Несчастная оболганная Смерть.
Состарилась под грузом обвинений.
Согбенная, смердит, бледнее тени,
косматая. И тощая, как жердь.
Ступает по щебёнке бытия,
исколоты её ступни. Но кто же
услышит это жалкое «Не я!» -
пока она совсем не изнеможет?
Не слышит оправданий суд людской,
не отметёт облыжного доноса.
И только проклинают день-деньской
несчастную изгнанницу без носа.
А убивала вовсе не она.
Она лишь чистит землю от распада.
Коса молвой ей определена,
хотя совка и веника бы надо.
А тот, кто отнимает под шумок
последнее дыханье человека,
сидит себе в сторонке, голубок,
и прячет свой кинжал в оплётку стека.
И не осудит Времени никто
и разом не сорвёт с него личину
и белое роскошное пальто.
Зачем? Ведь всем объявлена причина
досрочных и насильственных разлук,
и этот миф поддерживают рьяно:
как будто Смерть, не покладая рук,
выкашивает жирную поляну.
А ведь она красавицей была,
прекрасной юной девой. Провожатой
по полосе не скошенной, не сжатой.
Завешивают чёрным зеркала
как милость ей, приговорённой к тлену, -
уродства своего не замечать.
А Время
тем временем опять спешит на смену
в спецовке мирового палача.