Я тороплю неспешную весну,
ведь заморозки прежние под утро -
всё в инее - посуда, стёкла, утварь...
Воды студёной в туесок плесну.
Домишко ветхий стонет и скрипит,
качается от северного ветра -
благодаря смекалке геометра
он держится... Не дремлет и не спит
его таинственный, его бессмертный дух,
что помнит всех жильцов, их дальних предков.
И сам я вижу тени их нередко,
примерно от двенадцати до двух.
Но я их не боюсь - они добры,
и не от них я запираю двери -
совсем иные ночью бродят звери
вокруг моей убогой конуры.
Мой соотечественник, мой Уроборос,
как чудище кошмарное из сказки -
здороваюсь я с ним не без опаски,
ибо строчит донос великоросс.
Я тороплю неспешную весну -
необходимо, чтоб настало лето:
мой Торквемада улетит в Толедо,
а я спокойно, наконец, усну.
А, может, он подружится с сосной,
и станут, наконец, едины оба -
сосна весной послужит крышкой гроба,
он - содержимым пасеки лесной...