И снова наползает откуда-то туман,
Колючим холодом от моря тянет,
Каменистый остров на траверзе виднеется:
Голые скалы, грязноватый снег их покрывает,
Какою-то суровостью веет от каменных громад.
Притихли пассажиры парохода,
С тревогой всматриваются в северный пейзаж,
Большинство из них раньше не видело такого,
А им придётся на Севере несколько лет прожить.
А пароход идёт без остановки полным ходом,
Солнце пробивается сквозь пелену тумана,
Очертания каких-то берегов виднеются вдали,
Это – Колыма, многие наслышаны о ней…
Тысячелетия хозяином на Колыме был ветер,
Трудно противиться северному ветру тундры.
Когда он воет, забивается кочевник в юрту,
К очагу жмётся, прислушивается в страхе,
Еое – так называют этот ветер на побережье.
Шаман бьёт в бубен, он подражает злому ветру,
Женщина вслушивается, как он завывает,
А за стенкой юрты – бешенство пурги,
Духи Севера носятся над хилой юртой,
Еое! – беснуясь, завывает ветер.
А женщина дрожать всё сильнее начинает,
Рокочет бубен и в корчах она бьётся,
Дико завывает в унисон с ревущим ветром,
Это – «эмиряк», северная истерия…
Разгоняет крепкий бриз с берега туман
И как-то сразу, вдруг, открылась бухта,
Вся залита она горячими лучами солнца,
Встречает необычно Север пассажиров,
Какой же это Север? Скорее Крым!
Голубое море плещется лениво,
Изумрудным кедровником покрыты горы
И кружит над пароходом большая птица.
У пирсов на причале корабли стоят,
Разные флаги развеваются над ними,
Автомобили и автобусы несутся к порту по шоссе…
У некоторых на лицах даже разочарование:
Здесь от Москвы двенадцать тысяч километров,
Они надеялись увидеть край пурги и вечной мерзлоты,
Где люди всё ещё гоняют на собаках…
Но им покажут вдаль, на маленькие горы:
Там - бесконечное море тундры и тайги,
Там – непроходимые болота, мари и хребты,
Там раскинулась огромная пустынная страна,
Там – настоящий дикий край, там Колыма…