Ода к соловью Из Дж. Китса

Ингрид Кирштайн
Немеют члены. Белладонны сок
Вот так бы явь переводил в неявь.
Предвосхищая Леты кривотолк,
Живое сердце в муку переплавь.
Не завистью, восторгом ты пленил,
Зеленых нетей гений легкокрыл,
В тяжелых ризах накаляя пыл.
Чужой мотив?
Под заговор теней, уныл, уплыл,
В анналы снов, несолоноречив.

А пастораль, хоть буклями седа,
в дубовых бочках лета держит вкус.
Увиты миртом, пляшут господа,
И пьет народ, не одолев искус.
Ключ Иппокрены нижет пузырьки.
Ах, если б мановением руки
перемахнуть излучину реки
хлебнуть глоток,
лететь с тобою наперегонки,
недремлющий предупреждая рок.


Над океаном зубы скалит брег,
Несчетных пеней тянется прибой.
на ветхих древках перемены вех
лишь водорослей недоросль густой.
Труды перетирают жернова.
На сладкое - слова, слова, слова.
А страстоцвет?
Распят в романе, пятая глава.
До поцелуя суженный сюжет.

Мелодия уносит за собой,
Твоим гепардам не угнаться, Вакх,
Одушевлен Поэзией самой,
метафоры я пробую размах.
Веди меня, нечаянный Орфей,
Луна за пультом звездам корифей.
Не бередит залетный суховей.
Немые мхи,
и светляки потушены у фей,
Окончен зум волшебной чепухи.


Цветочных жмурок голову кружат
духи и ладан, кружево и юфть;
эфир и мускус прячет маскарад,
за обшлага или подкладки муфт.
Акация,  жасмины, эглантин,
ночной фиалки бледный палантин.
Прелестнейшее наших палестин
Во сне, шутя,
блеснет росой из жалюзи куртин
Виньетки-розы сущее дитя.

Сквозь тремоло я загляделся в Смерть,
Неужто милым слаще умереть?
Влюбился я, ее кручины твердь
Слезой хотел заставить заблестеть.
И фибры вне оттаяли в свой миг,
Земной школяр и робкий ученик,
я пересилил тяготы вериг.
Под реквием
Земля свой юный показала лик,
До змия и до яблока Эдем.

Руладой соловьиных серенад
Любые открываются сердца.
Король и шут, пастух или солдат
статисты неизменного певца.
Алмазна трель. И молодая Руфь
вот так же твой высматривала клюв.
Не застят слезы горемычный слух
В краю чужом,
когда катятся на белесый туф
за ностальгии горьким колоском.


Юдоли скорби красит испокон
полоска света, кроха райских кущ.
Я за тобой как провалился в сон.
Ты улетел, зеленый вьется плющ.
По произволу птичьей кутерьмы
взмываешь и ныряешь за холмы,
превозмогая страхи и шумы,
уйдя в полет
той песни, что не ведает тюрьмы,
Мой слух ее, увы, не разберет.








Редакция 2016 года

Как ноет сердце!.. Будто немотой
объяты члены, словно бы течет
по жилам опий. Летою густой -
еще минута - кровь моя замрет.
Не тяжесть то, восторга полнота
превыше сил в созвучиях твоих,
Дриада легкокрылая! Столь чист,
Среди дерев - с зеленого листа
В узорах кущ, тенями залитых,
Твой плещет свист.

Сейчас бы впасть в седую старину,
В тот терпкий вкус прованских погребов,
Из царства Флоры солнца отхлебну,
И словно песнь услышу средь лугов.
Пой, Иппокрены в кубок мой пролей
кипучей влаги в пенных пузырьках,
И упоенье сладкое придет,
Невидим глазу, с песенкой твоей,
ах, упорхну из мира в царство птах,
под неба свод.

Вспорхну, растаю в чаще и навек
Забуду пени мучимых судьбой.
Как жалок всяк, кто просто человек,
как сладко вам не слышать под листвой.
И юности, и прелести удел
Одни седины множить средь невзгод,
Страданьем мысль любая тяжела,
За миг Любви румянец облетел,
И Красота наутро отцветет,
Лишь Смерть цела.

Лети, лети, я следом за тобой,
Не в колеснице бахусовых слуг,
Нет, окрылен Поэзией самой,
Покину скудных умствований круг.
...С тобою я! Как негой дышит ночь!
Над полнотою царственной луны
роятся звезды в трепете орбит.
Но ветер стих, пробиться им невмочь
в глухую поросль сонной тишины,
здесь мрак разлит.

Не вижу я цветов у ног своих,
лишь аромат, пропитывая тьму,
названья выдаст в зарослях ночных
кустов и трав, затверженных уму.
Фиалка будь то спящая, иль терн,
шиповника колючий приворот,
Иль - майских рос любимое дитя -
Кокетка-роза. Мускусный шатер,
Летучей твари полон; льнет и льнет,
жужжа и льстя.

Когда-то я от жаворонка нот,
О Смерти возмечтал, почти влюблен.
Эфира множил горький небосвод,
лаская рифмой плоть ее имен.
Все выше ты, и замирает дух,
Столпы небес приподняты в эфир,
О, в полночь я познал бы, не дыша,
как реквием о мертвый бьется слух!
Но длится экзальтированный пир,
Иль трель - душа!

Лишь ты, бессмертный, вечно будешь петь,
Ничтожным поколениям живым,
Из древности твой голос мог звенеть
шутам или правителям земным.
Не Руфь ли подбирает колоски?
И слез ее стариннейший напев
Звучит,  и облегченье будто в нем?
Растаешь ты за воздухом мирским,
Зовут тебя, все окна проглядев,
В раю былом.

Былом! Как будто колокол звонит
вернуть меня на бренные пути.
Твоя фантасмагория навзрыд
не может длиться вечно, о, прости!
Обманчивого Эльфа титул твой
прости, прости. Твой блещущий хорал
звенит ли все средь рощ или мурав?
Быть может, длясь в груди моей больной
в долине сна? О, ты один лишь знал,
мой сон был явь.

Рис. С.Орлова