Постылые дети веков рубежа
в последней империи колониальной
не в силах нагнать высоту и бежать
за рёвом тягучим системы кабальной.
По греческим профилям круглых котов
ведут они пальцами, прутся от книжек
советских, пыхтят калюмбас негустой.
Езду за кордон заменяет им Жижек.
Секунда – метр – килограмм,
поднять – пописать – смыть.
Свистит вчерашним школярам
страны военной быт.
Ночной бакалавр ужасных наук
склонился упрямо над клавиатурой,
обвитый предутренним тремором рук.
Друзья пусть **утся, но бабы-то – дуры.
Известно, что смертна любая медаль
и что империалистический ящер
однажды издохнет, глотая года,
затворнику, что оглушён настоящим.
Секунда – метр – килограмм,
поднять – пописать – смыть.
Разбрызгал Сталин по ветрам
кровавый едкий мыт.
Корзиночка-сыночка шарит в музле,
что режет мозги. Он в свой майк окаянно
рычит в комнатушке, точь-в-точь Бармалей,
под гром железячек и тары стеклянной.
Он видит отнюдь не великую Русь,
а только говно на ступенях Большого
театра, и верит: завистливо грусть
словил бы де Сад от привычных нам шоу.
Секунда – метр – килограмм,
поднять – пописать – смыть.
Разбрызгал Ельцин по дворам
хмельной кровавый мыт.
В четверг не монашка, не жрица, не б***ь –
наследница нахов, германцев и кельтов
по вышитым гладью аллеям гулять
зовёт беспокойного недо-Баргельда,
печатая: «Завтра бутончики сжать
мне в кои-то веки успей, драгоценный», –
но он предоставит её ублажать
моторчикам дивным, жужжащим прицельно.
Секунда – метр – килограмм,
поднять – пописать – смыть.
Струёй ссанины по горам
имперский скачет быт.