- Манюня, вставай.
- У-у, отстань, спать хочу.
- Вставай, Манюня, пойдём в Индюшачьи горы.
- Зачем далеко ходить, мне и здесь хорошо.
Баклан посинел от напряжения, затрясся весь и хватил по башке Манюню своим потрескавшимся от фенола клювом. Её сонные красные глаза уже затягивало мутной пеленой, но блаженная улыбка навсегда осталась на ужасно дорогом обличие.
Когда его уводили в Индюшачьи горы, - такие желанные и свободные от помёта, - где находилась консервная фабрика, он плакал покаянно. Сбывалась мечта, но зачем теперь это всё одному. Он и впрямь был тупой индюк.
* * *
Спасаясь от ломки
и пересыхания,
Рыбешке в пивнушке
шептал он желание.
Смочил ей чешуйки, в сосуд опустив,
Бубня бессознательно жажды мотив:
"Вмещается в кружку, потом - со стакан -
Вот вам и весь мировой океан!
..в рюмку, в наперсток...,
в каплю на дне...
Жизнь уменьшается, как в страшном сне.
Пусть этот "ёршик" нам службу сослужит:
Горло прочистит и отутюжит;
В кружке покружит и, постепенно,
Всех превратит в первородную пену.