал контекстом прежний смысл и раскалывал на образы слова, достигая в междометиях и причитаниях таинст-венной глубины знакомых до хрипоты значений. Раскалял буквы и приставки так, что они легко прожигали готовую форму, проваливаясь золотым дождем межстрочных промежутков.
Клыкастые рты толкований – чавкали, выедая и смачно сплевывая все, что счи-тали лишним, муторно оставляя в своем теплом брюхе самое важное – перво-бытное состояние сытости словом.
Все было не так. И, ни слов, ни понятий, ни правил, ни символов – уже, катаст-рофически, не хватало. Приходилось идти поперек. Слова – трещали от непо-мерного груза возложенной на них ответственности за правильность передачи нужного смысла.
Фразы – они стонали от невозможности неожиданных оборотов (их мутило от постоянного переворачивания). Сброшенные с пьедестала правила – теперь кряхтели и корчились на твердых камнях значений. Только некоторые из них – лишь изредка поднимали умную голову и смешно шамкая, выкрикивая свою древнюю, как само время, истину. Но их никто уже не замечал: старым и непод-вижным, приходилось против всякой дрессированной столетиями воли, – под-чиняться новому.
Язык - страдал. Цеплялся за остатки прежней формы, безутешно ныл, наблюдая за тем, как знакомое рушилось и совершенно бесцеремонно сбрасывалось за не-надобностью только из-за того, что оно, видите ли, исключительно в силу сво-ей правильности, не могло выразить то, что от него требовали!
Слова – крепились недолго, да и вот, пожалуйста, – сочно лопались, прорываясь удушающими пузырями скрытых временем прежних значений. Связи слабели и готовые для записи буквы – мягко разъезжались. Предложения – перемешива-лись, а строчки – те и вовсе соскальзывали со своих крепко насиженных мест, со всего маху выезжая на бледные поля. Потом, какое-то время они еще ползли дальше и, срываясь, наконец, со страницы вообще, повисали длинными черны-ми соплями, бессильно пропуская на свое место все то, что так хотелось ска-зать, но прежде удавалось лишь подумать.
Лист теперь вычистился. Стал белым-белым… Или, скорее, - сплошь черным от плотно набившихся в него, перекошенных и разорванных в спешке слов…
Поле собрано. Лысая земля не получила ничего. И лишь вальяжно теперь воро-чала камни скрытых мотивов, прозрачно намекая из густого навоза, что: где-то там, она хранит новые зерна и, может быть, отвалит от щедрот, когда придет время, новое золотое пространство, снова требовательно призвав тебя работать…
Тело мира
Галактики – были костями его огромного скелета. Различных форм и размеров, плотно стянутые сухожилиями полей и гладко переплетенные мышцами про-странства – они терпеливо держали его на себе, предлагая свою степень свобо-ды движений. И он искал. Большое тело мира непрерывно искажалось, вовлекая в создаваемые напряжения все свои области. Внутренние миры сходились, га-лактики разворачивались, планеты то опасно сближались, то разлетались в сто-роны, но все-таки он оставался неизменным.
Ерзали и перегибались, через назначенные Вечностью сроки, строгие структуры его глубоких вселенных: на еще теплых и мягких планетах непрерывно шли активные процессы построения ландшафта. Вздрагивали моря. Сталкиваясь и наползая друг на друга – заходились бесконечным воем материки, кроша и сми-ная свою, давно застывшую от времени основу. Сжимались и выламывались из породы вулканы, выплескивая из открывшейся глубины раскаленные каменные реки. Небо горело: осыпаясь пеплом до корней выжигало прежнюю жизнь, так давая начало новому циклу.
Процесс шел непрерывно. Застывшие суставы сис-тем, подчиняясь внешнему движению миров, - расходились, открывая зияющие пустоты и, заполнявшее их прежде пространство – растягивалось так, что готово было вот-вот лопнуть, отпустив их в неопределенность. Но начатое миллионы лет назад усилие – постепенно иссякало, рассеиваясь слишком долгим сроком события вселенского масштаба. Дойдя до предела, но так и преодолев его – они замирали. Пространство, в ответ их бездействию – сокращалось, сближая и стал-кивая друг с другом, ушедшие с привычных орбит миры. Каждый из них – снова занимал свое место и функция его, как и многих других – была назначена еще до момента появления.
Огромные глазницы туманностей служили областью прикрепления мышц про-странства. Крепко вплетены в облака пыли – они удерживали гибкий хрусталик времени, в постоянном напряжении.
Случалось, что планеты сходились и тогда, натянутые между ними паруса про-странства,- бессильно провисали: кривизна хрусталика возрастала и наблюда-тель мог созерцать лишь недалекое будущее.
Всё, что было чуть дальше, чем позволяла сфокусировать гибкая, живая линза времени – расплывалось, теряя очертания и свойства: вроде и есть «что», а вроде и непонятно, «что именно».
Потом планеты неожиданно расходились. Пустые мышцы – вспухали, немного укорачивались и уплотнялись, пытаясь как-то сдержать их безудержное смещение. И теперь – хрусталик времени уплощался, заметно приближая будущее.
Это была иллюзия: ничего не менялось. Жидкий кристалл времени, застыв в не-определенности сроков и расстояний – играл с восприятием, придавая значение одному и лишая смысла все остальное. Луч внимания высвечивал в прошлом наблюдателя – эпизод, раскрашивая и приводя в движение те события, что уже давно стали личной историей, о которой следовало прочно забыть. И не важно, сколько времени прошло с того момента: настойчивое желание не думать о плохом заталкивала разлагавшуюся ткань ситуации в глубины тела. Но ни за-пах, ни то состояние, которое она расточала вокруг себя – уже не могли изме-ниться силы отказа.
Созерцающий, в своем первом опыте, тащил из омута памяти, что полегче. На-слаждаясь первой победой, он придирчиво рассматривал и мусолил, перекаты-вая между словами, мякиш прежнего сюжета, который теперь казался ему опре-деляющим. Все шло хорошо. Опыт рос: взамен первого страха и неопределен-ности – приходил интерес. Пересмотр был длительным, многократным. Про-шлое – становилось все более вещественным, «узким» и, уже – мало чем отли-чалось от настоящего: они были равны по интенсивности, значимости и плотно-сти протекающим событий.
Ставшие одинаково четкими и последовательными, события прошлого, теперь – легко покорялись намерению человека созерцать их.
Открываясь в мелочах обстановки и прежних эмоциях – ситуации обретали силу вещества. Люди из прошлого – оживали и, взамен своему плоскому, неподвиж-ному образу – обретали внешность, речь, движения и даже запах.
Но в самом процессе уже был заложен провал: чем больше событий было пере-смотрено, тем активнее шел отказ от желания взглянуть на основное. Самое тя-желое – искусно отрицалось, прикрываясь искренним желанием созерцать и по-нимать другое тяжелое… тяжелое, но не настолько.
Дальше – следовала провокация.
Подчиняясь ей – глубины памяти, против своей дрессированной словами воли, - начинали тяжело бродить. Прошлое вскипало, отрывая со дна слежавшиеся кус-ки воспоминаний, которые, теперь всплывали, взрываясь удушливыми пузыря-ми на поверхности настоящего, так вызывая в нем точное ощущение прежних эмоций. Прошлое, давно и прочно забытое, скованное отрицанием, да придав-ленное пониманием своей опасности – выворачивалось, открыто демонстрируя всем желающим, свое слежавшееся и опревшее от длительной неподвижности нутро.
Это был удар, который необходимо было выдержать.
И выбора не было. Не спасало ни понимание важности момента, ни выраженное в дёрганом повторении, уже давно лишившихся всякого смысла фраз, попытка сохранить спокойствие, Прошлое било фонтаном. Области тела, годами копив-шие напряжения – конвульсивно сокращались, пытаясь увернуться от беспри-страстного взгляда, неизбежно выталкивая наружу гниющие пласты страданий. Тело корчилось, подчиняясь давлению памяти, раскрывалось и освобождалось от таких привычных и уже ставших родными запретов. Все менялось, но облег-чения не было.
Ничего не происходило: элементы менялись местами и система, по-прежнему – оставалась устойчиво-нерушимой. Разум теперь – судорожно искал объяснение происходящему, торопливо избавляясь привычным потоком, теперь уже ничего уже не значащих слов, от прежде наложенных ограничений. Процесс шел сам по себе и подходил к концу. Прошлое иссякало. Став настоящим – оно обрело форму и тоже подлежало безжалостному пересмотру, лишившись удушливо-дубовой тяжести, набитого в него времени привычного забытья.
Битва
…Мир боролся: его большое тело напрягалось, выдерживая пустые, невыносимо мягкие удары Вечности. Бескрайние области – сжимались, становились плотны-ми и непроницаемыми (конечно при этом они, всё по-прежнему, виделись как непостижимых размеров пустоты, но созданное ими напряжение было так вели-ко, что они действительно – становились непроходимы для любого вида веще-ства).
Эмоции были ему неизвестны и, вечно пустое, оно реагировало на собы-тия так, как умело: конвульсивно сокращались его скелетные мышцы, приводя в движение быстро слабеющие конечности, менялось дыхание и, вонючим потом выстреливала, очищаясь от грязи, кожа.
Это не было привычным движением и скорее напоминало судорогу, которая, проникая в самую глубину – передавалась на мускулатуру его органов и сосудов. Они послушно сжимались… да так и оставались плотными. На века. Так и не по-лучив встречной благодарной команды расслабления.
…А человеку было сейчас не до себя и его тело, брошенное на произвол времени – боролось в одиночестве. Переводя незнакомые состояния, в мышечный тонус, оно пыталось сериями беспорядочных движений пережечь катастрофический для себя выброс адреналина. Состояние – все длилось, жестко записываясь в цикличной структуре молекул.
Подчиняясь неуклонному посылу самоуничтожения, ткани тела начинали изме-няться, принимая новую для себя форму: невыгодную и даже опасную, но все же более приспособленную к внезапно возникшему состоянию.
Шла перестройка: тело решало свои проблемы. Решало так, как умело: через разрушение. Волны спазмов расползались по всему телу и, чем отдаленнее была назначенная для них область от командующего процессами, чем сильнее отзывался участок тела на новое воздействие, тем активнее и поэтому необратимее шли в нем процессы приспособительных искажений. Тело перетягивалось канатами внутренних на-пряжений – так, перекраиваясь заново.
Менялась конституция, искажался стиль привычных движений, распадались ритм и сила дыхания. Понемногу пристраиваясь к ситуации, тело находило в новом – свое, а чуть позже и вообще принимало это состояние. Полностью пропитываясь им, молчаливо соглашалось с тем, что данная схема сейчас явля-ется более выгодной, чем прежняя. Изначальная эмоция стиралась временем, но то направление, которое она породила – продолжало жить и развиваться. Любое мимолетное воспоминание о прошлом, с готовностью и прежней силой отзыва-лось в бережно хранящей его области.
Случайно повторенное движение или подмеченная манера – били в доступные сейчас органы, так долго потом не позволяя обрести равновесие. Перекошенное и ослабленное, теперь оно отражало своими напряжениями все события про-шлого.
Любое касание к нему – вызывало к новой жизни, так глубоко и надежно запрятанные страхи.
Человек боролся с этим, как учили: он не думал о плохом, старательно выдер-гивая любые возможные вехи, которые случайно попадались на пути его пере-смотра. Но все происходило наоборот: прошлое – каменело неторопливо погру-жаясь в жуткую тишину внутренних напряжений.
Случайно натыкаясь на похожие черты – человек давился стоном, совершая очередное, мучительное и, уже мало чем помогавшее, усилие запрета.
Тело реагировало: дубово сжималось в той области, что была однажды назначе-на тисками для этого периода памяти и вот, уже который день или год, удержи-вала бесконечное распирающее давление прошлых эмоций. Но: нет ничего веч-ного. И натяжение, казавшееся нескончаемым, – постепенно перегорало и мед-ленно отмирало, рассыпаясь прахом прежних тревог.
На месте, так долго сжи-мавшейся и теперь отсыхающей ткани, - появлялся жесткий рубец. Прежней ре-акции, теперь – не было. Не было вовсе.
Память о прошлом – наконец-то потеряла форму. Навсегда оставив вместо себя тяжесть, она жестко сковала тело, широко перетянув его поясом мертвой ткани…
***
Вымаран, из безмолвия небосвода,
Образ звезды сверхновой
Густо заляпан.
Впечатан твердо.
Прервана, так легко, свобода далёкой!
Жестко встречена и утяжелена пожизненно
Красавица недоступная
Буквенно-цифровым кодом
Плясовая
Схлестнулся мир с временем
Мягко.
Стенка на стенку,
Сила на силу.
Щепки летят во все стороны
Битва крепкая
Сиди. Смотри. Жди.
«Куды ж ты, с рассуждениями, ми-и-и-лай»!
Чистюля
Придирчива пустота к чистоте и, торопливо стряхивая пятно света со своего тела, – по-прежнему остается неизменной…
***
Такое мерное движение миров,
Стремительно смещение галактик…
Архисмелый
С глубокой занозой идеи в заду,
Бесстрастный и мудрый у всех на виду –
Плещется древний мудрец,
В корыте космоса, каменном,
Толкает пальцем ноги рычаги полей силовых.
Хохочет счастливо открытию!
Спихивая планеты с путей привычных
А они и валятся!
Веселится, огромный, ворочает миром!
Походя!
Брызжет слюной, раскаленной, звезд
Да в философов книжных, замороченных!
***
Какофония чудес!
Смысла беспорядок!
Ритма взбалмошный замес
Поперек стандартных грядок!
***
Вместо музыки – для него было ветра движение.
Обтирается он, пустой, о камни цепко,
Сдвигает воду, мягко, дыханием,
Встряхивает легкими пальцами трав
Щелкает редко орехом созревшим
Ядро теплое в землю роняя
Качает облаками
Напоминая о себе в тишине.
По телу
Потеем
Из себя выдавливая мир наружу.
Он течет по телу
Каплями серыми.
***
Вязнет взгляд в тексте новом,
Запутывается внимание в понятиях ровных,
Петляет мысль покорно между строк,
Уплывает безмолвно фантазия
В потоке идей чужих…
***
Что главное?
Глупость, правильно зарифмовать:
Голодным сидеть на званном пиру,
Решая: что скажут люди?
Или же то, что хотел – сказать
Громко чавкая – лопать,
хлеб криво ломая на блюде…
***
Он был настойчив и терпеливо выискивал в развалившейся перед ним пустоте – своё.
Мягкий луч внимания – липко поглощался теплой трясиной бесформенно-сти, которая конечно же не давала быстрого ответа, но с видимым удовольстви-ем пожирала новый подарок. Он искал.
Его тема была Там. Чахлый цветок, еще не оформленный и бледный, пока лишь тонким ароматом поиска мог напоми-нать о себе.
Он шел напролом: терпеливо переваливаясь через кочки ценных советов и пе-реползая черные дыры первой неопределенности, с головой накрываясь ритма-ми и тяжело захлебываясь бессмысленностью привычного многообразия. Искал. И не находил. Но тема уже была. Он слышал. Упираясь разъезжающимися в пус-тоте словами – он находил свое место и аккуратно разлегшись на тощем пузе усердия – начинал подтачивать липкие корни тишины, освобождая от тяжести покоя первый ответ.
Ышытрёвереп
Самая острая игла – оказывается круглой,
Если ее увидеть в увеличении.
На лезвии,
легко рассекающем упавший на него волос, Поперек умещаются ряды молекул.
Одно мгновение – переворачивает жизнь
И стоит многих лет борьбы.
Бесконечный квадрат – не имеет углов.
Расходится кругами спираль и, спрямляясь, -
Теряет очертания…
Два-три мазка
и, картина испорчена безвозвратно.
Два-три слова и, закончена фраза.
…Расцветает вспышками молний небо,
Прежде затянутое тусклой пеленой туч.
…Скребет руками по земле безногий –
спеша куда-то...
…Смрад и вонь такие,
что сейчас вывернет наизнанку.
Изысканны и точны жесты глухонемых.
Слух острый и
высокая чувствительность слепых.
Лишенный запахов – внимателен к словам.
Обделенный вкусами – смотрит пристально.
Как много говорит тот,
кто неспособен действовать…
Глохнет, долго смотрящий вдаль.
Теряется вкус и обостряется слух
У тревожно ожидающего.
Испуганный – движется коротко и быстро
на слабых ногах, дрожащих.
Немеет зрение,
устав смотреть изо дня в день
На одно и тоже.
Застывает перепонка
Утомленная непрерывными звуками.
Привычная еда – не будоражит вкус.
Касания – бессмысленно-привычны.
Мечтает о беге, безногий,
Слепой – ждет прозрения, хотя бы на миг,
Голодный – слюной истекает на корочку хлеба.
Ужасен смех слепого:
Он никогда не видел, как смеются другие.
Шлепает губами и хрипит в разговоре
глухонемой: он никогда не слышал себя.
Движения стариков скупые и неверны –
Им, уже, нет дела ни до чего.
День в темноте – обостряет зрение.
День тишины – позволит, потом,
лучше слышать.
День молчания – и слова становятся точнее.
День голода – и у привычной пищи –
Появляется новый вкус.
Десять минут неподвижности –
меняют движения,
Легко освобождая уставшее тело
От накопленных прежде напряжений.
Лишенный запахов на час –
почувствует аромат воды.
Лишенный касаний на год –
заметит пылинку, упавшую на его плечо.
Кусок мягкой ткани –
Обретает в движении жесткость и плотность.
Краткое – владеет тем,
Что существует уже давно:
Быстро разрушая его за мгновение контакта.
Гибкие суставы – коченеют,
наполняясь временем.
Размеренные усилия – размягчают камни.
Всплывает ощущенье, пока не упрется в кору. Захватываясь зоной соответствия – рассеивается и очищается от лишнего. Отяжелев в процессе превращений – про-рывает тонкую пленку структур и, вываливаясь наружу – становится словом, ко-торое потом будет сплюнуто с языка.
«Под столом» или: "Страсти у пре-стола"
Медленный лидер. Бессменный фаворит, ослепший и оглохший с момента по-явления…
Засуетилось Начало. Забилось, заколотилось муторно, в наработанных ритмах, пытаясь выбрать одно направление из всех предоставленных… да и рвануло, вдруг, наобум! Зацепившись растрепанными волосьями за выгнутые ножки – за-ползло под перекошенный трон безмолвия и вот, уже оттуда, суматошно тыча корявыми конечностями – громко икнуло, издав громогласный финальный аккорд личного бестолкового поиска.
И, наконец-то, беспокойно уснуло. Тяжело ворочаясь, - оно, даже в омуте, вечного теперь сна – пыхтело, стонало и беско-нечно жадничало просчитывая возможные упущенные варианты.
Великий жест, безмерно запуганного и вымотанного душной свободой выбора ВР.И.О. «Ответственного за мир», был понят замершими внемлющими, как от-крывшийся ЗНАК отважного прозрения Нового пути.
Новый
Может, не нужно было быть настойчивым таким? И зачем только он так ныл и, полностью уверенный в себе, назойливо просил показать бытиё? Как хороши были прежде слова! Объяснения, вызубренные за годы чтения об этом – надеж-ны, как панцирь! И что ж? Теперь вот болтается здесь, прикрывшись малюсень-ким фиговым листком бесполезных понятий и, приплясывая от ужаса – слепо шарит мягкими извилинами в тишине, пытаясь защититься от невозможного хо-лода времени, последними обрывками заезженных систем.
Он беззащитен.
Мир медленно и непрерывно открывается перед ним зажёвывая в своих времен-ных шестернях последние крупицы оформленного смысла. Выворачивая наиз-нанку, вполне готовое к любым чужим ужимкам восприятие – он величественно вытряхивает из очередного любопытного, и последние силы, и весь его накоп-ленный опыт. Провал.
По всем направлениям – дыра.
Как холодно и пусто.
Как жарко и плотно.
Как «ВСЁ». И по-всякому
Где обещанное спокойствие и свет?
Есть лишь невозможное, всенаправленное движение пустоты, которое, в каждый свой миг, безлико противоречит любым надлежащим правилам. Единая без-молвная масса, вечно сдвигающая и пересекающая по всем направлениям,
САМА СЕБЯ.
...Вывернулся тяжелый дракон, глубоко ухватив себя за гибкий, колючий хвост. Проглотил старое, огромное тело у всех на виду. Одним махом! Исчез шикарно: ярко рассыпаясь перед случайными зрителями мягкими, разноцветными искра-ми. Долго сияя в небе – он лепил из случайных символов волшебные образы, терпеливо подталкивая удивленных к созданию новых легенд.
***
Ах, удивительно...
Да, что и говорить?
Ведь этакая мощь есть в них!
…А может это скудные, пустые мощи
Ведь, что бы слово, лишь одно
Нам объяснить попроще
К нему придется…
Да, с десяток всяких прочих прицепить,
Их цепко прилепить и закрепить пожестче,
Потом уже - все это дело застолбить
Высаживая, гордо так,
понятий расцветающие рощи
(...но это все так, к слову)
***
Упругие бледные чётки молекул
Перекатывает по листу биохимик
То так их закрутит, то этак
Ученый. Мальчишка. Циник.
***
Сила мысли
Ее любили думать, часто считали какой-то особенной и способной повлиять на привычный ход вещей. Когда все шло не так, как мечталось – тут же вспомина-ли о ней и пытались думать о хорошем, но конечно сразу забывали, активно включаясь в привычные механизмы преодоления, лениво пытаясь отыскать в них новые варианты.
Были и те кто, увлекшись ею – впадали в беспамятство полного бездействия и совершенно беспочвенно полагала, что: «раз они уже по-думали ее, то теперь она сама разберется о том: как сделать так, чтобы у них все стало хорошо».
Пересечение
В первой позиции – время
В свободной – открыто действие
Заплатишь достойную цену
За соответствие.
Из перенапряжений – в желание
Из натяжения перекрученного – в скорость
Жжение вздернутого состояния
Преодолеть расстояние
Не позволяет скованность.
В ритм извечный – закованный
Движением рваным – до тошноты набиваясь
Закипая от трения,
Выбухая из, мира раскрывшейся раны, -
Лечится.
Щедро сукровицей времени липкой
Заливаясь до краев.
Сохнет.
Покрываясь коркой колючей
Мокнет.
Под слоями туши тягучей
Воет в пустоту.
Надрываясь
Новый
Одиночка ушедший из стаи.
***
«Ну что ж, ты!
Ни жива и ни мертва!
Как кол! Как штырь! Заноза! Шило!
Давай же шевелись идея бледная!
Зараза!
Сбивайся в кучу поднимайся пеною!
Скобли и чисти строки и слова. Давай, за дело!
Что б задело
Что б так, как надо получилась фраза»!
Закрома Родины
Пространства гулкого – здесь непочатый край!
Ряды тугих мешков, коробок и пакетов
То – разума пустые закрома.
Ума – сума… и Дом Советов
В них тьма суждений верных, наблюдений
и пустых ответов.
Здесь полутьма...
Забиты двери плотно в стены
Приварены засовы. Ручек – нет.
Пудовые замки запретов.
И стражники…
Тупые лица монстров
"Рожна тебе какого надо здесь!?
Что ж прешь, ты, дурень, на рожон"!?
Ужель прижало?
Я? Ничего.
Я – так… впотьмах тут рыскал взглядом рядом.
Да и случайно к вам засунул жало.
Мне б по рядам бы...а? Пройтись.
В мешках поковырять...
Я просто рядом постою?
Нельзя? Ну что ж, тогда валю.
И за дом странный этот – задом, задом...
Лишь по ночам,
Когда ослепнут зоркие глаза угрюмых стражей
Когда значения не разглядят и зги
в безрадостной пурге
вспорхнувших вдруг понятий
Когда сойдется смысл
двух разрозненный явлений
Вот это будет взрыв!
Жаль, не увидим...мы того
Как враз разрушен будет смысл
Как в тишине словесной
выйдут тучи мягких крыс
Зубастых, быстрых, ерзающих ловко
Они – рвать, грызть начнут готовые мешки
Сны грудой – выпуская изнутри
И золотом рассыпятся из них
Искрящиеся образы и силы!
***
Долго терпит человек гнет памяти
Взрывается яростью
Рычит и воет
Закипает медленно,
Пузыри слов, вонючие – лопаются
Варится, варится
добросовестный вор из прошлого
В котле бесконечного ожидания лучшего…
***
За простоватой тяжеловесностью плоскости букв – скрывается неоднозначность объема слов. За выставленными напоказ фразами – кроются замкнутые про-странства подтекста. Выворачиваются ключевые знаки иероглифа подбираясь к, перевязанному крепкими суждениями, тайному смыслу... Бесконечно давая воз-можность всем желающим, удивленно раскрыв глаза, рассуждать о неправильно-сти подхода всех сопротивляющихся.
Мол, собственно это я и написал вот здесь. Ну, смотрите, смотрите ...
Да, смотрите же!
***
Раздвигаются ритмы, качается, проталкиваясь через время день. Липнут сроки и съезжают с мест привычных расписанные пределы.
Сказать красиво?
Тебе сказать красиво или правильно?
Красиво?
Да, раз плюнуть!
На, вот здесь читай.
скажи, шикарно-ж!!
Нет, ты глянь!
И в пух, и в перья слов горячих
Умело и роскошно разодеты строчки,
Понятия – классные! Сверкают и дрожат
От нетерпенья, друг на друга лезут мысли сложные
Фонтаном ярким бьют идеи в лоб!
Все бестолку
Опять слова, слова...
Пустые, гладкие скорлупки понимания
Из них, никто за суетой и не заметил как,
Уж в первый миг ушли простые мира замечания.
***
Натягиваются нити строк на основу листа
Снует мысль между строк
Переплетая их крепко
И рождается звук
Когда коснется, открывший книгу,
взглядом цепким своим
Слов привычных.
***
Слова, в бою истошном, вечном
Стояли насмерть – мысли поперек
Легко играя пиками понятий человечных
Отбрасывали смысла тени…между строк...
***
"Расскажи мне про слова..."
Что скажешь, тут,про слово?...
Оно – рессора.
Ну, - амортизатор. Гидравлическая пена.
Прослойка гибкая и верная на ямах да буграх
Чтобы не разрушались мысли наши бледные,
в тот миг, когда они
так жестко вдруг сойдутся на словах.
Чтоб не ломался строй и
не смешались силы –
Для этого – у нас слова
так четко в строчки вжаты
и между букв сжаты смыслы плотно
И снята их движением, с мысли,
кожа формы прежней
И смыт защитный звука слой
Так туго заплелись они в косицы клейкие,
Что не двинешься уже
Но смысл – лишь один.
И он все Уже...
А строчки сами, хочешь или ж нет,
Туннели узкие все тянут меж собой
Слегка (пока) оставив место
для движенья мысли тихой
И сразу снова: Залп!!
Хлопок! И визг!
Взлетает в небо текста слова яркая шутиха!
Даешь игру!
Гулянье смех!
Плевать на все!
Плевать на всех!
Но смысл давит, разрывая текст
Играет фразами раскрашивая бледных
И сыпется потоком искр,
Который ловко высекают из листа слова
Вот так, из глубины, однажды вылезшие
Да и – разбившиеся вдрызг
о лист бессильный...
А,…
Бесись ты, не бесись – всё делать нечего,
Система создана убого:
Слова сперва идеям крикнут: Брысь!
А после сами вслед несутся,
с горьким плачем жадин
Развернувшись кособоко.
Фимиам
По кумирам давнишних легенд –
Кумирни по сей день красиво пыхтят
Приглашая желающих в действие тайное…
***
Ах, как же, как!
Непобедимы на словах
Привычные к бездействию педанты,
Случайно знания коснувшиеся древнего
Сверкают пуговицы выскобленных задом дней,
Роскошные обложек туго стянутые канты
Прочь от себя, всё гонят практику:
"Скорей! Скорей!
Подать, сюда, для нас ЕЩЕ идей"!
Все о своем гласят пустые рты во тьму
и ручки мягко трут жеманные, изнеженные франты...
***
Говорит, говорит:
Как ворот старый скрипит...
Как вода журчит...
Как ведро гремит...
Жажда что ли мучит?
Никак напиться разговором не может
Как вонь, приставучий...
***
Голова полная всяких мелочей – настырно и мужественно звенела, изо дня в день заслоняя своей пустой болтовней, тишину и спокойствие ритмично наблю-дающего за чужими для себя действиями, мира…
Чужие
Бредут куда-то мысли наугад
Несет по миру этих бледных
и недвижных пилигримов...
Устало припадая, на рифм волшебные волны,
Кувыркаясь по холмам ритмов чужих ....
Скошенных временем…
в прошлом цветастых непрошенных,
А ныне: заросших, застрявших в зубах
и за тяжесть подальше заброшенных
То низко так ползут… и не заметишь.
То ветром пролетят, как прежде – мимо, мимо,
Кратко зародившейся внутри жизни
***
По порядку,
как дни в календаре
По рядкам,
как стрелы верные в колчане
Грядой гор,
Как позвонки на спине
Как по грядкам
Внаклонку на встречу друг другу
мерно шагая назад спина к спине
Тонкой дробью рассыпаясь -
Кувыркаются знаки странные
через "хвостики" да "петельки" соседние
Перекатываются буквы в словах спелых -
в "балду" режутся…
В новые из старых складываются,
Пристраиваются неспешно,
Дергаются, застревая в делах,
понятия новорожденные
Еще пока не разобравшись ни в чем
Слегка осторожничают.
Кривят морды, строят умные рожи...
Тощие!... Кости да кожа!
А все туда же
Что ж, а нам все не впервой!
И все же...
Зверо-наскомый
Уже целую вечность он здесь
Гость торопливый.
Тушь сверкает влажно
Лист берет от него свое –
первый цвет всасывает
Воздух – по нему мягко шарит,
гладит, мажет, высушивает.
Прядет ушами знак: слушает тишину бывшую
Первый вдох. Вроде, можно жить.
Разъезжаются черты слабые, дрожат неверные
Прыгает малыш: силы пробует
Да и падает!
Кое-как: боком, боком криво подымается.
Умора!
Утомленный – склоняет черты высохшие
Раздувая бока плоские –
хлебает шумно белизну непривычную
Наливается временем первым.
Силы пробует
Ворочает башкой безглазой
территорию на нюх изучает. Метит.
Настороженно тянется,
Ставит черты медленно… подвоха ждет, верно.
Брыкается, малый, на дыбы встает непокорный!
Бьет копытами в спину,
лапой когтистой по телу чертит – борозды роя.
В кровь черную, обезумев в плену кратком,
хлещет тело свое гибкое,
Рвется с плоскости, сочится густо
Пригибается, прячется, козни строит,
зубы бледные промежутков –
в улыбке мстительно скалит
Широко расставив лапы –
к прыжку вечному готовится
Тянет клешни, гремит усами о панцирь твердый,
Жалом страшным – грозит
Ядом горьким, потом вонючим - брызжет
Хлопья пены с него сыпятся...
Холодно.
Как устал.
Старый стал…
Подгибаются желания первые
Дрожит от усилий, немощный,
В плоскость по глотку вдавленный
и не двинуться
В глубину уходит непокорный
Растворяя желания и силу в белом времени
Снова чистый лист.
Снова заново.
Система подобия
I
Книги – они, как люди: бывают разные.
Одни – так похожи на судорожно сжатые кулаки: напряжение, перекошенное от вечной борьбы лицо, шаги – через раз, вдох – через два, через рот... И – полная неподвижность. Одинокое, начатое в одну сторону и не имеющее продолжения усилие… Оно уже давно застряло в них, лишив всякого желания встряхнуться.
Вот их мысль. Вот форма. С таким трудом найденная и потом, вымученно вы-давленная-таки наружу, захлебнувшимся до срока мутной благодарностью сна, сознанием. Вот она. И – стоп.
А теперь – стоп.
Лучше – уже мне не сказать. А сказать – не поймут.
И поэтому – так. Можно, конечно, оно и этак…, но это может покачнуть то.
О, нет.
Как есть, так пусть и будет. Как оно вылезло – так теперь пусть само и ползает. А я – рядом. Я неподвижен. А любое движение в сторону от нее и – хана.
О, нет.
Пусть, как есть... Пусть все, как есть...
Их страницы увесисты. Продавленные каменной кладкой догмы – они давно за-муровали в своей тьме, вспыхнувшую было мысль.
О, нет. Стоять.
Мысль – оно конечно хорошо, но форма, братцы, форма какова! Хоть так ты ее рассупонь, хоть ты этак – все славно и надежно. Сиди, болтай ногами, смотри…
И пусть она не отражает всего, но зато она есть. Страшная, кургузая ее рожа – столетиями будет пялится через прутья строк яростно выставляя напоказ из за-мученных смыслом страниц всю дутую неповоротливым усилием беспомощ-ность.
И так вот, мол, я могу! И вот этак!
Да, никак. Какая ты была – такая и есть. И тыщу еще лет пройдет – такой оста-нешься. Но – четкая. Ничего не скажешь. Сляпана гладко – нигде не зацепишься. Вцепилась она мутная в слова так, как будто бы с их помощью старается удер-жаться на краю вечности. Все тщетно и очередной искатель, запутавшись в дубо-вых хитросплетениях чужой мысли – утомленно откладывает рассчитанный создателем на века труд, легко сливая разжиженную собственной ленью грома-дину чужого смысла – в пустоту…
II
Книги – они, как люди: бывают разные.
Эти – больше похожи на крылья. Расчерченные узкими строчками на плоские перья – они все же достаточно плотны и надежно подогнаны друг к другу для того, чтобы не пропустить насквозь бледный аромат идеи. Так позволяя, при-коснувшимся к ним любопытным читателям, легко оттолкнувшись от вдруг на-хлынувшего потока темы, опереться на легкие волны слов и взлететь…
Взлететь так высоко, как не способны были еще никогда и никого поднять сло-ва… Привычные всем. И всегда одни на всех.
III
А эти… наверное… тоже книги…Ну, вроде тоже: птицы с крыльями…Но больше они, все же напоминают липких, обожравшихся куриц, которые пожизненно мечтая о полете широко и, как им кажется красиво, разевают напоказ куцые, го-лые отростки за своей спиной. Взмах!…Взмах!… Слово за словом. Строчка за строчкой! Прыжок! Вот смотрите все: я – парю над морем! Ну, над лужей… Голо-ва – вниз, лапы – вверх и, вот, они уже растянулись в сколькой жиже приготов-ленных для мысли громоздких построений.
Еще попытка! Нет. Еще! Еще! Нет.
И тогда – они в истерике падают на спину. И неторопливо сучат красивыми, ап-петитными окорочками в очередной тяжелой попытке показать себя всем… Всем! Всем!! Всем!!!
И – результат: красиво рассевшись румяными задницами корешков на полках они потом долго истекают жиром смысла и смотрят на всех сверху вниз счастливо вздыхая гладкими, как сама их идея, страницами: а жизнь-то – удалась!!
IV
Книги – они, как люди: бывают разные…
Эти – сейчас доверчиво раскрылись ладонями, неторопливо рассказывая, ровно разложенными линиями строк обо всем, что потом будет. Только, знай, успевай читать. Старинный буквенный код. Древняя клинопись. Шаг за шагом расписы-вают они своим замысловатым текстом неизвестный прежде сюжет… Который, почему-то, все так же похож на прежние. И, так легко, в одно касание, в один взгляд откликается на мотивы из, ставшего теперь почти прозрачным, а в свое время тяжелым и липким, прошлого.
Мелодия тишины, усиленная современной грамматической схемой – получает
новый виток, раскручиваясь растет, захватывая новые пространства ладони, и наотмашь чертит на приготовленной нотной бумаге новый ритм. Глубже, глуб-же… Новые линий, новые связи и уже не остановить.
Коротко разобравшись и, до упора затопив отведенные прежде просторы, она замирает, но только на миг… просто, как бы думает: куда? И бьет вверх, мощно переливаясь через запястье.
А там снова: вверх, верх! А потом сразу в стороны! Вниз! Вверх!
И нет предела. И места – все равно мало. И тогда – прочь бумагу! Долой чернила! Сама! Какая есть! Хочешь – слушай! Можешь – гляди! Но только – отвали в сторо-ну! Не мешай! Нет времени!
Вперед! Вперед! И места для нее теперь – целый мир. И времени теперь для нее – целиком время!
И ритмы все, какие хочешь – твори!
Шаг. Шаг.
И обретается ритм новый.
Шаг. Шаг.
И назначается, быстрой ей, время.
И уже нашелся тот, кто смог услышать и не пропасть. И, вот, стоит еще один и внимательно смотрит, осторожно принюхиваясь к необычному. Система – выиг-рала. Как всегда.
И название придумано покрасивее.
И на открывателя ее все пальцем показали.
Готово. До следующих встреч.
V
Есть книги-ритм.
Да, конечно же? у них есть обложка, страницы и все такое, а внутри (на белом) даже есть слова, но даже они не являются там главными и автор легко расписы-вает, равняя ими вкривь и вкось нахлынувшую вдруг тему, так задавая странному явлению единственно возможный, по его одинокому мнению, параметр. И слова здесь ни причем, ну не при делах они! Красивые и пустые, вычурные и знакомые – все они ничего сейчас не значат: есть тема. И есть ритм. Дай форму – потеря-ешь все. Приложи, поровнее, к ней свое масштабное объяснение - лишишься смысла потерявшись в его извернувшихся просторах со своей куцей линейкой. Задержись, хоть на миг, ты, и – она исчезнет, легко растворившись в разложен-ном вовсе стороны покое. Схваченная гибким хлыстом ритма – она живет, уво-рачивается, дерется… так постоянно проявляя себя. Двигайся, нападай и, гля-дишь, - она выкинет такие коленца что тебе ошарашенному на всю жизнь хватит вопросов о том, что же это было. Но ведь было… Было же!