В затухших глазницах маски,
Лютни дикий, дрожащий напев;
Крови – ладан, треск льющейся краски,
Убивает себя, не успев;
Не распознав в себе лукавства, шутовства,
Бренчанье колокольчиков, приняв за церкви звон;
Обилие заменит – пустота,
А ласку смеха – тихий шепот, стон…
И всё расстанется с собою в этом бледном,
Подобии на смысл, на выраженье;
Расплачется в терзании бесследном,
Приняв наитие за темное стремленье…
На этом замолкает и сшивает рот,
Змеёй играет нить в оскале губ,
Нет больше песни, предсказаний и забот…
Лишь стон струны, пусть он наивен, груб…
Молчание к лицу Пьеро, пускай лицо – лишь маска;
Средь прошлых слов, была любовь, и зло, и ласка;
Теперь же – не осталось ничего,
Но, как и прежде, на свете радужно, красиво и светло…