Тень в полдень пробует нас на лужайке в Питерборо.
Между губами ужаленными только гроздь пухлых виноградин.
...Сок.
Носок в британский любуется солнцем набитым ватой.
Твои голые щиколотки греются при всех.
/И это снято/
Так заводятся цвета на моё сердце, за щеку цепляя офсетник.
История про то, как тонкие пальцы включают кассетник и
Солнце рвется по швам, источается снег-вата.
Вот оно “солнечное Да“, но напишешь чёрт знает когда ты.
Так эта
Песня с травой переносят нас в зыбучее кресло.
Стены нОмера хлипкие и я вижу как они треснут.
Тесно, как ни старался Главный Проектировщик.
Музыка твоих пальцев значительно ярче чем счастье.
И ты играешь, а я слизываю лаву с твоих запястий.
В этом конкурсе матово и можно немного насилия.
Но я лучше глянцево, и лучше нежно сильными.
В снах через раз наросты в сталактитовой прозе.
Все, что не с тобой, досмотрю до 7/8 и съеду.
Люблю теплоту синего как любит Адель и Сейду.
Прочная ночь сочится без запятых и точек
Хочу тебя громче на родном языке,
Хочу еще громче.
Снимать с тебя смыслы, переводить тебя точно, - оголтелый подстрочник.
Вежливо выбиваешься из сил, прекрасная и еле живая.
Совсем нет воздуха вокруг тебя, но
Совершенные ничего не желают.
Впитываем потолок, выпускаем кальциевое облако.
Наивно слезиться рассвет и тащится мутно волоком.
Помнишь, ты говорила про лондонского dandy и что-то про Декстера?
Не убью тебя.
Но ты должна знать,- вся любовь из Манчестера.