Армянин
Я лежал в реанимации Областной больницы, когда начался обход больных. Более убогой и грязной комнаты я не видел даже в больнице Мечникова. Поскольку в реанимации я был один, группа врачей в белоснежных халатах сразу обступила мою койку. Они безучастно смотрели на меня и шепотом переговаривались. Вскоре они все покинули комнату, кроме одного врача.
- Ничего хорошего я вам сказать не могу, - сказал он, глядя на капельницу.
- А плохого? - спросил я.
- Операция стоит очень дорого, таких денег у вас нет. Но мы обязаны её сделать, хотя результат заранее известен, - и он вышел.
Утром мне сделали коронарографию, посадили в скорую и отправили в центр Алмазова, где я попал в руки к хирургу, который и спас мою жизнь.
Но мой рассказ не про меня и не про волшебника врача, как вы могли бы подумать, а про мигранта армянина, с которым я проходил послеоперационную реабилитацию в одной палате алмазовского центра.
Почему про него? Я вспомнил его, когда писал очерк про Армению, где она присоединилась к учениям НАТО и про судьбу её народа, если она пойдёт дорогой Украины.
Когда мужчина, по виду армянин, вошёл в палату, я сразу его узнал. Ну да, это же Квазимодо из романа Виктора Гюго «Собор Парижской богоматери». Правда, у него не было горба, как у героя Гюго, но сутулость с лихвой покрывала его отсутствие.
Его облик напугал меня. В фильмах такие герои не раздумывая лишают жизни любого, кто им не понравится. Не получилось бы как в анекдоте.
- Три армянина хвастаются:
- — Когда я радылся, мой атэц зарэзал барана!
- — Когда я радылса, мой атэц зарэзал быка!
- — А когда я радылся мой атэц зарэзал сасэда!
Армянин кивнул мне головой и рухнул на койку. Скоро принесли ужин, а ещё через минуту медсестра передала ему пакет с едой. Там было всё самое вредное для больного перенёсшего 2 инфаркта, как потом выяснилось. Всё жирное, кислое, острое он уплетал с таким аппетитом, что и мне захотелось. Глазами он пригласил разделить с ним трапезу. Я скромно отказался в пользу вареного хвоста ивася и макарон. Как бы поддерживая меня, он, к моему удивлению, съел и больничный ужин.
Ночь прошла спокойно, а после того, как утром я отдал ему свою порцию хлеба и сливочного масла, мы подружились.
После завтрака он пошёл бриться. Я крикнул ему вдогонку:
- Гурген, правда что в армянском детском саду мальчики после завтрака бреются.
- Правда.
Он высунулся из душа и добавил:
- И девочек дёргают за усы!
Я услышал как он засмеялся, громко, чуть ли не навзрыд.
Гурген был крестьянином, деревня умирала и он уехал на заработки в Питер. Здесь освоил профессию сантехника и перевёз в Питер всю семью. Обучил профессии сыновей и организовал маленькую фирму. Семья у Гургена была большая. Когда они все зашли в палату мне пришлось выйти в коридор.
Гуляя по коридору, вспомнил анекдот:
Есть пять причин жениться на армянке и пятьдесят причин не жениться на армянке.
Пять причин жениться на армянке — это ее красота, доброта, страстность, хозяйственность и верность.
А пятьдесят причин на ней не жениться — это ее пятьдесят родственников.
Жена Гургена оказалась на редкость миловидной женщиной и, если бы не полнота, я бы даже сказал красивой. Сыновья и дочки пошли в её породу. Все они были очень доброжелательны как и положено армянам. Не знаю, что Гурген рассказал им обо мне, но все они пытались меня угостить, уходя желали здоровья и скорейшего выздоровления.
Когда меня выписывали, Гурген подошёл ко мне, долго смотрел в глаза, потом обнял и сказал:
- Живи долго!
Я чуть не прослезился. Передо мной стоял не Квазимодо, а самый что ни на есть красивый человек.