Даже слёз не осталось от горя

Светлана Кивилахти
В полумраке уж старенькой хаты,
После тяжких, суровых боёв,
Притулившись друг к другу, солдаты
Спали, где-то блуждая средь снов...

Тусклый свет небольшой керосинки,
Что стояла на русской печи,
Обнажил две скупые слезинки
У хозяюшки хаты в ночи.

Даже слёз не осталось от горя,
Что война принесла вдруг с собой.
Приходилось в подвале ей зори
Проводить вместе с внуком порой.

Дочь и зять проживали в Сибири,
Внук на лето гостить приезжал.
Пахло гарью и порохом в мире –
Гитлер замысел свой начинал...

В их селе, что под Витебском было,
В каждой хате детишки росли.
И по внукам душа тоже ныла,
К старикам их на лето везли.

Вот и этой старушке досталось...
Дед зимой отошёл на тот свет.
Хата старая бабке осталась,
Эх, прожить бы в ней парочку лет!

Тут война... Немцы вторглись в деревню.
И когда уж прогонят их прочь?!
Померещилось бабке: деревья,
Словно в саван, одетые в ночь...

Поселили к ней в хату майора –
Чистоплотный во всём офицер.
Бабка в сенцах устроилась споро,
Без на то принудительных мер.

Внука спрятала сразу, как немцы
Появились в селе по утру.
Он – единственный, чуяло сердце,
Что от них не бывать здесь добру.

Всяких дней повидала старушка,
Беды сыпались, словно песок...
Были дни, что водички – лишь с кружку,
А муки на двоих – с туесок.

Кабана закололи солдаты
В тот же день, как в деревню вошли.
Кур зарезали всех... супостаты,
Яйца тоже в корзине нашли.

Больше всех петуха было жалко –
Был красавец, каких не сыскать!
Эх, убила бы сволочь ту палкой,
Только где ж уже силушки взять!

Так, в подвале скрывавшая внука,
Бабка кушать несла лишь впотьмах.
Офицер ей однажды: ”Ух, сука,
Почему мало мяса в харчах?!”

Кое-как отбрехалась бабуля...
К животу привязала кусок.
Немец – спать... А она, словно пуля,
В сенцы юркнула, взяв туесок.

В страхе дни пролетали при немцах,
Но ждала бабка русских солдат.
Смастерила топчан себе в сенцах,
Там в подвал... ещё вход в аккурат.

На него половик постелила,
Чтобы лаз незамеченным был.
Барахло своё там же сложила,
Ведь майор в хате барином жил.

Что бабуля всерьёз рисковала,
Знал подросток пятнадцати лет.
Внука спрятав во мраке подвала,
Шанс дала ещё выйти на свет...

В кухне бабка еду лишь варила.
Немец очень порядок любил,
Не хотел, чтоб старуха ходила
По избе, где частенько он пил...

Вскоре слух по деревне промчался,
Что в Германию вышлют детей.
Вывоз утром июльским начался,
Крик истошный рвал души людей.

Полицай в дом старушки нагрянул:
С внуком к клубу прийти приказал.
Словно гром вдруг над хатою грянул
В тот момент, когда так он сказал!

Знал подлец – хлопец в мае приехал,
Жил у бабушки, ей помогал...
Из-за деда сейчас он ”наехал”
И припомнил их старый скандал.

Но бабуля клялась своим словом,
Что внучкА зять в июне увёз.
Обещался приехать с ним снова,
Но вот дочь... заболела всерьёз.

Полицай молча двинулся в хату,
Глянул в погреб на кухне сперва.
Только тут... появились солдаты
И прогнали его до крыльца.

Сам майор, подоспевший с охраной,
Был разгневан, что здесь полицай
Всё разнюхивал мордой поганой...
Фриц велел его бросить в сарай.

Умолял, ерепенился, рвался
До последних толчков полицай.
Выстрел в спину подлюке достался –
В ад направился, к счастью, не в рай.

Не успели подростков отправить,
Взорван был партизанами мост.
В лес фургоны смогли переправить
В это утро, прижав немцам хвост.

С боем взяли деревню у немцев
Партизаны, спасая детей.
Свежий воздух вдыхая, из сенцев
Вышел парень с бабулей своей.

И с тех пор здесь врагов не видали,
Партизаны вгоняли в них страх,
Ведь на немцев порой нападали,
Причиняя существенный крах.