Дед подумал, что он параноик,
От старости не так что-то с глазами,
Крутил верньерами настроек,
Иконы поменял местами.
Нет, все в порядке. Звук отстой,
Зато цвета передают все гаммы.
Он видел это «Озеро» раз сто,
Тогда навзрыд прощались все с вождями.
Переключил на старое кино,
Очешник покрутил в руках как четки.
Неизменным оставалось лишь одно -
Прима-балерина. Была. Черной.
Однако же… . Открыл сервант,
Восстановил дыханье, тихо булькнул.
Возможно, это кажется? Едва ль.
Костяшкою по аппарату стукнул.
А может скрытый смысл таков,
Что, если задник сцены темный,
Тебя и разглядеть-то будет нелегко.
Не разглядят, забудут и не вспомнят.
От времени пощады и не жди!
Такую красоту макнули в деготь… .
Ныряй хоть заново в купель святой воды,
Не перестанет сердце ёкать.
И смотрит дед балет в немой тоске,
Он также прыгал, чтоб нога не мерзла,
В Сокольниках катался на одном коньке,
Он был влюблен, второй ушел на розы.
Вздохнул, надел пиджак с подкладкой,
Шепнул неслышно бабке в тишину:
«Пойдем, любимая, на танцплощадку.
Я танец должен был - хочу вернуть».