МЭРИЛИН МОНРО И ЗЛОЙ ПОЭТ
Зачем он чёрным перечеркнул фото
Телес твоих воистину же гениальных,
Ведь это же у нищих воровство –
Рабов своих излишеств генитальных.
Беда, что идеальность плоти Мэрилин
Изрешетил наследственный порок…
Но скольких падших лик твой окрылил
И стёр улыбкою твоей любой упрёк?
Манил тебя семейной теплоты уют,
Жаль, что своей семьи не получилось…
На счастье нам твой смех-салют!
Ты нам, звезда, улыбкою лучилась!
Мясной дырою осчастливить легион
И дела (тела?) нет особого ей до оргазма.
И к славе путь давался не легко,
И до поры всё шло прекрасно…
С усталостью пришли таблетки, наркота –
Без меры это, юные, чревато!
Кто только на неё губу не раскатал?
Кто только не упился музыкой кроватной?
Познала жизнь в кромешной полноте
И даже малость синяками заплатила!
Не лицезреть её в слепящей наготе –
Она улыбками нас всех озолотила!
Призналась, что не носит нижнего белья:
Оно уродует точёную фигуру.
Что делает в постели, то – бла-бла, бля-бля…
Она единственная из бестий белокурых.
Конечно, надо место своё знать:
И на Олимпе – строго по билетам…
Но компроматы не открыл сенат –
Трагедию накрыла оперетта…
Два пятнышка и зубки у Мэрилин
Пришлось исправить – идеальных нету.
Мой идеал: Марина из Марин –
Нет места на земле бессмертному поэту.
Был у неё и общий наш кумир:
Мы – любящие Достоевского чуток умнее.
Ковровою дорожкой перед нею мир,
Когда мир понял, что она умеет.
Не защищённое, грешного мира дитё.
От термометра с мокрой головкой тепла маловато…
И сестра – не изнародная Мирей Матьё,
Не Софи Лорен, что чудовищно миловата.
С тобою, Чаплин, славу разделить,
Похоже, никому из живших не удастся:
С тобою спавшие – как будто из элит…
Ты и Монро, как два государства.
Не видим мы нагою Мэрилин:
Чьи кадры, где она без трусиков в бассейне?
В музее: динозавр – господня страсть, реликт! –
Здесь даже я в недоуменьи и растерян…
Вкуснее в окороке свиньи какая часть? –
Вот то-то и оно-то! Достойны трона
Немногие, кто для ТВ окорочась,
А их и пальцем невозможно тронуть.
Учитесь, дамы, бёдрами вертеть
И парой караваев бесподобных!
Уметь бы, как Динамо: тет-а-тет –
Я завалил ты вас интимом беспардонным!
Мужская сказка, где ты, Мерилин:
Сомнительно – в раю, но не в аду же?!
По мне бы лучше б рассекала, как марлин
Или хихикала в кругу русалок-душек…
Поверю я, мол, не хотела соблазнять
И обольстить, мол, не хотела принца.
Теперь гадать, как говорят, поздняк…
Насколько искажают лица блицы!
Со старшеклассником она переспала…
В шестнадцать выскочила за Дахерти…
И не с цыганками трясти ей шабала…
И веру в избранность похерьте…
Был опекун-кункун, моряк и полисмен –
Фантазии? – но за язык Монрошу не тянули
И не скрывала, что главное – размер…
Не приставало от дурнухи и порнухи!
(Боже, как напутано всё в человеке? –
Папа – расстрельщик, а сын – знаменитый поэт.)
И улыбка М. М. эталонна на вечные веки!
И подарком, возможно, для прочих планет.
От таланта плевки, как от голландской печи –
В лоб рикошетом, бумерангом плевок!
Кто тебе, по делу, (по телу?) Мерилин перечил –
Не потонет в памяти, как в речке поплавок.
А пиявок страхоманных, как тысяча чертей,
Что учили: талант от Сатаны и от Бога?..
Не миновала Мэрилин на Олимп очередей.
И её бесила неблагодарность, зависть, убогость.
Придут на смену: и Брижит Бардо,
Клавдейка Кардинале и М-м-м-м… Белуччи!
Но не будет равной М. М., дамушки, пардон,
Вы не хуже Монро – вы, в чём-то, и лучше!
Но Мэрилин одна, как Джоконда, она – на века!
Как Пушкин, Байрон и Шекспир, конечно.
Для Бога и поэт подобие черновика,
Лишь бы катили мы в бесконечность…
Поэт до смерти всё ребёнок, Мэрилин, -
Любой попользуется и одурачит.
Артисты мы – какой там морализм?!
Но даже и талантик, всё-таки, таранчик!
И мемуаров Мэрилин нам не увидеть никогда,
А сколько бы всего она порассказала б!
Мы сколько фильмов с ней увидели за все года,
В видавших виды, наших кинозалах?
О бабьей подлости, какой предела нет.
О детях мужу от любовников зачатых.
О непонятных фокусах планет.
О обошедшем материнском счастье.
Из сучек сучка номер ты один –
Ни одного поэта! – что характерно.
Но кто тебя потёр, как лампу Алладин?
Кто на тебя надел венец из терний?
По нашим меркам ты – Забава из Забав.
Конечно, не Вертинская ты, не Анастасия.
Их легион, кто видел вас в гробах.
Не лечит гениальности анестезия.
Наверно, потому пришельцы так страшны,
Что красота у них в запрете и в загоне.
Землян от перспектив таких стошнит,
Как если б во главе нас – вор в законе.
У нас попроще: каждый своё место знай.
Чего тебя, блин, к президенту потянуло?
Начальство наше, и при Советах, знать.
Что мало, что с Верховным *лядонула?
Так получи, нескромница, свой роковой укол
В кишку прямую, как уверяет некто.
И школа выживания не из лучших школ,
Будь ты арийцем, будь ты негром.
Наследственность дурная – это полбеды,
Вот бабья дурь – она всегда чревата.
Непредсказуемость поступков от балды –
Вот поставщик корма червям-то.
И титул был красивейшей из дам!
Желанней не было, чем она на свете!
(У нас оцен прощее: ненаглядная пи… звезда…)
Её с земными сравнивать не смейте!
Увлёкся наш Создатель сотворяя Еву,
Но превзошёл Творец и самого себя.
Невестам Бога, их праведному гневу,
Помочь не в силах – промолчу – судьба…
Пусть девам страшным есть свой резерват.
Пусть любят Боженьку, как нам не снилось.
Мечтает Сатана наш мир взорвать –
Эй, Сатаниха, на себе его б женила б!
Не ты ли мастерица секс-забав?
И не тебе ли подражают миллионки?
Пусть будет в сексе мало кто слабак
И будут прокляты «шахидки» и «лимонки»!
Пусть миром правит безопасный секс
И будет Мэрилин его богиней!
Чему нас учит главный бомбарь Зевс? –
Без семяизвержений всем погибель!
Не свальный грех – да здравствует любовь!
Пусть, в разных позах, в разных видах.
Стихи поэтов – Ариаднушек клубок,
Всё знают лишь они о метаморфозных выдрах.
Не верила любимка в искренность любви,
Тем более, в любовь взаимную до гроба.
Кумирам мёртвым без пользноты лоббизм:
Подробности всплывут – кого они коробят?
Не создала шедеврищей киношных никаких –
Сыграла гениальнейше лишь самою себя.
Как за тебя сто грамм не накатить?
И кто не помянул тебя, какой слабак, сопляк?
«Не может человек по-настоящему любить»,
Когда вся жизнь людей – дешёвые спектакли.
И большинству не до шекспировских глубин.
Спасает красота. Но не Монро – не так ли?
Вульгарная блондинка? Да мало ли блондинк
С походкою потрясной, с идеальным задом?!
Плоды соблазна не удел одних *лядин:
Они и в рай ведут и выведут из ада.
Дорога к славе для блондинок – синема:
Туда попала Норма с тётей, а не с мамой,
Но стать кинозвездой – от мамы семена;
Наследственность дурная жизнь её сломалa.
Сообразила детка: «А если я разденусь догола,
Меня для пробы снимут сразу, тётя?»
Умишком детским сразу суть догнала:
Коронным блюдом – треугольный тортик!
Светил не Голливуд, а сумасшедший дом;
Чуть ангельскую бэби бабулина не придушила.
И как домоклов меч висел над ней синдром –
Сломай язык! – дурнейшего пошиба.
О детских страхах Мэрилин Монро;
Над психикой, физиологией насилье –
Одни легенды, а правдивый монолог –
Небесною грозой нас не сразившей…
Наследница семьи шизоидов, самоубийц
Шикарного актёра напридумала как папу…
Такого чуда он не повторил на бис?
И кем он был никто и никогда не раскопает…
Фамилия Беспутных ей бы подошла –
Спасибо дедушке Монро, от нас спасибо!
(Чтоб написал о ней «дярёня» дурашлан,
Утёнок гадкий, что судьбой ощипан?..)
Есть магия в звучаньи – Мэрилин Монро! –
В ней: музыка небес, кимвалы и фанфары!
Ты осветила жалкий большинства мирок,
Как проезжающей в ночи машины фары…
И всех устроил страшный твой конец,
Кто знал мгновенья сладкой жизни:
Быт у Монро – всего и вкусненького без границ,
Как в кварце – золота прожилки.
При виде Мэрилин, кто у виска крутил?
Всю жизнь прожившая на грани помешалки…
Сказала раз маман: «Отец – король кутил!»
(Ждала б её у нас судьба больной мещанки…)
Богинею толпы голодных мужиков,
Мечтающих куда запсочить генитальку
И полная коллекция человеческих жуков,
Как в фильме ужасов – на нашу гуманиталку.
«Блеск славы и трагедий мрак…» (Э.Саммерс)
«Всё по сценарию написанному прошлым».
А в школе выживания – ой, какой экзамен-с!..
Толпа и вознесёт и всё покроет пошлым.
Улыбка счастья, радости, любви, добра –
Икона стиля! – бескорыстность, детскость.
В ней каждый что-то для себя добрал:
Она бездонная богиня, мол, и дескать!
А эстафетной девочкою для чужих семей?
А сексуальный опыт семилетки?
Из лап мужичьих вырваться не смей:
Сумей смелей принять за грех монетки…
В приют – подарки кинодив под Рождество! –
Привет из будущего, мечта несчастной мамы…
К мечте стремилось расцветающее существо
И формы распирали рамки, рамы…
Фигура женщины, рост: сто шестьдесят и три!
И макияж воинственный не проститутки – амазонки!
Лихие мальчики: не упыри, а тыр-пыри,
Едва пробились на интимках волосёнки…
Никто мужчин Монро не подсчитал,
Со счёта сбились почитатели и подсчиталки!
И прелестей её обворожительная сочнота
Была её, как Нобелевским капиталом.
Пусть эти «м-м-м-м…» мужчин, пусть обовьют Земшар!
Улыбка Мэрилин пусть озарит дворцы, трущёбы!
И «каньоне» М.М. весь мир всё, вся смешал
И даже «кукурузину» (шютники!) Хрущёва!
Нарёк же Пушкин вульву розою любви…
(её страшней, функциональней не придумать…)
Слащей «клубничек» этот сад клубник…
(В моей деревне был овраг Клубничный…)
Не на совместную ты жизнь заточена была
И первое гнездо, «как дом публичный»,
Спасала красота типичнейшую *лядь,
Но королевку осуждать поэту не прилично.
Всё началось с адамова ребра,
В какой-то из религий – с полового члена…
В России ты б элементарнейшее сгреблась –
Как не крути, ты не Прекрасная Елена!
Ты душечка, ты воплощённый секс,
Недостижимая мечталка миллионов,
Вечно живой ты памятник красе!
Но не нашёл тебя, несчастную, милёнок…
Тебе любовь бессмертную не подарил поэт
И красота твоя не дождалась Шекспира.
И несмотребен, несчитов мой авторучкин пируэт:
Моя нелепина рифмачная тебя б не зацепила.
«В ней что-то было» - первый муж сказал.
Любила секс сверх всякой нормы Норма,
Не как простонародная Дунечка-коза:
Козлу любому русскому покорна…
Но хрен ли толку со стихов твоих, поэт?
Вот член с оглоблю сильно впечатляет! –
Вот ей, стоячей, дамский гимн пропет!
А ты – малопонятный, пришелец ты, чатланин.
М. воплощённая американская мечта
И с образцово-показательной улыбкой:
Равно обольщены «жальтмен» и мальчуган.
(С трудом молчу я про постельные кувырки…)
И в сочный твой американовский арбуз
Нырял головкой энский залупенис…
Но в этот лаз не вылез ангел-карапуз!
И колыбельные, Мерлиша, не тобой пропелись!
Ты спела: «С днём рожденья, мистер президент!»
И вроде, под балдою, в платье за пять тысяч.
Заклинило Жаклин? – как клин презент!
(Но переплюнула купалка Фонька-киса Тиса…)
Ты мужиков любила, а тепло зверей
Тебя, похоже, редкооргазную не грело.
А мы хренели от пышных форм Варлей:
Нам главное – душа! – се наше кредо.
Число абортов скрыла ты, Монро,
Параша есть: в приюте твой ребёнок,
Но верится с трудом – не во плоти порок.
Совсем не верится в твоё общенье с Богом.
Хотя зачем-то перешла в иудаизм,
Хотя с евреями якшалась постоянно:
Тандемы с ними, вроде как, не удались,
Хотя под ними вдоволь постонала…
И упорола к Дьявову первяшкина Лилит:
От них гиганты, атланты, йетти.
Но каждому, Монро, отмерян свой лимит,
Хоть мы с тобою не сидели на диете.
Кто в восемнадцать думал о мадам с косой –
Проверка парашютов, краска, фюзеляжи –
Война. Да липли к ней женатый, холостой:
Пока для мужа раздвигались ляжки.
Фото для фронта. Школа шарма – это курс,
Начало непростой осады Голливуда,
Но Норма Джин уже вошла во вкус
И всё – игра! Да не была она исчадьем блуда,
Который дарит бабам жуткий чайный взгляд,
Подобный красным из ужастиков экрана
И крик истерик, что особенно визгляв.
(Ищите на страницах Библии, Корана…)
Наш Ободзинский страстно вопрошал
Про дьявольский соблазн – глаза напротив…
Но наша звёздочка чертовски хороша –
В ней будущий нектар убойный бродит.
И грешный мир ещё падёт пред ней
И слава вознёсёт до высоты небесной.
И станет чуть не всех родных родней.
И кончится трагедией, а не грустной песней.
Пугал её проклятый сумасшедший дом,
А может и попала б проживи подольше.
Поставили диагноз мёртвенькой: шизо!
Что хлеще – поперечной иль продольной?
А публике: подробности да с грязнотцой
И если задницу – желательно, в шарушках…
Сплошные непонятки с фатером, с отцом…
И слава господи, не умерла старушкой…
И мир покинула в расцвете пышных форм,
Несчастной смертью осчастливив миллионы,
Кому не снился твой достаток и комфорт,
Кому и пиво – праздник, и наслаждение – лимоны.
Не растут у женщин волосы в ушах,
На грудине и на носу – обидно;
Обиднее, что женщина теперь – вожак,
А нам вожжа под хвост: мы – быдло!
Какой бабец не будь, а в продуктовку – не забудь!
А жизнь твоя, М.М., мало кому и снилась.
Сестрёночки твои пластались, не снимая пут:
Их путь на кладбище, как божья милость.
Рабыни быта – подавляющее большинство.
Процент счастливок-сливок не считали.
В головках бабьих: пустота, убожество…
Где матерям отлит из нержавейки-стали?!
С серпом крестьянка очень хороша:
Тем бы серпом да к мужичью бы приложиться!
О равенстве полов трёпня не стоит и гроша:
Солёненькая лужа подо всём – ложь-лжица.
И мало кто б тебя счастливую любил –
Народу мученики жизненно необходимы,
Поэтому так презирают розовых и голубых,
И чёрные кварталы беленьким – непроходимы.
На троне мира королевою не правда – зло
И так, похоже, будет продолжаться бесконечно.
Мало кому как Мэрилинке повезло.
Но надо жить надеждою на лучшее, конечно.
Кто сказанул, что зло главнейшее – добро?
Что, жили бы, как звери – было б всё в порядке?
По-моему куда эффектнее пером, чем топором
И не по мне ничей мне промысел пиратский.
Не может человечек и не способен без греха
И беспределен Сатана в искусстве непотребства –
Живите весело под фейерверками «хи-хи! ха-ха!»
Мы слёз твоих не видим, матушка Нетребко…
Открыли миру фото для журнала Мэрилин –
Она была готова к старту, как спортсменка.
И девушка с обложки не один адреналин,
Как не совсем и танец знаменитое фламенко.
И множество журналов для мужчин,
Как веер удочек, но для другого клёва…
Не первый не последний молодчик из молодчин
Решил: она и в фильме – очень даже клёво…
Она ещё Джин Норма Дахерти, фотомодель
И девушка по вызову как сама призналась…
Да чья по полной не работала *андель? –
Не так-то просто из народных персоналов…
Мужские палочки волшебные спасали Мерилин
И всеми поцелуями и в совершенстве овладела.
Не применим к ней и стандарт обыденных мерил:
У нас судья любой – народный недоделок…
И путь наверх не лепестками чайных роз –
Презервативами и упаковками кондомов…
Их Голливуд: мечта и рай, зверинец грёз,
В нём мало кто себя да чувствовал как дома.
Местечко это не для человеческой любви.
Но каждый бой грел и дарил надежду…
Мир гарантировал лишь сумму гробовых,
С души сдирая кожу, само собой, одежду.
Контракт подписан с «ХХ веком – Фокс».
О чёрных пятнах… стоит ли о чёрных пятнах?
Для Господа у каждого свой слёзный монолог-с…
Бог всем воздаст по делу и поделом, ребята!
Быть соблазнительницей – от рождения талант
И тело инструмент: двойной, тройною тягой…
Её ковбои и в кошмарах не пасли телят,
Как Элвиса, друзья, не назовёшь стилягой…
Ни деньги, не мужчины, не любовь, -
Только умение играть! – вот что Монро хотелось:
Она училась и стремилась к цели голубой
И ради этого и приторговывала телом.
Для дурака учитель завсегда – еврей;
Учили и Монро: бездарница ты, дура!
А кто и сколько на Мэрилинке наварил –
Не разберётся поэтическая прокуратура…
А мании величия учителям не занимать –
Тавро избранничества у них звездой на крупе.
Ублюдки их раскоммуниздили и Русь, мать-перемать!
Они отпляшут, мля, победу на медвежьем трупе!
И что там наплели церковники про очерёдность иг –
Сбылось! И протоколы мудрецов сионских
Совал и Соловьёв – не раскрутил экран клубок интриг
И у Задорного, у Веллера уверенного слаботня силёнки…
Для нас, задроченных и бесхребетных жупел – антисеми…
Из нас верёвки вьют властители с времён советских…
А что касаемо до собранной, но из уродиков семьи…
Поэта место – соловья! – запуздыривай на ветке!
Но от муштры еврейской впала в меланхолию Мэрилин,
Хотя уже: роль стриптизёрши, пара милых песен
И вот она в отеле (из дешёвых артистических «малин»)
И студия и Голливуд (пока в названии) уже мирок не пресен.
Спасало обаяние звезды, гипноз на всех мужчин.
Понятно: эстафетою по рукам мужичьим…
Её лицо так не познало горестных морщин…
И нет ролей талантом мир поразившим.
Её талант – вся плоть её, улыбка, поцелуй
И вся она – мечта, природы совершенство!
Не передав себя ни девочке, ни пацану…
Подарок высших сил и воплощённое блаженство!
Представить выше сил старухой Мэрилин
Хотя и в старости есть звёзды – обаяшки!
Перед богинею скукожится и морализм –
У них все льготы, бонусы, поблажки.
Нет нареканий Чарли Чаплину: жена несовершен-
нолетняя. Конечно, гений, слава много спишет,
Но мало их неприкасаемых вершин,
Как мало дублей Мэрилин средь пышек.
Мечтала библиотеку Мэрилин собрать:
Она ведь школу бросила в пятнадцать.
К учению не склонен поэтический собрат
Преуспевающий – ошибками запятнан.
От сына Чапли сделала любвеобильная аборт,
Какой по счёту и сама не знает,
Так катится поэт, как в сказке колобок,
По грязи катится, а что поделаешь? – судьба земная.
«А бабы суть (и в США) во что суют!»
Где список полный сексуальных приключений?
Но снится женщине – любой! – семьи уют,
А не восторги публики, букеты поклонений.
И всем мужчинам мира твой воздушный поцелуй
С небес сошедшей райской девы
В сей мир, где всё – в зелёненьких цену! –
Паломники, поклонники, поэты, где вы?
О, сколько пролито на фотки и не слёз?–
Погуще кой-чего, пардоньте, это мёд жизни.
Слово тебе в книжонках, в монографиях, как силос.
Немного душ мужчин цветами положили…
Один, с бейсбольной битой, каждодневно нёс
И в памяти людской бессмертье обеспечил.
И в прорвищу любви мой рублик – взнос.
А слёзами дождя – мой холмик – я беспечен…
Язвительные шутки подарил срамной поэт
И полевых цветов букет страдалицы России.
И строчечки мои – ну, ни в какую параллель
Ни с кем! Заценят лишь одни добрейшие разини…
Вот Вознесенский – твой мировой поэт,
Но он один, а нас, писалок, легионы!
Коллекции не одуванчиков – бабья, бабец, Баббет…
Наш имидж, блеск он задницами отлакирован.
Про нас сказали, хотя, про одного, мол, жопою писал –
Усидчивость похвальна и повальна, и провальна,
А стих божественный нам дарят небеса
И гений лишь поэт! – куда как тривиально.
Актриса средняя, ты – символ и нет тебе цены.
Марина Влади – театральная жена В.В., Володи:
Такую встретить, завалить мечтают пацаны
Конкретные, с Каретного и удаётся, вроде…
Один, как честь, добился права целовать К.К. –
Клавдюша Кардинале не с мылзавода – Маня!
Бывает и поэт, как трансвестит, кокет,
Но это лучше, чем суксын, что в кустики заманит.
Мы медленно ползём… А вот и звёздный час:
Ради него Монро мытарилась, терпела…
Вот ангелы слетелись семейкою внучат…
Всего-то и нужна одна победная торпеда…
Спасительны поэту: парочка удач,
Один стихос, убойная единственная строчка!
Без мига этого приличный стихомен – мудак
И жизнь в искусстве – искусственная жизнь и суходрочка.
Была Монроша и не совсем хорошей:
«Вы не любите Джона… Вы не могли бы развестись,
чтобы мы поженились?» Наглая рожа?
Бесстыжая сучка? Как я – трансвестит…
Женщины поссорились, помирились, Роковой мужик
Ей роль пробил. («Асфальтовые джунгли»)
Так начали материализоваться миражи,
Что равносильно… ну, хождению по углям.
Всплыл благодетель Фред Каргер:
На белом рояле телес М.М. сыграл он пьесу.
О браке мечтала, как о карьере карьер,
А вышел облом серьёзный не с повесой, с балбесом.
Разбогатев, она подарит женоненавистнику часы
Да золотые: надев их убежит, чтоб не вернул подарок.
Ждёт миг тебя, поэт, -- в туман, в компот не ссы!
Я прыть свою, братва, укоротил подагрой.
Да, были чувства у Монро достойные похвал,
Без роковых страстей, почти сестрицы, Гарбо.
А вот в кино непруха: то неудача, то провал,
Безденежье, пора задуматься о сборе скарба…
И Гарри Куну лунку сахарную не дала –
Глава «Коламбии» отказов не прощает.
А тут фотограф Келли, мол, обнажись и все дела!
Ей парочка Давид, что красавец с пращою.
Скандальный календарь нам подарил звезду:
Позировала, мол, чтоб оплатить квартиру –
Кто против эталона женственности смел вражду?
Но там ума на репрессивку не хватило…
Ей – пятьдесят, дельцам же хитрожопым – миллион!
Из пены Афродита, сверхновую родил скандал!
Твой, золотой наградою, кругляк-лимон.
Как скорпиона жало – твой карандашик.
Ты без него немой, нем ты без красоты
И наши Музы раскрасавки, как Монроши.
У западных поэтов Музки – выноси святых! –
Пошла на попы кожа лучше, чем на рожи.
Мелькнут подарком, тортом, эти два шара,
Пусть даже не размеров Сименович,
О, нижний бюст, мир грешный ошарашь! –
Чем плод греха вселенского ты заменовишь?
Была молоденькою женщиной твоей мечты –
Теперь: титищи и пузище, и кошмаром – жопа!
Увидишь, стороной пыль клёшами мети!
В твоих глазах потухших на кого, брат, злоба?
Монро одна, хватило Мэрилин на всех:
Кусочек свой оторвала страхидина-еврейка…
Как на огонь слетелись на её успех…
О чём таком распелась канарейка?
Надрывно стала к славе рваться Мэрилин –
Узнай, каким кошмаром завершится слава…
И скольких М.М. конец навеки усмирил,
Но не спасло ничто божественной шалавы!
И сколько их дышавших шумно, в свист,
Сражённых сексапильною походкой дивы?!
И всякий затащить в постельку норовит!
«Меня преследуют мужчины!» -- слова М.М. правдивы.
Спасителем еврейский миллионщик Розенфельд.
Еврейка Лайтес пиявкой на роскошном теле.
Один ответ на обязательных семь бед…
Наследство Мэрилин евреи ж и поделят…
И мировой бомонд мужчин – всё для одной Монро.
Монако принц чуть не навялен был ей мужем.
Всем – по роману, каждому, но мини-роль –
Осталась в памяти М.М. не клушей, а милушей.
Но огранил алмаз сутулый ёжик Хайд:
Он замухрышка, но не хухры-мухрень;
Теперь шикарной бабочкой порхай,
Стерильной стервочкой – прощай мигрень!
Какой-то тёмный да с корнями из Руси мужик,
Сдержавший клятву сделать из М.М. звездищу:
Влиянье, денежки, любовищу, здоровье положил
К её ногам и самой жизнью заплативший.
Быть может, благородство удержало от халявы,
На крышку гроба она бросилась в слезах –
На кучу б долларов – вдовой! – вариант для лярвы,
Но наша Мэрилин – сверхновая звезда!
И вот ей 25 (двадцать пять), она в расцвете сил
С тремя попытками, кто б мог подумать?! – суицида!
Не волноваться – волновать и в шаге от мечты:
О Миллере мечтала, как жар-птица, цыпа.
К Толстому, Достоевскому прибавился еврей –
Хорошие знакомства, сексапильная блондинка!
И «папа» Гейбл, и Монтан, жаль, не Жан Маре…
Да, шлюшкою была, но никогда *лядиной!
Конечно жаль: не дал Господь детей,
Хотя играть с детьми она всегда любила;
Спасенье от генетики в снотворных и питье,
Но это как массаж… мясной дубинкой…
Не до мужчин (есть мнение) поглощена собой…
А юбку задерёт ей метрополитенский ветер
До культовых вершин, а там – за сбоем сбой
И россыпь мужиков, как хвост кометы…
Её интересует Ренессанс, университет и Миша Чехов
И многие запомнили её: «Вот девушка из монастыря!»
Как шею не сломать в потёмках человеков,
В потёмках душ, как Достоевский джунгли мастеря?
Товарка (Уинтек): она, мол, как маленький ребёнок –
От беззащитной Мэрилин не спрячешься и в туалете!
Но голова её была не столь для диадем, гребёнок –
Она могла сразить, как дамский пистолетик.
Она для грека Минардоса: чувственное дитя
И в тоже время, грязная подстилка. Ну, не сука?!
Но он её любил! Да мы в России – ангелы по всем статьям!
Хотя в делах любовных всё весьма сугубо…
С таким инструментарием! – где, сэр, М.М. оргазм?
В погоне не за ним любовников меняла?
Предчувствовала: скоро и за ней карга?
(И я объемся, как халвою глиной-минералом…)
Тянули Мерилин: двойной, тройной и четверной –
У наших рожа б – жёванным гондоном!
У нас давно б башку бы на порог дверной –
Отляпали бы топором! Такие вот свободы за кордоном!
И наши: жрут в два горла, трахуют в три ялды!
Понятия у нас – весёлые потомки охренеют:
Высоцкого альбом-миньон убил – Колян Бельды!
И нет прямее нашенских и правильней линеек.
Дай бабе волюшку одну – она возьмёт и две.
А скольких и за раз способна осчастливить Маня?
Силён и в трахе и в питье Руси медведь!
Палёным пойлом, жаль, мозги дурманит…
Муж, дурачок, узнает все подробности потом:
Жаль, неразборчивы подлюки в кавалерах…
А ты, поэт, ты анекдотец, с бородой притом,
Ты весь в отживших век жальтменовских манерах!
Я персональный твой поэт! Я дурачок, Монро,
С дурной наследственностью – трус и депрессен.
С красивых губ моих срывался матерок…
Не жди, прекрасная, влюблённых песен!
Тебе я, Мэрелин, частушечки спою
И сразу обо всём и о моём кагале,
И это будет полюбовный обоюд,
И нас не сглазит глазик карий.
Я Санчо с ранчо, я деревенский:
На гармошке играю, частушки ору.
На Сахаре стихиры песчинкой я энский
(национальный сервер стихи.ру).
Для тебя концерт устрою
Моя милая Монро.
Я горжусь своей страною –
Вот такой мы, блин, народ.
Ты моя подруга, Мэри,
Давай нескладухи петь:
На осиновой берёзе
Сидел липовый медведь.
Ты моя подруга, Мэри.
Правильно подпела:
Правильно не правильно –
Кому какое дело?
У меня милёнка два,
Два и полагается:
Один по воду идёт,
А другой стирается.
Ты моя подруга, Мэри,
Ты самая красивая!
Я вот тоже ничего,
Но только несчастливая.
С мужиками живши
Нельзя не туживши.
С робятами спамши
Нельзя не давамши!
Гармонист такой чудак:
Завёл меня на чердак,
С чердака-ти на навоз
И давай меня… таво-с!
Дура я да дура я,
Дура из картошки,
Дура я ему дала –
Протянула ножки!
Ты моя подруга, Мэри,
Очень я красивая:
Половина попы красна,
Половина синяя!
Ах, спасибо тебе, Саша,
За игру и за баян:
Титьки вырастут большие –
Приходи, пощупать дам!
Тыкала, мыкала –
Серёдочка выпала,
Осталися краешки
Мужику на варежки.
Ты играй, играй, игрок,
Не гляди на потолок:
Твои яицы мохнаты
Наш котёнок уволок!
Пароход идёт по Волге,
А старуха по избе.
У молоденькой бабёнки
Золотуха на «звезде».
Как в Николиском колхозе
Закололи семь собак:
Кому рожу, кому кожу,
Председателю – табак.
Раз никольские ребята
Испугалися овец:
Двое в баню забежали,
Третий на угол залез.
Моя тёща, глядища,
Блинищи пекла:
Уронила сквородищу –
«Звездищу» сожгла!
Мимо тещиного дома
Я без шуток не хожу:
То ей член в забор засуну,
То ей жопу покажу!
То на эту, то на ту
Я гоняю хреноту:
Лет 17-ти б старушку
Да и ладно б, старику!
Ой, спасибо тебе, Саша,
За игру игручую –
Приходи по утру есть
Картошку рассыпучую!
Девки дружно обсуждали:
Все мужчины – подлецы!
И подумав, добавляли:
То ли дело – огурцы!
Бабы дуры, бабы дуры,
Бабы бешенный народ:
Только дашь им… «помидоры» –
Тащут сразу, дуры, в рот!
Чучела-мучила,
Чаво отчубучила:
То двоешки, то троешки –
Баушку замучила!
Милка, тоненький ледочек:
Не ходи – провалишься!
Молоденька, выйдешь замуж,
Дурочка, спокаишься!
Барыня ты моя,
Сударыня ты моя,
Вот те гребень, вот те лён,
Вот те сорок веретён.
Барыня ты моя,
Сударыня ты моя:
По печи ялозила,
Кунку приморозила.
Мы по улице идём:
Стукаем да брякаем,
Кому хочешь надаём –
Много не калякаем!
С неба звёздочка упала
Прямо Гитлеру в штаны:
Ему яйца оторвало,
Он кричит: «Капут войны!»
Берия да Берия,
Вышел из доверия,
А товарищ Маленков
Надавал ему пинков!
Калина-малина,
Толстый член у Сталина,
Длиньше, чем у Рыкова
И у Петра Великого!
Повели меня на суд,
А я вся трясуся:
Присудили сто яиц,
А я не несуся.
Я себя на век прославлю,
Будут помнить дурака:
Всё пропью – гармонь оставлю,
Волга-матушка, река!
Хулиганы шли по мосту –
Мост железный задрожал!
Хулиганы стали драться –
Финский ножик заблистал.
Финский ножик заблистал –
Милочка заплакала,
Из её из белой груди
Ала кровь закапала!
Трусики да прусики,
Едет член на прутике,
«Звезда» на тележке
Щёлкает орешки.
Член с прутика упал,
«Звезде» по уху попал:
«Звезда» – на карачках,
Член-то – на кулачках.
Девки в озере купались
И поймали рака.
Целый день они искали
Где у рака срака.
Девки в озере купались,
Член резиновый нашли:
Целый день они игрались,
Даже в школу не пошли.
Говорит старуха деду:
«Я в Америку уеду!» --
«Куда ты, старая «звезда»,
Туда не ходят поезда!»
Моя учительница первая, Монро, деревня,
А школьную я первую и не припомню я.
Ты в ней была бы за царевну-королевну,
Но эта участь секпопилке – скромная!
К нам даже Заволокиным не зарулить –
Двоюродный братан Астафьев их не дождётся.
Здесь все услуги за бутылки, не за рубли.
Здесь просто всё, прощее всё, до идиотства.
Тебя бы здесь Монрошенькою величали все.
Меня бы: Шуронькой – хреновым гармонистом.
Здесь все уверены, что счастье в колбасе.
И лагерный порядок называют коммунизмом.
А сколько русских поговорочек про баб!
Кровь бабья от века рабья! Каково, Монроша?
Бабья дорога от печи до порога! М.М., прибавь!
Народ у нас простой добротный и хороший.
Девичья память, что как волос коротка!
Что курица – не птица, рыбонька – не мясо,
А баба – не человек! Фигуры в городках,
Где бать Махно кажет член в окно! Не майся,
Монрошенька, за нами не угнаться США!
И круче наших поговорочек не сыщешь!
Про сорок куч размазанных – кто кроме Саши, а? –
Тончайшим слоем! Американское свернёт носище!
Хотя у нас: как срать, так щепоньку искать
И по-коровьи срать рубцами только мы умеем!
Во всём народном гениальности искра!
И лучше пахнет г… своё и даже менее!
Чтоб срало и не воняло!? Не бываем так, Монро!
И как не хотрожопы земляки твои, М.М., –
Везде звездатое звездунское мурло
Насильника и данный исторический момент.
И если разожгут пожар твои братки,
То этот крематорий и для звезданутых.
И за звездец шампанского ты опрокинь,
За глаз на задницу вам нами натянутый.
Хотя не верят наши пиплы в посадку на Луну,
Но свято верят, что жёны лучшие из шалашовок.
Но лучше русских – нетути! Я тебе клянусь!
Пардон! За исключеньем босяка Хрущёва.
Конечно, нас подводит не святая простота –
Лень-матушка, болезненная страсть к халяве.
У нас хронически в карманах пустота.
Нас тянет больше к водке, чем к шалаве.
Зато, Монро, мы лучше всех поём,
Особенно фольклорные, народные частушки.
«Над озером чаичка вьётся…» - душ наших полёт!
У вас – мастерство, Мэрилин, таланта бездушье.
Но песен своих и застольных уже не слыхать,
Уже и Есенина песни всё реже и реже
(сие не касаемо песен украинских хат)
И песнь на английском нам слухи и ухи не режет.
Как правило, песни хорошие люди поют:
Душою народа – песнь! – у нас называли.
Когда-то: событье – поездка на юг!
Теперь путешествую я по ТВ, на диване
И – на тебе! – фильм, с тобою, Монро, с тобой:
О том, как влюбился в тебя парнила, «деревня»,
Которых у вас именуют красиво – ковбой!
Участник родео! Короче, не для слабонервных.
Ты в фильме сыграла себя – голубую мечту
О счастии женском простом и понятном.
Но жизнь тебе участь дарит другую, не ту
И утро с гримасой постели помятой…
А ты не играла – ты полнокровно жила,
Без нашей фальшивинки театральной.
Была никудышной по жизни Мэри жена,
Была ты богиней и бабою натуральной.
Как говорят в Одессе: «Да шоб я таки и пожил!»
Ты женщина-восторг, секс-символ, где-то – ангел!
Твоим рабом побыть! Нет лучше госпожи!
И для рекламы США нет краше американки!
Ты ангел! Орангутангел (по Маяковски) я,
Мою судьбу с твоей и сумасшедший не сравнил бы:
Я жил невесело, невезучно, злясь и скуля…
И пиво бочковое – наше! И кольца с бочек – нимбы!
Короче, пивоэнергетик, как Ди Маджо твой –
Не биоэнергетик, не экстрасенс, не гуру!
Жаль, песенки мои похожи на подлунный вой!
Тебя я вылепил! Я изваял! Я извалял Снегуру!
Я знаю, ты растаешь от горячих слёз
С пивную кружку, горьких, виртуальных!
Я так тебя любил бездарно и всерьёз!
Боюсь поползновений ритуальных…
Стихами гениальными никого не воскресить!
В кино бессмертна ты, что очень и не мало.
Кто, как и ты так жизнерадостно красив?
Кого так жизнь в объятиях помяла,
Но не сломала, не стёрла в порошок
И вылепила памятник людскому оптимизму!
Пусть тысячный напишет о тебе Сашок,
Отгрохает очередной стихотермитник.
А Тони Кёртис: как Гитлера, мол, целовать Монро?!
А «В джазе только девушки» его она зацеловала!
Ты книжкой Софьи Бенуа вошла и в мой мирок,
Стерильной, не дуррой – Дунькой с сеновала.
С твоей улыбкой как-то веселее жить –
Ты закидала мир улыбками, богиня!
Я строчками стихов вдоль, поперёк прошит
Мой с брагою бокал никто не опрокинет!
О роли в «Братьях Карамазовых» мечтала Мэрилин.
Ужели Грушенькой бы нас лицедеечка сразила.
Меня взасос целуют горького всё мухи, комары –
Я в зеркало не умещаюсь недовольной образиной…
Со мною квартал была ты звездоносная Монро,
Быть может, я последний кого ты обломала, соблазнила:
Пронзил меня, как рыболова насквозь марлина рог.
Я что-то нацарапал, королевишна, нетленку для блезира.
Сейчас порхаешь бабочкой ты фантастичной красы,
Точней, душа твоя бессмертная она всегда в полёте.
Мой юный друг поэт, побольше колбаси, по миру колеси,
Чтоб Пушкиным застыть (издержки популярности) в помёте.
И будет у Мэрилины подражалок ой-ой-ой!
Но тайну шарма твоего они постичь не в силах…
И тайны женские – не мужичьей головой…
Спасенье в яме ищет лишь колхозный силос…
Жизнь человека по восходящей путь на верх,
Свой штурм вершин ждёт всякого поэта,
Что гением по блату можно стать – не верь!
Счастливый выигрыш – не совсем победа.
В порядке исключения, ты из неудач
Удачно сможешь кое-что состряпать.
Не жди, поэт, фанатов и читательских отдач
Немедленных, не будь пропитанной слезами тряпкой.
Никто и Мэрилине на подносе не принёс
И счёт потерян всяческому задиранью ляжек…
И ждёт тебя, поэт, не дристень так понос
И от соратников не жди похвал, поблажек.
И мало кто чего бессмертного достиг,
А благодарной памяти, подавно, други,
Хотя и было четверо и знаменитейших Толстых
И двое Ерофеевых – где в бесконечности сойдутся их дороги?
А сколько будет двойников и подражателей Монро?
Не меньше эпигонов у Есенина Сергея.
И (по Задорнову) для поэтессс не счесть морок
Штурмующих Порнос! Я умолчу про геев…
Она была и очень разнесчастной, господа,
Как большинство поэтов русских и нерусских.
Нас с потрохами дьяволу мир предал и продал,
Но светим вам в ночи, как деревенских дров гнилушки.
Иль светлячки, которые, как оказалось, червячки –
Так удивлял нас, пацанву, своим свеченьем фосфор!
Ночей Монро… с китайскими фонариками чуваки…
Я – редкий: с дважды не привитой оспой…
Любовь к искусствам от родителей талант?
Тянулась Мэрилин и к достоевским ролям.
Нас жажда славы гонит, как на убой телят,
На скотобойню – там требуха и по колено крови!
Поэт – ребёнок, ребёнок вечный и Монро.
Хоть падка публика на ложь, но в главном не обманешь.
Неистребима правда, как русский матерок.
Богиня ты, Монро, не феминисток атаманша!
Советов под кого ложиться нет от Мэрилин
И путь через постель всегда в постель другую:
Всё море секса в лодках надувных перин;
Чесанье похоти все как любовь трактуют.
Чесанье похоти Лесков назвал любва.
Нормальная любовь у нас лишь сохранилась?
Не избежать России столкновений лобовых,
Надежда слабая у нас на Божью милость…
Любовь бессмертна, как уверяют, надо лишь менять
Любовников почаще! Любовь до гроба, господа поэты!
А что касаемо про позы, стимуляторы, минет –
Поэтам лучше бы до сорока не знать про это…
Поэт и «лебедь ща» – классическая пара века,
Лишь тёзка Блок какую-то хрень отчебучил:
Поэты, брезговать женой, монрошечками на фига? –
Обязанность святая: наплодить побольше почемучек!
И хитрость, сметливость – се пресловутый бабий ум.
Причёска, обувь – половина обаянья бабы!
И: «Дай мне наглядеться!» - это ты, поэт, певун:
Какая без тебя бы пресной жизнь была бы!
«Мы секуальны, не разрушайте Божий дар!» –
Так завещала сексуальная Мэрилин Монрова.
Как долгий поцелуй, так жизнь ей прожита!
Я защищу её карандашом, как монтировкой!
Она познала: славы суть – обязанностей ряд
И главная обязанность быть сексуальной и шикарной!
Не всё равно, что о тебе, поэт мой, говорят!
Пусть Дон Кихота тазиком тебя накроет карма!
Свидетель неподкупный ты! Истории ты суд!
Достоин званья будь, не осрамись, поэт мой!
Пусть мужичонки всякие, как шестёрки ссут,
Ты должен кровью расписаться под стихом, поэмой!
Друзья и женщины поэта предадут,
Лишь бы талант – молись! – поэта не покинул.
Не скоропортящийся ты времени продукт,
Пусть твоя Муза будет, как Мэрилин, богиней!
Не достигает высшей точки Муза, как и Мэрилин…
В поэзии Гераклов тоже: раз-два обчёлся…
Не многим посчастливилось, друг, штурмовать Берлин…
Какому лысому б да не пошла б причёска?
Как юбка снизу поднималась выше головы –
Коронные моменты есть в жизни у поэтов!
О, это зрелище! Как на ТВ – повторы голевых!
Конец один у всех почти: поэт на вертеле у людоедов.
Как сексуальный стимулятор, Мэрилин Монро, -
Сие удел всех мировых секс-бомб, красоток –
Прельщает мужиков влагалищный мирок!
Что душ касаемо, почти всегда – кроссвордом.
Кто только эту тему, как мельницу Кихот?
Кто только не выделывался на арене скользкой?
И человечий секс не разделим с грехом,
Крестьянский паренёк и дурачок никольский.
Не знала Норма, что нормально, а что плохо, грех:
«Меня в момент тот раздирало любопытство!»
И пряталась в траве с мальчонкой для утех:
С младых ногтей к любовным играм пылкость.
По волшебству и быстро силой налилась…
Её бездушной соблазнительницей выставляли:
Она ещё холодная, но ощущала власть
И школьницу катали и в неё вставляли…
И первое замужество её в шестнадцать лет:
То тётя Грейс – упрятать от греха подальше!
Древнейшая пулялка – сексуальный пистолет
В мохнатой кобуре не нашей Даши…
Хозяйка – никакая! В головёнке – секс!
Покуда верная – кувыркалась с мужем.
Но первые фото – она во всей красе!
И школа шарма и мечта к тому же!
И девушка с обложки – кайф журналов: «Клик»,
«Пик», «Лаф», «Сэр», «Си» и для военных «Янки».
Любой бы муженёк – в претензиях и в крик!
Талантливый фотограф: «Обнажите ляжки!»
Вот с ним она познала настоящий секс!
И он с ней вытворял всё, что ему хотелось…
Посыпался на М.М. славы тёплый снег –
Как хорошо иметь роскошнейшее тело!
Но Говард Хьюз, миллиардер и хлюст
Нашёл шикарнее и роз поток остановился.
Я донжуанским списком не хвалюсь:
Я, как и большинство, единственною подавился.
Искать защиту, но в объятиях мужчин? –
Защита лживая, но другой не дали.
И золото души так легкодумно измельчить! –
Другая сторона, как говорят, но золотой медали.
Она уверенна, когда желанна, но сие обман:
Любая покорённая мужику надоедает.
Кто в лоб себя не бил, в бездарный барабан?
Кто на чужие прелести не разевал едальник?
Через четыре дня муж Маликов – да! – получил отлуп:
«Ты не для меня!» -- поёт отвергнутый Ветлицкой.
Секрет в несоразмерности вагин, залуп?
Бессмертный Пресли не был металлистом…
Свидетель Алибасов: «Проституткою она
Карьеру начинала!» Жаль, что теперь звезда, богиня?
А девушкой по вызову была М.М. – её вина?
Плакат: «Вход воспрещён!» -- не для тебя, вагина?
Чтобы её воспеть любой поэт Барков,
Срамной поэт, как гениталии: прост, примитивен.
Я, как и Ерофеев Веник, не посетитель бардаков
И мой стихос на темочку запретную – в презервативе.
Две есть улыбки супер – Моны Лизы и твоя,
Но первая – ребёночку, твоя М.М.- мужчине!
С твоей улыбкою лишь секис вытворять,
Ведь думы глупые твоё чело не омрачили.
И чем грязнее секс и мат, тем эффективней
И всё равно, тыр-пыр – оценка Пугачёвой.
Поэтов браки с Музами временны, фиктивны
И на пирах поэт последним из приглашённых.
И в отношеньях более игры, а не любви…
Эммануэль, давалку честную, не переплюнуть…
Поэт традиционно плодовит и *лядовит,
Поэт всегда закатит в лоно, в лунку…
И очень жаль, ты не оставила нам сериал –
Монро с порно рифмуется весьма и очень,
Но ты уж миф – на кой нам хрен реаль?!
Твой образ жизнерадостен и сочен!
Для миллионов ты осталась, как мечта,
На то мечта, чтоб никогда не сбыться.
Не наш размер, не наш, друзья, масштаб!
Но в колесе Сансары пророки и поэты – спицы.
Опять я неудачно, глупо пошутил…
Поэт свидетель неслучайный преступлений…
В мир параллельный залетевший парашютист…
Его сбивают вниз с любых ступеней…
Но он не разбивает душу, как пузырь алкаш,
Её он дарит миру, как из Китая вазу,
И правду говорить ему от Господа приказ.
Лишь гению Бог даст всё, навсегда и сразу.
Наверно, красоту он дарит просто так,
Чтоб видели: вот он предел творенья!
Стихос хороший накропает и простак,
Но лишь талант – бессмертное стиховаренье
С которым миллионы пьют и пьют чаи,
Его смакуют и наизусть читают!
И средненьких я не намерен очернить:
Я стихоплёт стихирный, что почти китаец…
Считала Мэрилин, что секс сближает нас,
Друзьями делает – всем удовольствие дарила,
Не только половым путём, усекаешь, старина-с?
И хорошо смеялась, как и я – дурило!
Я не доверенный друг Мэрилин, как Генри Розенфельд,
Я строчкогон, я воспеватель славы кинодивы:
Она не плод суглинистых моих земель.
И нам неважные достались командиры…
Однако же, вернёмся к прелестям Монро,
По сути, уникальнейшего организма!
Последствия от, золотая рыбонька, молок…
С абортами запретными стресс, дерганина…
У нашей Дуньки одинаковая ДНК,
Критические дни и прочие секреты…
К нам твои фото птичками издалека…
Как «Монте Кристо» -- Куба, сигареты…
И только фото Че Гевары и Мэрилин Монро
Наш обессмертят век в глазах потомков,
Век ХХ1 начался с таких политморок,
С заполонивших мир убийц, подонков.
Пришёл наш мир к черте чертей, к переделу
И заманили нас в ловушку, как дурачков?
Держали бы в ЦК очередного мы перделу
На наше бардачище смотрели бы поверх очков.
Западные топы не для российской жопы?
И сокровища недр для потомков зачем?
Мы в кольце интернациональной злобы
Переполненные внутренним сволочьём.
Если новый секрет обездвижет наши ракеты
И нормальных превысит число сволочей –
Хозобслуга останется: миллионы лакеев!
Ни клочка не останется нашей, по сути, ничьей.
Осеняют кошмары пусть тыкву поэта
И растут беззаботно внучата его.
Пусть напишет дедуля и про то и про это –
Как жилось на Руси хорошо и легко.
И когда повзрослеют, доберутся до сказки
Про красивую даму Мэрилиншу Монро
И простят дедуну остракизмы, сарказмы,
Как приделал он крылья к своему НЛО.
Как собрал в альманахи всех он писалок
По примеру Е.Е. – несравнимый масштаб!
Что он был никудышный фмльтровальщик «базара»
Да искатель на попу приключений мастак.
Я недавно смотрел какого-то фильма концовку:
Там уехать на ранчо Мэрилин ковбой соблазнил…
Для болячек души ты врач, ты, М.М. – марганцовка,
Падшим ангелом ты среди нас, образин.
Чтобы нас спасти от скотобазности своей
Христа придумал человек – надежду на спасенье?
Ты обречён, поэт, в корыте поревом ты для свиней!
Не приведи господь, тебе родиться гением, как С.Есенин!
Народ наш верит, что повесился он, как алкаш.
Что лучший экстрасенс открыл – народ не верит!
А сколько в Маяковского, брат, брошено какаш,
Что думаешь: на половину ли мы только звери?
Один Ди Маджо оплакивал годами Мэрилин
И отказался заработать на мемуарах деньги…
И в США доллар не всем – мерилом из мерил
И кольт – не самый и надёжнейший брательник.
Не белокурой бестией, а падшим ангелом Монро.
(Конечно, сволочь никогда: очей очарованье?)
Мать зятю пьяная кричала: «Ты – моёк!»
Есть очень симпатявые среди манек-ванек.
Природа, мир подводный – царство красоты:
Двух одинаковых цветочков не найдёте!
И только человек не в силах жить без злобы, грязноты –
Уродствам нет числа: здесь вечно идиот на идиоте!
И крахом кончился наш развитой социализм,
А коммунизм Луной накрылся – медным тазом.
Со страху перед США мы не обосрались:
Нас окормляли и Петром и Бульбою Тарасом.
С бандеровского члена западенцы сорвались,
Чтобы с земель Руси гнать москалей поганих:
Есть в этом геноциде закономерный символизм –
К нам катит глобализм, он без границ погранных.
И волны первые: Чаплин и Мэрилин Монро,
Вся западная классика на наших полках.
И если там планировали, то умно, мудро,
Что сила страшная в сисяндрах, попках.
Как женщин теплота – киноэротика, (№2 волна)
И фильмы ужасов и детективы, а се – цунами!
И трезво рассудить: спорт – мирная война?
Конкретно поимели нас – не будьте пацанами!
А тут подпел наш доморощенный пост(ель)модерн –
Какие имена! – Сорокин, Ерофеевы, Пелевин.
Да и художники… наш переплюнул всех дерьмизм! –
Накрыл их всех, как люк – квадратище! Малевич!
И нобелевский номинант, сюрреалист поэт Айги,
Которого наш Эдичка Лимонов обозвал французом! (?)
Такие вот, друзья, с капустой и с грибами пироги!
Мы зарубежной хренью, как джинсой (тогда!) фарцуем.
Стремится молодёжь петь на английском языке.
Вот бают: в ад путя усыпаны потугами благими…
Чёрт нас побрал! Вернёмся к нашей классике,
А лакунизм – стихами, пусть даже и плохими.
Доколе уверять себя, что наше всё дерьмо?!
Что хорошо умеем материться, водку лопать?!
Что в сказках наших – смесь лени и дремот?!
И что сосуд священный наш российский лапоть?!
Я как петух голландский раскудахтался – Ван Гог!
Ау, моя Монроша, Мэрилинша, ангел, где ты?
Конечно, ты не в списке – не Тэтчер же! – врагов,
Но ты пойми, прости: мы на картофельной диете.
У нас шары на лоб от «Фабрики» от Фриске Ж.,
Что ни состав «Виа-гры» -- конский возбудитель.
Не только ты завсегдатайша в автогараже,
Похлеще вашинских есть и у нас бандиты.
Нет обаятельней, чем Ани Лорак в вашем США.
Есть дивы: Леди Гага, Мадонна, Бейонсе, Лопес.
Я Пушкину скандировал: «Ви-ват, Са-ша!»
Жизнь на поэзию не бойтесь, друг, ухлопать!
Не замарался Евтушенко жизнью за бугром.
Уитмен, Маяковский – некоронованные короли поэтов.
Не сдёрнешь гениев, друг, с пьедестала и багром!
И Шолохову, Шукшину – помогали, не мешали партбилеты.
А ты воспевшая свободу без границ,
Ты сексуальной революции вождь и вождица.
Пусть плачет по тебе и мрамор и гранит,
У нас бы ты была: элитная бабец, звездица.
В твоей индустрии (но не наши) пригодятся все,
А в голливудских джунглях Соловей Елена затерялась.
Лишь в Греции, в трагедиях Демидова имела вес
И Тереховой бриллианты слёз не их реальность.
Но Шварценеггер мир от гибели спасёт.
Мужик с талоном (он же и Сталлоне) мир осчастливит
И в Лоб Вам Дам (Клод Ван Дамм) крутой и патриот
И Джеки Чан – у нас бы их как сельдь солили.
Книга: «Жизнь и странная смерть Мэрилин Монро»
Тёзка Слетцер Роберта Кеннеди обличает.
Да, янки хитр, злопамятен и маневров,
Прямо сказать, кровожадный народ экс-англичане.
И не только негров безжалостно усмирять
И своих президентов отстреливают регулярно –
Вот они и составят тот золотой миллиард?
Наши различия с ними резко полярны.
И помочь умереть разнесчастной Монро,
Что таблетками, а не жемчугом себя задарила!
И причастны к смерти её великое множество рож
И секреты запрятали дурные дети горилльи.
Просчиталась с Кеннеди ты, Мэрилин:
Стать первой леди тебе, дорогунь, не светило,
Стать первой шлюхой вот и весь морализм,
Даже любовь, даже любовь не эффективна.
И Ди Маджо с битой был не твой вариант,
Больно парень простой и с простецкою рожей.
А ты чистой воды (и слезы) бриллиант
И тебе не оправа, даже парень хороший.
На Олимп США не взлетела голубка Монро,
Там стервятники сплошь и экс-англичане.
Скрутят мир американцы в баранейший рог.
Маяковский, Есенин их, милочка, обличали!
На тебя опрокинут ушатами лжи,
Что ты грела евреечку, как лесбиянка.
Но бессмертны с твоими фото гаражи!
Не затмят тебя наши распутины бьянки!
Ты с Ди Маджо радовалась б жизни своей,
Но славы отхватила ты, М.М., кусище.
Он мог бы, твой рыбак, разводить свиней?
А ты б работала, но бесподобнейшей кассиршей?
Любовь толпы вернувшая ему Монро.
И Ниагара славы, обожания, соблазна.
Оскал капитализма и его мурло?
И замуж за Ди Маджо нехотя согласна.
И за три фильма «лимонов» 25.
Для пользы студии брак с Слитцером расторгла.
Вот так по осени считают, господа, цыплят!
Досадные помарки… А славы стёрка?
Она счастливка – мечта её сбылась! –
Слава обожает бриллианты и блондинок
В овчине большинство и горстка в соболях.
Не зависть к славе породила пародиста?
И не понятно, кто там за кордоном выигрывал джек-пот,
И кто-то находил и с лапоточек самородок.
Похожий на Арабова талантливый жив Пётр,
Но пофуизм его стихи, как мясо заморозил.
А чемпион один, хоть в гонке победивших три.
Две золотых бы дать, три серебряных медалей,
Пять бронзовых! Что, с бронзою я перемудрил?
Но как – по справедливости и в идеале?
И в имени Монро над буквой 1 – каприз М.М. – дай бриллиант,
Но даже и хрустальный точняковский умыкнули!
Отныне: не Монро караты слёз проливать
И к гонорарам пристегните пятый нулик!
Теперь она готова за успех отблагодарить весь свет:
Еврейке-репетиторше – пальто и «Понтиак» в придачу.
«Одень меня навеки, Билли…» -- голенькую! – ничего себе!
Умрём от зависти к Травилле за автограф и с ню удачу!
Она соединила женщину в себе и вечное дитя.
Но маску соблазнитеницы, Мэрилин, не снимешь!
Теперь весь мир у ног твоих, отныне, все друзья,
Ты гордость США, блондинка-секси – вот твой имидж.
«Зачем на памятнике жениться было, Джо? –
Я нации принадлежу!» - она сказала Маджо.
Хватало чемпиону славы, дам, деньжон…
(Наверно, резко, по-вангоговски портреты мажу?)
Я бы хотел прославиться, как Маяковский – маляром!
Есенин – гений русский, но гений мировой Владимир.
Отскочит всё от гиперсексуальности Монро,
Счастливей нет, кто дружбу с ней водили.
«Скажи мне непристойность – люблю я возбуждать!
Даже на снимках рот мой произносит: «Fuck mе,
Suck mе» А нежность, доброта – не божий дар?
Души широкость от Достоевского, от русских.
«Высоким, обаятельным ты станешь, мен, со мной:
Подарок подарю тебе я самый дорогой на свете .
Пусть воспоёт меня поэтик из России семенной!
И что я не скатала к ним в страну Советов?
Я за здоровый образ жизни: гантели – под диван!
Сынки же гениальных пап пугали суицидом!
Понятно и куда их депрессии – в меня! – девать.
И как разделаться с таким мне цирком?»
Марихуана, героин, бенниз, таблеток рай…
И Грей Мак Ки – вторая мать и суицид, и та ж причина…
Проста дорожка к краю, а потом за край…
Точи мой карандаш, игрушечный нож перочинный!..
Вот атрибуты славы: ежедневных писем до 500,
Дорогие подарки и в постель приглашенья.
«Ты – воплощёнье секса!» -- твой это потолок и это всё!
«Я только для забавы!» И ради этого через лишенья?
Нужна как возбудитель похоти ты джентльменов США.
На помощь ей пришли снотворные таблетки!
Все мены о тебе: где бы да как бы раскрасавицу да посношать…
В гробу твои, Монро, перевернулись предки!
Ты жила в сердцах и ширинках миллионнов мужчин.
Да, секс твой многосерийный из темочек скользких,
Твоих фанатов и поклонников мы не смутим.
«А замуж я за Миллера хочу, друг, Сидней Сколски!»
Но всем хотелось, чтобы мужем стал герой – Маджо:
Он им и стал, но года не прошло и они расстались,
Вот только счастье так и осталось миражом,
Как и звезда твоя на небесах – из сонмища кристаллик.
«А мне хотелось иметь шестерых!» -- это о детях Монро,
Но даже копии одной нам, жадина, не подарила;
Ей быстро надоел любитель пива и макарон –
По лобику (да и по лобку) себя похлопала дурила.
Медовый месяц: Япония, Корея и морпехи очумели!
А песенки?! Что вытворял её бесценный зад?!
Кокетство только лишь Маджо казалось чрезмерным:
Для Мэрилин, мега-звезды, словечка нет «нельзя»!
Не только от юпитеров хотела Мэрилин тепла:
Мужские «кипятильники» не очень согревали,
В холодном мире мало так любви, добра –
Интересуют мужиков-козлов «булочки» да «караваи»…
У всех, кто не имел (не поимел) красивых баб –
Была таки одна всемирная спасалочка Монроша,
Конечно, исключив придурков – что толку о рабах? –
И всяких извращенцев: их тоже – многорожье.
А всем без исключенья и солнышку не угодить,
И даже Пушкин А.С. сосайтников не всех устроил?!
Уж больно, батенька, все архи и зело горды!
Но всех нас образумит сумасшедший астероид…
А там из космоса (по Ванге) лодки приплывут:
Почистят Землю, коммунизм построят…
Всё это без меня – я безнадёжный баламут!
И на Луне плакат «Запрещено всем посторонним!»
А публике подай интим, подробности, скандал,
Стихос такой, чтоб поголовно все охренели!
Сходи на кухню: бальзамчика рюмашку засандаль
И горюшко залей чайком с собраньем карамели…
Вторжение иношек начнётся пусть с США –
Нам на дурную жопу экшен за глаза хватило!
Политкухонный вброс! Где Пушкин Саша, а?
И жизнь тебя бездарная совсем не охладила?
А Маджо, баловень, какие книги от М.М. ты изорвал?
И по хрену тебе, наш чемпион, её стремленье к знаньям!
Что я прохлопал глазками, как деревенская сова?
Я был труслив, как пресловутый заяц,
Поэтому красоток нет и списка донжуана то ж,
Но страхоманки, страхолюдины мне надоели…
И у тебя, мужик, не 10 в арсенале жён и тёщ?
И полюбовниц не по одной на три недели?
А чтобы насладиться чудом хватило бы и четырёх,
Ну как у мусульман: им четырёх хватает?
И разно темпераментных не плохо б поиметь дурёх,
Чтоб не гнобил, не гнул напрасный поиск тайны.
А Дунька: «Всем давать – не успешь штанцы скидавать!»
Возможно, потому М.М. исподнего и не носила.
Какие кадры с Маяковским подарила нам синема!
Нет эроса Монро в кино – над сладостратием насилье?
Теловладелец Маджо с нами не хотел Монро делить,
Еврейку Лайтес обзывал он «говорящею пиявкой»!
И для него стриптиз Монро стал раздражать?! Капиталист
Телес, куда запсочил носопыристый паяльник?!
Поднявшая (ветром!) юбку на тротуаре Нью-Йорка
Получила по полной от простонародного дурака!
Я стихосными строчками – публичную порку,
При всём уважении к талантам его как игрока.
В моей деревне мужики всегда лупили баб-с,
Но – в коттедже?!И на холмище звёзд?! Однако!
А результат – очередной семейный крах, коллапс
И вот она опять свободна, то есть, одинока.
Вопросец Бенца: всё жизнь она самоутверждалась через секс?
И как бы отвечает: пороться с мужиками – это её дело,
Она умела это! И стало классикой! Порока образец!
Как может женщину сгубить и осчастливить тело!
И обнажёнка для Ди Маджо показушной, стыдною была.
Не противоестественной была устроенная им же слежка?
Был муженёк простой, как бита туп, по-нашему, болван,
Как я – твой персональный и бездарный писаришка.
Не спас феноменальный аппарат – надоедает гребля.
И дама: семь футов вам под килтом, гомосек!
Моральные устои у нас трясущие зады колеблят,
Но только не меня – я болен, безнадёжный домосед.
Рекордоносную из проституток и живьём зарыть
Могли у нас – кошмар сей воскресили экстрасенсы!
А в жизненной игре лишь у меня всегда не козыри…
И при свободах, свободы беспредел – на темы секса?
Не страшный сон, что курят наши девушки на всех углах?
По радио америкос – без страха! нас! – страною проституток!
Мы пьяные приплясывали на пожарища углях –
Пора засунуть в жо.. свою придурочную простоту-то!
И тем заткнуть хайло, кто пырхает на нас!
Готовиться к войне и не на жизнь, а на смерть!
Кто унижает нас свободностью своей говнясь!
Кто поднимал нас век пред миром на смех!
Опять меня, как Дон Кихота по кочкам понесло!
Моя Монро, моя любовь, ты дураком забыта!
Не хватит для любви бессмертных слов!
Обидно, милая, нас держат век за быдло.
С такою интонацией и добротой (и сучка сучке рознь бывает)
С такою неподдельной мягкостью, попала в лапы Грин!
Всегда шизоиды в провалах… Такой любви повальной,
Такой всеобщей кто ещё стяжал?! Не результат игры.
Они сподвигнули Монро на глупую идею:
«Мэрилин Монро продакшнз» -- лохануться так! –
Ловцы всегда везде чужих и сумасшедших денег,
Но сами по себе ценою в ломаный пятак.
Побег из Голливуда кончился еврейской западнёй.
(Она и завещает всё Страсбергу, божку, придурку –
Ему и перед Богом каяться-то западло!)
Жестоковыйные борзы на хитрожопую придумку.
И в студии, где всех учили женщин презирать,
А мужикам навязывали силою повадки бабьи.
Готовил антизвёзд вертеп, бордель и резерват.
Попала наша простота в условия кабальи.
И золотые яйца из-под курки золотой – Монро,
В надёжные и липкие ручёночки евреев.
Нам не понять их богом избранный мирок –
Во времена последние повсюду человек звереет.
И вся свобода лишь в менянии мужчин…
Но почему тебя так раздражали гомосеки?
А ты была из богом поцелованных из редких молодчин,
Сподвигнула меня – кромешного лентяя, домоседа
На этот опус, что не стоит даже твоего ногтя,
Который дамочкам (и Ржевскому) читать не стоит.
Платиновоголовую, жаль, заморочил негодяй
И не один! (У Бога каталог историй.)
Кольер: «О да, в ней что-то есть. Она красивое дитя,
Я не могу назвать актрисой (…) в традиционном смысле».
Раскрепостить бы ей талант по всем статьям:
Ей помогать – одна из божьих миссий.
«Талант подобный заточённому в темницу духу»,
Что видела Кольер, а не еврейский хитрожоп.
Массовке из толпы – подавай порнуху!
Он всюду одинаков интернациональный жлоб.
Народная ты не артистка – давалка ты США!
И магия и магнетизм твои для сотворенья денег!
Жаль, не один поэт в объятиях тебя не сжал!
Жаль, не воспели мы твой сексуальный тренинг!
Но эту ауру, свечение (по Кольер) и трепетный твой ум
Нам дарит камера – поэзия! – как полёт колибри.
Сложись иначе, не ломал бы я язык: «Варум?!»
Жаль, не Ан. Воз. – куда скромней мои калибры.
А дружба с аферистами к хорошему не привела…
Но дарит Миллера М.М. – мечту в каком-то смысле! –
Хороший друг, чуть коммунист, чуть ловелас,
Он скоро ей подарит золотое званье миссис!
К платиновой милашечке вернулись звёздные часы:
Он подарил М.М. уверенность в себе, что крайне важно.
Припадки самоуничижения и у поэтиков часты,
Когда осознаёшь: ты – тигритос бумажный.
Свой куш и махинатор (Грин Милтончик) отхватил.
И всё у Мэрилин в ажуре: съёмки, фильмы, деньги.
Монако принц – жених! Крутейшие сваты:
Онассис, Розенфельд! Не все преодолимы стенки…
Шизоидные закидоны, абортов 30 штук,
Цепь бесконечная любовников и секс-партнёров.
Таблетки, наркота и дурь учителей жадюг-жадюг
Какой угодно укатают несокрушимый норов.
А склонность к суицидам – попытки кто считал?
И мафиозная семейка: Грины, коллектив евреев…
Здоровье есть – всё остальное хрень, даже, нищета.
По-нашему: «Сарынь на кичку! Сушить на реях!»
Но как-то мне слабо свободу по-еврейски описать,
Ведь даже в счастье у Мэрилин проглядывала исступлённость.
И слабо верится, что браки заключаются там, на небесах…
Когда я звездный час поставлю на ребро дублоном?
Но папик Миллер смотрелся плохо с молодой женой.
«Он сторож морга с царственной особой!» - так острили.
Он лип к ней более, она к нему шикарною спиной –
Такие вот, сказали б нынешние, такие, блин, вот стринги!
И миф о паре века талантливой пьесой не спасти,
Четыре года для звезды М.М. подобие рекорда.
Когда с гигантом половым и не спасла постель,
Что восковая М.М. (музей Тиссо) подтвердила гордо.
И чудо века, сомнамбула дремлющая, как назвал Битон,
Пережила крах фирмы «Мэрилин Монро продакшнз».
Не знаем: где потеряем, где приобретём?
Поэты знают, что они – бомжи, бродяжки.
Но пела дура ей еврейская: «Ты популярнее Христа!»
Неистовствовала публика забыв про драматурга –
Все неудачи компенсировала дивы красота!
Не спасся Пушкин гением от идиота пули!
Твои перестарались земляки, Монро…
Ты из индустрии, богиня, развлечений.
Мы прячем уши от пропаганды макарон,
Мне не понять с чего так поседевши Чейни?
Вам уркоганный свойственен менталитет,
Ведь даже на Европу жопою насели!
И вам плевать, что потеряли вы авторитет!
Но мы уже рубцами по-коровьи-то не серем!
Мы только англичанам задницу надрать
Да вам, америкосам, толком не успели.
Ну, а накроет чёрный вас квадрат –
Отпразднуем всем миром ваше мы успенье!
Фильм «Некоторые любят погоречей» он у нас
Известен: «В джазе только бабы», в смысле, девки.
Прокат глобальный шёл и всюду на «ура»,
Никак не пострадав от нашей переделки.
И это был твой и заслуженный триумф:
Самой красивой, самой сексуальной и желанной.
Что слава – рёв зрительских трибун?
До потолка бабла? С шампанским ванна?
Ты, как магнит, ты тянешь из самца
(Арт. Миллер) всё, что в души карманах прячут;
Похабщиной становится простая срамота!
В твоём раю нет места горю, плачу.
Каких же небылиц придурки наплетут?! –
Что ты с Хрущёвым «кукурузила», красавка!
Размах твоих сластолюбивых амплитуд
Таки под стать прославленным корсарам!
И «красный кукурузник» так пожираючи смотрел
И как бы рёк: «Стань агентом, товарищем, Монрова Маша!»
Но эта чушь, похлеще рифмы к слову «самострел»,
Как хоровод с Мэрилиною – с венками из ромашек…
Матанею Монтана стала Мэрилин Монро.
Синатра и Брандо – вот кто красотке пара!
Связь с КГБ – антисоветский юморок.
Монро – хороший американский парень!
Вот только жаль мне Симону Синьоре!
Но норов Мэрилин: под норковым пальто – самое
Расто! – классический приём… Блуд – не секрет…
Ты, Мэрилин! ты распоследняя! ты сука! самка!
И ты сучара, Ив Монтан, жениться бы на ней не против!
«Природа, батенька, всегда берёт своё!»
Но вы в бессмертие с гениталиями прёте –
Любая птичка лишь одно гнездо совьёт.
Людская ненасытность – настоящий беспредел!
И в этом смысле человек – чудовище, а не скотинка!
И не стихающий территориальный передел –
Одна та же жуткая кошмарная картинка.
Мир катится к последнему разделу сфер!
И мира торт порежет дядя Сэмский?
А мы – свидетели катастрофических афер,
Но выживет один близнец сиамский.
Психоаналитик Ральф Гринсон спаситель М.М.,
Он подарил Монро последнее тепло земное.
Он русский доктор и настоящий джентльмен,
Последний долг отдал – теперь должок за мною.
И мешанина слов, но не таблеток, Мэрилин,
Конечно, не спасёт – её хранитель слава.
И поделом мы Роберта Кен. материм,
Что плохо кончила бесценная шалава.
И верно д-р Гринсон оценил замашки сироты:
И мазохизм, и провокации, её на всех обиды.
В богатой США людей нет (мало) золотых,
Зато в избытке всяческие кровопийцы.
В ночной рубашке на выступе стены:
13 этаж, внизу, куда упасть, как ангел – дама…
Не миновала лап ты липких сатаны:
Для братьев долбанных ты *лядь, одна из самок.
Депрессии, паранойя – не кукла Барби! – дура ты!
А чувство: всё – конец, и завещанье новое составить.
И наркота, и по утрам – не выговоришь! – бар-би-ту-ра-ты!
Тебе, М.М., как многим, не светила старость.
И вот в психиатричке наша М. –
И раздвоилась личность…И голая ты у окна…
Ты стулом дверь – вдребезги! Ошалев,
Ди Маджо спас. Друзья тебя боялись, как огня.
Униженный Артур (драматург), скоропостижный муж,
В ответ на униженье, на твой «бросок» красивой дамы…
Ты отвергаешь роли всяческих дешёвок и милуш…
Вдруг роль тебе в костюме жёнушки Адама.
Ты как наивное, новорождённое дитя,
Ты ангел: обнажённая плывёшь в бассейне…
Последний раз ты вынырнула из полунебытия...
А кадр немыслимый тогда – скандальный и последний.
Любовник перманентный, моржовый хрен – Синатра Френк,
Пообещал жениться, но так преступно кинул.
Но напоролась ты на Джона К. – неутомимый хрен;
Все Кеннеди так обожали актрисулек, кины.
И очерёдность передачи прелестей Монро
Из книги Софьи Бенуа не понял я, но се не важно…
На этот мёд монровый слетелся целый рой:
Она и падшая вальяжна, наваляшка-неваляшка.
Вот только с президентом: трудностью был свет,
Который отключать нельзя – это безопасность!
Держись от них подальше! – никто не дал совет,
За это выговор от нас советникам жопастым!
Как в домике публичная, не просыхала ты…
Шантаж на почве секса обеспокоил Джона.
И шла ты по расценкам ресторанской хреноты…
И ближе к телу страхоманная, но собственная жопа…
Когда же всплыли фото голых Роберта и Мэрилин,
Все поняли: лихую дамочку приговорили.
Советских нас сражает наповал аморализм:
От нас не скрылись их понятия горилльи!
Я, кажется, забыл про пунктик: Мэрилин пила,
Кто много пьёт, тот выболтает все секреты.
Рекордный список (писек) с кем переспала…
Недобрым словом помянём и всяческие сигареты…
И друга-кролика, католика – другую предпочёл,
И драматурга: новая жена и на тебе – сукотна!
Мир чистогана и продаж, где чётко: что, почём,
В который врюхались и мы, торчим сегодня…
А то вчера проклятое, сгубившее Монро:
Уже на финише она – осталось жить полгода!
И к пропасти её подпихивал тот мини-рог,
Но ублажать она и четверых была пригодна…
Сомнительно: любили Мэрилин козлы?
Но оргии Монро отслеживал Ди Маджо,
Но даже на него мы очень, очень злы!
Никто, блин, нашу козочку не одомашнил!
Она могла прожить (ещё?) полсотни лет:
Дыша, купаясь, загорая, с кучей денег!
И я б до комплиментов всяческих не обнаглел,
Поскольку скучен, стар, хронический бездельник.
Всё более о суициде говорит она
И медсестёр контрольных разогнала.
Развратная их жизнь убийственно вредна!
Нет, не для нас, товарищи, загранка!
Она уж затрастила, мол, пипец кино,
Мой новый дом с гербом, с девизом: ой-ой-ойки!
Комрады, жизнь с капиталистами – говно!
Прощаюсь с вами я, мои подружки койки!
Наглец фотограф обессмертил мой треугольник
В котором славные концы счастливейших мужчин!
Кто не мечтал меня увидеть голенькой?-
Я знаю: все! Не напрягайте мозжечки!
Я не София Лорен, я – воплощённый секс!
Взяла бы в Мексике на воспитание ребёнка? –
Не из наседок я, из шизо-непосед:
Как мне скотиной стать рабочей?
Вот 10 тысяч для сироток – Мексике мой дар…
Слух дома: «Наш президент – наркот, развратник!»
Природа человеческая в сексе не мудра,
Он и Монро сгубил. Иль есть что вероятней?
Теперь мерещились Монро прослушкины «жучки»,
Теперь звонит она из телефона-автомата…
Дам до гробешника доводят мужички.
Поэтов из деревни, как меня, до мата.
А наши дни рождения 1 и 2 июнь…
Ей 36, а от 16-ти – свистят вослед Мэрилине…
Чего бы проще: брось всё, на всех ты плюнь!
Поистоптали, милая, твоей души малинник!
Из омута разврата возврат? – не смей!
Спасательный круг торта не помог ей,
В запасе нет спасительных семей,
Хотя и дорога была ещё ты многим.
Но «Фокс» уволила её, говорили про аборт
И психиатры потеряли счёт визитам:
И снова в Мексику? Опять аэропорт?
Невыносимо всё! Невыразимо!
Потерянная, мрачная… Наркотический дурман…
Обзванивала всех для встреч и жалоб…
Её окутывал предсмертия туман:
Она прощала всех, (?) она прощалась…
Всё перепуталось в головушке звезды:
Всё неразборчиво, бессвязно, исступлённо…
«Оставь в покое Бобби, шлюха!» - телефон гвоздил…
Тебя, поэтик, переедет жизнь дублоном…
Ты, как Монро, не примешь выгодный иудаизм,
Ты в христианских джунглях заблудился;
Присущ поэтам, как идиотизм, идеализм;
Наш кореш поголовно: алконавт и забулдыга…
И в странной телеграмме Роберту она ему:
«Я в марше за свободу мерцанья звёздам
И это право и земные не уступят никому!»
Сказал поэт: «Свобода – ощущенье, воздух…»
И в царстве демократии хрен правду ты найдёшь:
Там правда то, что дядя Сэм в официаль провякал!
И слабая надежда на трезвомыслящих, на молодёжь.
А ты, поэт, везде, всегда, во всём: лжец, провокатор.
Составила конспект речей братишек Кен,
Но все её бумаги уничтожат или под гриф «секретно».
От их свобод и прав весь мир в шо-ке!
Но тычут нам они горящею – в лоб – сигаретой!
Она искала смерть, как ищет смерть поэт,
Сдаётся, что дурдом страшил ее поболе…
Ужели души выселят за предел планет,
А там рассортируют: по степени вины, по боли?
Кому расскажешь про последние часы?
За жизнь цеплялась ты, за трубку телефона…
Кто вытолкнул тебя из белой полосы?
Мечта о счастье, дорогой поэтик мой, тлетворна!
За день до смерти выписан был нембутал:
Раз в 10 более чем надо, оказалась доза
В крови… Вошла, как мраморная, немота…
Сиделка кинулась за доктором в 3.30 – поздно!
Шампанского любимого днём не пила она.
Наркотики? – они её друзья, как бриллианты!
Как нос щипал советский лимонад
И дождь слепой, как золотом фонтана проливался!
Пускай в последний час омоет он меня!
Пускай в гортань тот лимонад вольётся!
Последних 10 лет на миг сей променять,
Но пала ниже плинтуса моей души валюта…
Свиданье с Кеннеди ужели сорвалось?
Домашний Роберта выведала телефонный…
Грустила, не рвала в депрессии волос…
Какие сволочи мы мужики и мудозвоны!
Любимая страна не слышала Мэрилины SOS!
«По-настоящему не может человек любить другого!»
Моя душа, поэт, совсем плохой насос,
Но в авторучку я вкачал немало дорогого.
Божественную Мэрилин, боженственною я назвал!
Пик славы я Монро воспел, но скромным вкусом:
Мы из народа с ней, народные мы, с низова!
Тащусь я от себя, поэт, по кочкам волокуся!
Красотки есть у нас, В США их мировой бомонд,
Да нам и Польшу мудрено числом их переплюнуть:
2 млн. отток – виной не поэтический наш баламут…
Для поиска и выбора даётся человеку юность.
Вот Норму, с детства, на экзамен в Рай – десятки раз
Она проваливала, но тётя Грейс: «Не плачь, малютка!»
Любители поэты не нос таки, так юбки задирать,
А русские – несправедливость ненавидят люто!
И не надеть под платье за пять тыс.
И голосом пропеть статистки очумевшей?!
Ты эталон всемирнейший глядищ!
А мистер президент и охреневший и онемевший!
В 2 ч. ночи вернулся блудный кот в отель
И пьяная от счастья, припала героиня…
А, как и сколько раз он М.М. владел
Не описал бы и поклонник героина…
Ужели на замужество рассчитывала Мэрилин?
Скорей, как все: на ночь ты мой, г-н президентик!
Опять я в свой стопарик водки перелил?
На водочку поэтам часто не хватает денег!
Поэтому я трезвый на марочную «эмку» злой:
Вино с годами лучше, поэты же – дурнее.
Но череп Кеннеди чьей пулей разнесло?
Не братца Р. укол отправил Мэрилин в турне ли?
Не сам колол, в Америке на всё есть мастера:
Любого там уроют и живьём зароют!
Чего хорошего: разнесло б тебя, как Монтсеррат
И твоё сало описал бы наш Толстой – Сорокин?
А так – легла ты в гроб навеки молодой,
Всё перепробовав, кроме простого счастья.
А скольких мужиков ты осчастливила *андой?!
Ты, как поэт, всех преступлений соучастник.
Но люди презирают, разрушают божий дар –
Мы сексуальны разве не по воле Бога? –
Так думала Монро. Любовников мир подсчитал,
Революционерке выставил оценку «плохо».
Роль главная и славная для женщин – мать!
Быть матерью Христа, нет выше дара, чести!
Такая славная и так судьбу сломать!
Друзья твои не бриллианты – черти!
«Ребёнок делает брак совершенным» (интервью Монро)
Ангел-хранитель дитятко! Но ненадолго…
В потёмочки души ее, поэт, не твой нырок:
Гадать забавно, друг, но мало толка.
Пора бы статую Свободы американцев заменить
Тобою, Мэрилин, ты воплощённая богиня секса!
Кто более тебя по миру сексуальному так знаменит?
Но мир для американов-англиканов – полигон селекций.
Грозила б миру битой ты (любой) Маджо,
Не баба с факелом для устроения пожаров…
Можно и нашим – соблазнённые маржой! –
Бац по башке! Се – чересчур, пожалуй…
Мечта поэтов: М.М. поднятых юбок паруса
Да чтоб под ними – прелести богини!
Ведь ты, Монро, привыкла вызовы бросать
И все они с поползновеньями благими –
В отличие от американовских понтов,
Которые и наших пустырей достигли
И породили столько бед, фронтов,
Мир опрокинув в первобытнейшую дикость.
Мечтал и Гитлер стать хозяином Земли,
Теперь мыслишка эта осенячила Абаму?
Они грехи США не успели замолить –
Придётся русским освежить америкосам память!
Где миллионы убиенных коренных?
Где миллионы до плантаций не доплывших?
Где миллионы прочих и иных,
Что стали жертвами селекций и политик?
Прости, Монро, статуй мой – чистый блеф:
Такое смогут только инопланетяне
И на Луне – бульдозерами твой барельеф,
А из земных – Эрнст Неизвестный не потянет.
Прости, Монро, кончаю свой нелепый реп
И зарекаюсь: рыпаться на дам не стоит!
Поклонник твой – страх! – фанатичен и свиреп,
А я – больной, большой только себя историк.
И если суждено в космическом аду сгореть
Планете нашей, пусть Бог увидит лишь твою улыбку
И поспешит мир возродить и максимально поскорей,
Чтоб Пушкин написал не только про Золотую Рыбку…
В одной красавице так всё смешать!
Создать такой коктейль неповторимый!
И шуточки её нас до сих пор смешат –
Великой грешницы боготворимой!
Красивых предостаточно телес:
Им интеллект, как родинка уместен,
Но главное – мужчинский интерес!
За всех канашек и монашек – местью!
Вот Евтушенко наш пристроился в «Битлы»
И я с Монро, фанаты кинодивы, не промажу!
Пусть знают все в России про би-ты,
Что прятал от историков Ди Маджо!
Мне эстафетных «палок» не счесть:
М. скорая помощь – по вызову…
До неба не достанет длинный шест…
Кто выбьет ей в раюху визову?
Такая красота могла ли одному
Принадлежать? – я сомневаюсь лично…
Давно не грех супругам изменять:
Стыд, совесть – это всё вторично.
Первично то, что впереди торчит,
Что ищет стыковаться, сторговаться
И в этом каждый, господа, артист
И не на островах гавайских.
М. собрала коллекцию мужчин:
Одну из лучших за историю Земли!
А кто тебя, как шлюху, замочил?
Сучары и лисяры всё замели!
Про деньги что-то говорила нам Монро?
Ей на 50 накопленных хватило б!
Но рано умереть – ей, а не мне – не мой рок!
И вся в «жучках» последняя квартира…
Виною безразмерный аппетит:
В постель подайте президента!
И для богинь бывает невпротык!
Что проспала последняя сиделка?
Все тайны унесла М.М. с собой…
Последние слова в прослушке телефонов?
Законы подлости не дали сбой!
Не задохнись, Америка, от трупной вони!
Таланты вы не разбежались нам спасать!
Да и у нас их мёртвыми спасают…
Простите за рифмованный пассаж,
Что совершенно не похож на Пушкина я Саню.