Лишь в ней одной, в её изгибе
Он и обрёл свою погибель,
И тонким шлейфом аромата,
Что был преследуем когда-то,
Он заполнял свою потерю,
В которую ещё не верил,
Пока небрежными штрихами
Запечатлённое глазами
Увековечивал в портрет.
Им управлял жестокий бред,
Коварная болезнь губила,
По коже, венам и по жилам
Въедалась в глубину души,
И в старом домике в глуши,
Заволоченном пеленой,
Пытался он найти покой.