В восьмидесятые годы самолёт из Ленинграда в Душанбе летел восемь часов, при этом делая две посадки, в Казани и Ленинабаде, для дозаправки. А я летала на этом самолёте два раза в год – на зимние и летние каникулы. Что-то из поездок запомнилось.
Запомнилась, например, одна из посадок в Ленинабаде зимой. Пассажиры прошли в небольшое здание аэропорта, чувствуя себя почти уже дома, ведь до Душанбе оставалось менее часа перелёта, но… по громкоговорителю нас попросили подождать. Через час сообщили, что вылет задерживается, и по аэропорту пронёсся недовольный ропот. Потом сообщили ещё раз – начались возмущения. Через какое-то время на очередное сообщение реакцией был смех, потом реакции не было - уставшие пассажиры спали как придётся… Я не помню сколько это длилось, мне кажется, что не менее суток.
И вот наконец мы выходим из самолёта в родном нашем городе. Где-то далеко остался холод зимы, а здесь, словно в благодарность за наше долгое ожидание, мир залит тёплым золотистым светом, и о снеге напоминают лишь белые горные вершины - обрамление города. Вдали за ограждением стоит толпа заждавшихся встречающих, а перед ограждением, с нашей стороны, следит за порядком сотрудник аэропорта. Нам разрешают идти, и мы, уставшие, плетёмся к встречающим. Вдруг от толпы их отделяется фигурка, и, минуя ограждение и обалдевшего сотрудника, стремительно увеличиваясь, сквозь пустое поле бежит нам навстречу… Через мгновение я оказываюсь в отцовских объятиях.
Похожих случаев было немало. Мой отец никогда не отличался особым терпением. И уж если вспоминать о поездках… Откуда бы сам он ни возвращался домой и сколько бы раз ни приезжал, уже позже, к нам в гости… никогда он не мог подождать даже одной-единственной коротенькой минуты, бесполезно было и говорить… первым делом, буквально с порога, традиционно открывал чемодан и каждому доставал подарки, и радовался как ребёнок. Такой уж он нетерпеливый человек, мой отец.