Идя по улице, я не увижу лиц.
Прохожие сливаются в массовку.
Блестит забытый без иголки шприц.
Сильнее кутаюсь в зелёную толстовку.
Мерцают банеры вульгарные реклам.
Садится солнце, убегая с плачем.
И этот мир, забытый всем и вся
С ним заодно надрывно плачет.
Ревут машины, обращаясь в гул.
На улицах – налёты денег.
И только в двор заброшенный несут
Немного тихого расслабленного время.
В дворе заброшенном играет детвора…
Не чаще раза в две иль даже в три недели,
Когда родители, поверив докторам,
Их выгоняют, чтоб не потолстели.
А дальше – улицы, где всё и началось.
Где люди, банеры, машины и массовка.
Слегка тошнит. Расставлю ноги врозь.
И подтяну чуть сползшую толстовку.
Куда иду, зачем, и кто вообще здесь я?
И как всегда никто не даст ответа.
Зачем-то верю, что весь мир – семья,
Что домом мне послужит вся планета.