Харри Мартинсон (1904 — 1978) — шведский писатель, эссеист и «первый поэт космической эпохи», девятнадцатый лауреат Нобелевской премии по литературе в области поэзии (1974) в моей подборке.
Харри Мартинсон был пятым ребёнком в семье и единственным мальчиком. Его отец, капитан дальнего плавания, умер, когда сыну было всего 6 лет. Вскоре после этого мать бросила Харри и его сестер и эмигрировала в Америку, а дети были отданы в приют. Харри Мартинсон был вынужден начать работать в раннем возрасте. В конце первой мировой войны, еще подростком, он устроился юнгой на корабль, побывал во многих странах мира - с юности получил пристрастие к странствиям. В 1920 году Харри устраивается моряком и разнорабочим и совершает несколько долгих путешествий, в том числе в Индию и Бразилию, сменив 14 кораблей. Часто он убегал с них, работал портовым рабочим или просто бродяжничал. Туберкулез, от которого Мартинсон впоследствии вылечился, вынудил его расстаться с морем. Примерно в это время он начал писать стихи.
В литературу пришёл как самоучка. Первое стихотворение («Правдоискатель») опубликовано в 1927 году. В Гётеборге и Стокгольме знакомится с модернистскими художниками и течением «рабочих писателей». Это позволяет ему в 1929 году войти в антологию «Пятеро молодых». В этой поэтической антологии авторы декларировали расплывчатые социалистические идеалы, призывали к реалистичному отображению жизни и воспевали «век машин», «свободную любовь». Мартинсон уже здесь проявил индивидуальность и писал больше о морской романтике и о природе, чем о жизни рабочего класса. В 1929 году вышел в свет и первый авторский сборник поэзии импрессионизма Мартинсона «Корабль-призрак», навеянный Киплингом с его «Семью морями». Сборники «Кочевник» (1931) и «Природа» (1934) отличаются свежестью, простотой, субъективным взглядом на окружающий мир. Для более поздних сборников «Природа» (1934), «Пассат» (1945), «Цикада» (1953), написанных преимущественно белыми стихами, заметно стремление автора к философскому осмыслению природы, и тематически они восходят к примитивизму.
В 1929 году происходят изменения в личной жизни: Харри Мартинсон женился на писательнице Моа Шварц.
В 1934 году вместе с женой он был приглашён в СССР, в Москву, где принял участие в работе Первого съезда советских писателей. Был разочарован советской действительностью и Сталиным, стал сторонником борьбы с тоталитаризмом. Написал эссе, которое явилось главной причиной негласного запрета на публикацию произведений Мартинсона в Советском Союзе вплоть до 1984 года. Эссе у Мартинсона не имеет названия, впервые оно было опубликовано в книге «Смертельная действительность» (1940) Приведу фрагмент эссе Харри Мартинсона в переводе со шведского, опубликованного в журнале «Новый мир» ( №2, 2011). Это эссе даёт представление о культе личности Сталина (привожу фрагменты его в приложении под статьёй).
Это эссе 1934 года, написанное о Первом съезде советских писателей гостем-иностранцем, частично даёт представление о культе личности Сталина и отношении творческой интеллигенции к нему.
В 1935 году Мартинсон пишет автобиографические романы «Крапива цветет», навеянный воспоминаниями своего тяжелого сиротского детства, и «Путь в жизнь» (1936). Первый из них — единственное до 1984 года произведение писателя, переведенное на русский язык в 1939 году.
В 1939 году Мартинсон ушёл добровольцем на «финскую войну» и воевал на стороне Финляндии, но вскоре демобилизовался по состоянию здоровья
С Моа Шварц Мартинсон прожил в браке вплоть до 1941 года, после чего в 1942 году женился на Ингрид Линдкранц.
Во время Второй мировой пережил творческий кризис и депрессию.
После войны Мартинсон увлекся философией «вечного бродяжничества», яркий итог этого его увлечения — роман «Дорога в Царство Колоколов» (1948).
Единственный за всю историю пролетарий-самоучка, он в 1949 году был избран членом Шведской Академии. В 1956 году он создал свое самое известное произведение — поэму-антиутопию «Аниара», в которой обобщил свои размышления о судьбах мира и цивилизации, о месте человека на Земле и в космосе. Заметим, что произведение было написано до первого полёта человека в космос. Работу над философской поэмой «Аниара» в 103 песнях Мартинсон начал в 1953 году. Эпический цикл повествует о странствии межпланетного ковчега «Аниара» (названного автором голдондер), — космического корабля, на борту которого 8 тысяч беженцев спасаются от постигшей Землю атомной катастрофы. Космический корабль воспринимается читателем и как завершённый в себе мир, и как картина Земли и современного общества. Поэма является развёрнутым размышлением о мире и месте человечества во Вселенной. В 1959 году поэма несколько дней читалась по шведскому радио. Событием в культурной жизни Швеции стала постановка — по мотивам поэмы «Аниара» — одноименной оперы ( постановка — Оперный театр в Стокгольме). Автор работал над продолжением поэмы, к 1959 году было написано ещё 80 песен. Вторая часть должна была повествовать о потомках спасшихся землян. «Аниара» обозначила «естественнонаучное» направление в поэзии Мартинсона («научная поэзия» из творческого наследия автора, — рождённая идеями «Аниары», — была опубликована в посмертном сборнике «Дориды» в 1978 году). Любознательность писателя к проблемам философии и науки распространялась далеко за пределы круга интересов обычного «гуманитария».
С 1938 по 1974 год Харри Мартинсон стал лауреатом 10 премий и специальных стипендий. Нобелевскую премию по литературе 1974 года получил с формулировкой жюри: «за творчество, в котором есть всё, — от капли росы до космоса». Тогда же лауреат был провозглашён «первым поэтом космической эпохи». Кроме Нобелевской премии, стал также обладателем премии газеты «Свенска Дагбладет» (1944), премии Бельмана (1951), премии Шведского радио (1967) и других.
Харри Мартинсон покончил с собой в больнице в 1978 году.
Статья подготовлена из различных источников Интернета.
Фото взято в открытом доступе Интернета.
***
Фрагмент эссе Харри Мартинсона с Первого съезда советских писателей (1934год).
Эссе Мартинсона не имеет названия, впервые оно было опубликовано в книге «Смертельная действительность» (1940). Приведу фрагмент эссе Харри Мартинсона в переводе со шведского, опубликованного в журнале «Новый мир» ( №2, 2011). Это эссе даёт представление о культе личности Сталина. Харри Мартинсон пишет не без иронии и сарказма о том, что он увидел в писательской среде и в обществе того времени:
"Девизом съезда стала цитата из Ленина: «Писатели — инженеры человеческих душ». И эти слова прилежно повторяли ораторы, которые, раболепно виляя хвостами перед Сталиным, строили свои выступления вокруг этого лозунга…
Речь Бухарина отличалась наибольшей духовностью. Из названного девиза он, казалось, хотел сделать акцент на писателе и человеческой душе, обойдя инженера. Редкие аплодисменты показали, что среди собравшихся все же есть отдельные люди, которым осточертели инженеры и которые с пониманием восприняли полузадушенную песню Бухарина….
Речь Максима Горького вызвала огромное разочарование. Больной человек с выжженной душой в своем искреннем желании быть абсолютно логически лояльным к государству говорил вещи, противоречившие лучшим образцам его собственной писательской фантазии….
.Делегаций, приветствовавших съезд, было великое множество, но сам Сталин не появился. Он находился слишком высоко. Солнце не спускается к своим поклонникам и обожателям. Это бы снизило уровень его величия.
Поэтому прибывшие делегации обращались к Горькому. На этом съезде Горький просто-напросто замещал Сталина. Его приветствовали, его превозносили. С юношеским восторгом молодые комсомолки, прекрасные словно богини, описывали, как Горький обогатил их юные жизни и показал дорогу — к Сталину, в свою очередь показавшему дорогу к Горькому.
Одна делегация передала в дар съезду портрет размером в квадратный метр — искусно выполненное увеличение изображения с открытки. На портрете был Сталин.
В чем кроется, спрашивал себя Хольгер Тидман, сидевший среди любопытствующих гостей съезда, тайна этого обожествления Сталина? Кто властвует? Властвует конкретное.. Отсюда все портреты Сталина, все стихи, завершающиеся именем Сталина. Отсюда Сталин на бумаге, на фарфоре, в бетоне, в гипсе. Отсюда Сталин на клумбах, где его имя выплетено соломкой. Отсюда гигантские портреты Сталина, натянутые на рамы с подвешенными на них грузиками и спускаемые на парашютах, в окружении одновременно летящих вниз и кричащих «ура» толп комсомольцев, которые, спускаясь с неба, в экстазе машут руками и приветствуют бога — Конкретное. Бога действительности, конкретного в квадрате…"
Это эссе 1934 года, написанное о Съезде советских писателей гостем-иностранцем, частично даёт представление о культе личности Сталина и отношении интеллигенции к нему.
***
Часть поэмы "Аниара" с небольшим комментарием к ней.
Харри Мартинсон
Аниара (отрывок из поэмы)
Несколько слов о поэме.
В 1956 году Харри Мартинсон создал свое самое известное произведение — поэму-антиутопию «Аниара», в которой обобщил свои размышления о судьбах мира и цивилизации, о месте человека на Земле и в космосе. Работу над философской поэмой «Аниара» в 103 песнях Мартинсон начал в 1953 году. Эпический цикл повествует о странствии межпланетного ковчега «Аниара» (названного автором голдондер), — космического корабля, на борту которого 8 тысяч беженцев спасаются от постигшей Землю атомной катастрофы. Космический корабль воспринимается читателем и как завершённый в себе мир, и как картина Земли и современного общества. Поэма является развёрнутым размышлением о мире и месте человечества во Вселенной. В 1959 году поэма несколько дней читалась по шведскому радио. Событием в культурной жизни Швеции стала постановка — по мотивам поэмы «Аниара» — одноименной оперы ( постановка — Оперный театр в Стокгольме). Автор работал над продолжением поэмы, к 1959 году было написано ещё 80 песен. Вторая часть должна была повествовать о потомках спасшихся землян. «Аниара» обозначила «естественнонаучное» направление в поэзии Мартинсона («научная поэзия» из творческого наследия автора, — рождённая идеями «Аниары», — была опубликована в посмертном сборнике «Дориды» в 1978 году). Любознательность писателя к проблемам философии и науки распространялась далеко за пределы круга интересов обычного «гуманитария».
1
Я встретил Дорис — я увидел свет.
Светлее этой встречи света нет.
Еще могу добавить: встреча с Дорис
и первой и единственной была
и таковой осталась для любого
из тех, кто в залах ждет транспортировки
к спасательным ракетам, ежедневно
стартующим к планете Тундр, поскольку
технический прогресс достиг вершин:
Земля сверх меры радиоактивна,
Земле нужны покой и карантин.
Она строчит анкеты; в полутьме
пять ноготков посвечивают мягко.
- Вот здесь проставьте ваше имя,— говорит,—
где отсвет от волос моих лежит.
Не расставайтесь никогда с анкетой,
и если с временем или с планетой
случится что-то — список бедствий есть
в параграфе сто восемьдесят шесть, —
вы обратитесь к нам, а личные проблемы
необходимо изложить вот здесь.
Здесь уточнить, какую тундру Марса —
восточный сектор или западный — вы предпочли.
Здесь сказано: запрещено в горшочках
больную землю брать на корабли.
Для каждого на борт берем не меньше,
чем кубометр очищенной земли.
И смотрит на меня с таким презреньем,
с каким пристало красоте, когда
на костылях параграфов пред нею
людишек ковыляет череда,
спешащих через аварийный выход
к другим мирам, неведомо куда.
Нелепо, что мы выжить захотели,
когда возможность жить сошла на нет,
нелепо годы рваться к этой щели,
где теплится надежды слабый свет,
где нумерованные эмигранты
вставали, услыхав
сиренный глас ракет.
2
Голдондер «Аниара» объявил сиреной
готовность к взлету, как заведено;
включился гироштопор, направляя
голдондер ввысь, на свет зенита.
Снижают силу притяженья магнетрины,
доводят до нуля — и мы свободны.
И вот огромный кокон Аниара
гирируется, будто невесомый,
спокойно оторвавшись от Земли.
Освобожденье от земного притяженья
проходит с легкостью и без вибраций.
Мы двинулись. Никто не помышлял,
что наш удел — движенье для движенья,
ведущее от Солнца, от Земли,
Венеры, Марса, от долины Дорис.
3
Едва не налетев на астероид Хондо
(и тем его открыв), мы взяли влево
и поневоле проскочили Марс,
и, чтобы нас не притянул Юпитер,
легли в кривую ЛДЕ-12
по краю поля Магдалены,
но встретили скопленья леонид
и отклонились дальше, к ИКО-9.
Мы попытались повернуть назад,
когда у поля Сари-18
в поток камней попала Аниара.
Эхограф дал изображенье тора,
и в центр его пустой нам удалось проникнуть,
но под таким крутым углом,
что Саба-агрегат сломался от ударов
космических камней и щебня.
Когда поток промчался, стало ясно,
что мы не можем повернуть назад.
Нос корабля нацелился на Лиру,
и направленье изменить нельзя.
Мы угодили в мертвое пространство.
Но главные системы Аниары —
теплопровод, светопровод, а также
система гравитации — в порядке,
а поврежденную аппаратуру,
наверное, удастся починить.
Решенье злой судьбы неизменимо.
Ах, лишь бы до конца держалась Мима!
4
Хрустальный свод закрылся, как врата,
отторгнув нас от солнечной системы,
порвав единство Аниары с солнцем
и преградив дорогу солнечным дарам.
Летели позывные Аниары
в застывшее от ужаса пространство,
в безмерную стеклянную прозрачность.
Хотя послушно космос передал
последний рапорт гордой Аниары,
в пустые сферы, в купола пустые
он канул и остался без ответа.
Посланцы потрясенной Аниары,
пропали позывные «А-ни-ара».
5
Годами сохраняли твердость духа
нилоты — фаталисты в новом стиле,
рожденные пустынностью пространств,
волшбою мнимо неизменных звезд,
стремлением разгадывать загадки.
Крушенье в их расчеты включено
как постоянная величина.
Однако на шестом году полета
у бездны страха стынут и пилоты.
Я уловил неуловимое, поскольку
читаю человеческие лица:
тоска, фосфоресцируя, струится
из глаз, пытающих пространство.
Тоска ясней у женщины-пилота.
Она сидит нередко перед Мимой,
застыв. Ее прекрасные глаза
меняются, загадочно сияют,
соприкоснувшись с непостижным.
Пылают в них огни тоски,
голодный этот пламень ищет пищи,
чтоб поддержать тепло и свет души.
Она сказала года три назад:
— Гораздо лучше будет, если мы
бестрепетно осушим чашу смерти
за трапезой прощальной и исчезнем.
Часть экипажа согласилась. Но ведь мы
в ответе за наивных эмигрантов,
за пассажиров, так и не понявших,
что происходит с нашим кораблем.
Ответственность на нас легла навечно.
6
От Мимы поступают сообщенья,
что в разных направлениях от нас
есть жизнь — но где, она не сообщает.
Мелькнет намек, ландшафт, а то и звуки речи,
но где они звучат?
А верный друг наш, Мима,
неутомимо ищет, ищет, ищет.
Суперприемники поток сигналов
сквозь линзы усиленья шлют в селектор,
потом индифферентный третий тацис
вебена концентрируется в блоке «фокус»,
и образы, и запахи, и звуки
потоком льются.
Она не сообщает, где искать источник,
поскольку выдача подобных данных
вне поисковых свойств и вне технической природы Мимы.
Она свои закидывает сети
в морях, еще неведомых для нас,
она свою добычу добывает
в лесах и долах неоткрытых царств.
Я состою при Миме. Эмигранты
становятся спокойней и бодрей
от зрелища немыслимых вещей,
которых человек и не мечтал увидеть въяве.
А это явь, конечно, ибо мимы
не могут лгать ни за какие взятки.
Когда бы человек был Мимой,
то интеллект его
и точность избирательных реакций
сильнее были бы
в три тыщи восемьдесят раз.
Вот я вхожу и запускаю Миму,
и пассажиры, как пред алтарем,
простершись ниц лежат, и слышен шепот:
— Представь того, кто был подобен Миме.
По счастью, Мима чувствовать не может,
гордыня ей чужда; по счастью, Мима
закрыта и для взяток, и для лести,
и занята лишь делом, поставляя
изображенья, запахи, наречья,
пейзажи неизведанных миров.
Ей безразлично, что во мраке зала
прильнув к ее подножью, пассажиры,
из Мимы сотворившие кумира,
привыкли на шестом году полета
о помощи просить у богоравной.
И понял я: как все переменилось!
Тихонько пассажиры-эмигранты
себе внушают: все, что было прежде,
того уже не будет. И отныне
век вековать нам в этих залах Мимы.
И вот летим мы к неизбежной смерти
среди пространств безмерных, беспредельных,
и только утешительница Мима
спокойствию и собранности учит
перед лицом последнего мгновенья,
сужденного нам всем без исключенья.