Только что закончил перечитывать «Киропедию» Ксенофонта, занятная книжка, но воспринимается совсем по-другому: слишком он Кира идеализирует. А был у меня после армии период, когда я не только сидел в библиотеках (Ленинка, ГПНТБ и др.), но и увлекался литературой, связанной с Римом, Гай Светоний Транквилл, Тацит, Моммзен. Таскал их с собой, благо, что в метро тогда народа мало было, можно было сидя почитать спокойно, готовились к Олимпиаде, народ куда-то сплавили. Тогда мне и попался Ксенофонт. Но Кир – отдельная тема, как-нибудь надо написать. А сейчас о безделье на стройках коммунизма.
Я только что вернулся из армии и решил не спешить восстанавливаться в аспирантуре: хотелось в себя прийти, да и забылось все катастрофически. А восстановишься – сразу затикает время, и так не очень удачно получилось: забрали в армию после половины аспирантуры. Так что я устроился на временную работу на ВЦ. Было лето, и меня мгновенно сплавили на стройку университета, почему-то это называлось «отработки». И вот я боролся со скукой и развлекался, как мог, с группой товарищей. Состав бригады у нас был пестрый, но веселый: один в точности такой же лох, как и я, загромыхавший в армию посреди аспирантуры, с нашей же кафедры. Почти все остальные с инженерного факультета: три лаборанта: Игорь (условно), через несколько лет нам пришлось вмести вести занятия по электротехники, Мавачков (он же Молочков, условно, именно так он сам произносил свою фамилию) и, третий, невероятно толстый и вечно пьяный лаборант, мы звали его «Дохлый», размером с небольшой двухэтажный дом. Был и еще один гуманитарий Хрусталёв, насмешник, которого свет не видывал, звали мы его «Переполох». Думаю, что и ещё было человека два, но я их не помню.
Работа у нас была шумная, но пыльная. Нужно было отремонтировать только что отремонтированный кабинет ректора. Кабинет был огромных размеров, примерно, как школьный спортзал, только повыше, и сверху, типа на антресолях, были туалеты, кухня и еще всякие подсобки. Красоту добавлял очень красивый паркетный пол: покрытый лаком и блестящий как лысина у нашего парторга. Но вот проблема: какие-то очень важные и знающие мастера, главное умные, не проложили слабые токи (телефоны, устройства селекторной связи и т.д.) к столу ректора, который должен был стоять у овального стола для членов ректората, т.е., примерно посреди этого зала. А так-то было бы красиво бы. Что они сделали: они трубки для проводов поставили, но без проводов, и залили всё это сверху бетоном. Вот же ж, блин, сколько ума и смекалки у ребят было! Очень красиво получилось, деньги они получили и свалили. Нам нужно было исправлять ситуацию. У нас на руках был план коммуникаций, кабели для прокладки и отбойный молоток. Были бы сотовые - проблему можно было бы решить иначе, но эпоха-то была другая.
Молочков не выговаривал почти все согласные и почти все гласные, так он и стал Мавачковым. Он сразу же признался, что дел у него полно, а здесь он по просьбе, чтобы время веселее потянуть до вечера. У него была мастерская на дому, где он шил джинсы, пришивал им названия «Millkin’s» (тогда появились индийские джинсы «Millton’s»), при этом он считал бренд своим, от своей фамилии, просто индусы, как всегда, у него его спёрли и все перепутали. Джинсы кстати были очень качественные, терлись и всё такое. Цена – 140 р. Это просто даром. В день он сшивал пару. Нормальный приработок! Еще он знал много анекдотов и у него были странные отношения с женщинами. На всю нашу компанию был один телефон-времянка, и в положенное время Мавачков ворковал с барышнями, всегда на «вы», и всегда договаривался о визите. Ему нравились дамы в возрасте, больше мы ничего не знали, и никого из них не видели. А некоторые подробности его страстей я опускаю.
Хрусталёв (условно) проучился в универе год, потом отработал два года таксистом, сейчас решил вернуться, но для начала - поработать лаборантом на истфиле. Я о нём еще расскажу, но в двух словах: сделал он предложение девушке, тоже нашей студентке, а папа сказал – нет. Мол, закончите, тогда делайте, что хотите. «Переполох» девушку забрал, из универа ушел, снял квартиру и пошёл в таксисты. Тут ему несказанно повезло: понравился он своему сменщику, и стали они людей побогаче и иностранцев, возить от одного аэропорта до другого, или до гостиницы. Так что в день у него было две ездки и куча бабок, в том числе и в валюте, а в основном сидел он на кухне и учил языки: английский, испанский, суахили и почему-то санскрит.
В первый день мы решили, что хорошая работа требует хорошего перекура, послали Мавачкова в винный, и он принес ведро Агдама, причем ведро – в прямом смысле, такое строительное ведро, замазанное раствором и краской, а из него торчали бутылки портвейна. Начали знакомиться, потом для приличия сломали немножко паркета и разошлись по домам.
На следующий день к нам пришел какой-то хмырь и объявил, что он у нас бугор. Вообще-то так не делается, должен был подойти прораб, представить, и пожелать успешной работы. Короче, Лжедимитрий какой-то. И тут выдвигается Хрусталев и говорит, так у нас уже есть бугор, профессиональный строитель и представили его нам уже. Мы все удивились слегка, а Хмырь говорит: Кто? Хрусталев выталкивает вперед Дохлого, называет его Иваном Ивановичем и говорит о всяких его строительных заслугах, типа, Братскую ГЭС построил (что отчасти было правдой). Но Дохлый-то был немножко дебильный: ему сказали, что он командир и что лучше всех, дальше он уже попёр на Хмыря, как паук на паучиху, а тот еще вякнул что-то там про диплом. Ну и улетел на пролет лестничной клетки. Мы подняли несчастное умирающее существо, дали ему полстакана вчерашнего Агдама, и он вроде задышал. После минуты мучений Хмырь отчетливо сказал: «А, можно еще?» Тут подсуетился Мавачков и сказал, что конечно нальём, только за каждый стакан завтра принесешь бутылку. Я так понимаю, в нем говорил нарождающийся класс прощелыг и прочих Абрамовичей. Так что, после утренних разборок пошли мы в зал (кабинет) и стали сверять его с картами, на которых коммуникации изображены. Подтащили отбойный молоток и стали на пробу в нескольких местах долбить. Ничего не обнаружили. Тогда Хмырь предложил долбить перпендикулярно нарисованным на карте линиям коммуникаций. Сначала конечно поорали: «Ты кто такой» и «Тебе слова не давали». А потом поняли, что это - единственный шанс найти похороненные трубки. Пользовались мы респираторами, называется «Лепесток». Говорят, и сейчас бы был очень кстати. Система была чрезвычайно сложной: компрессор стоял на улице, а от него труба с воздухом и кабель для отбойного молотка поднималась на второй этаж в «кабинет». Я так предполагаю, что все мыслимые правила техники безопасности были нарушены. Тем не менее, за этот день мы нашли две трубы, и Мавачков с легким сердцем погнал в винный. На этот раз я не остался, трудно без денег, хотя все знали, что я только что из рядов и пригласили участвовать просто так. Но мне нужно было.
Утром следующего дня я нашел концы некоторых труб и решил, что можно попробовать протащить кабель до воображаемого стола ректора. Почти сразу же я нашел мотки алюминиевой проволоки, тогда из нее делали проводку, и запретили совсем недавно. Хотя не исключено, что Собянин вновь разрешил. Ребята к этому времени раздолбали все концы, которые должны подходить к столу ректора. В этот день или наследующий я пропустил проволоку от стола да конца зала, подцепил проволокой один кабель для слабых токов и примерно за час, с помощью Хрусталева, мы его вытащили у стола ректора. Это была настоящая победа, и Мавачков погнал в магазин. На этот раз он купил еще и докторской колбасы и копченую рыбу. Отключили компрессор, отпраздновали, и ребята уселись играть в карты, а я пошел на балкон и с удовольствием стал читать «Жизнь двенадцати цезарей» Светония. Представляете: тишина, летний легкий ветерок, виды на лес и Теплый стан, и спокойная книга о разных исторических событиях, о Божественных Цезарях (из 12 – божественными были 5), в принципе – почти все они были извратом во всех смыслах, и как у них всё держалось – одному богу известно.
Наутро оказалось, что по моей с Хрусталевым технологии можно протащить только еще один кабель. Все остальные – долбить, класть новые трубки и пить Агдам. Правда, это были самые длинные трубки, примерно половина всей работы. Но все равно, фронт работ был виден, хоть кто приходи! В пятницу решили устроить очень короткий день: фактически - свалить к 12. Я хотел съездить на Вавилова в «Академкнигу». Мне там нравилось, и покупать книги нравилось. Выходили мы через запасной выход Библиотеки, и тут Хрусталев спрашивает: а ты куда? Объясняю ему и чувствую, что Переполох сильно удивлен, просто рот разинул. Я ему говорю, мол, а ты не знал, что люди книжки читают? Нет, говорит, знаю, мне как раз точно туда же, знаешь там Дом аспирантов МГУ? Ну и отлично, погнали. Приезжаем, решили: идем каждый по своим делам, а через час встречаемся у его машины (машина - так себе, битая-перебитая копейка со следами ржавчины на кузове). Купил я тогда Апулея, из «Памятников», очень меня на римское тянуло. Переполох выпорхнул из подъезда: счастливый и беззаботный. Оказалось, что часть своих вещей забрал, которые у кого-то из аспирантов год уже валялись. Должен сказать, что я водила никакой, а тут он в приподнятом настроении заскакивает за руль, что-то беспрерывно щебеча, и хочет дать резко назад, а я вижу, что сзади пристроился точно такой же Жигуль. Я только крикнуть успел, так что в Жигуль он не въехал. В общем, обрадовался он еще раз, и говорит – а погнали отпразднуем, тем более, что мне есть что. Да давай, говорю, только ненадолго.
Приехали мы в «Буревестник», поплавок у Ударника. Одежда на нас была рабочая, на мне рубашка в красную крупную клетку, на нем – в зеленую, такого же размера, клетку, да у него еще и пятно на груди, какое-то масляное – отвратительно. Подходит официант, подозрительно смотрит на обоих, Хрусталёв делает ему жест и тот что-то выслушивает. И тут же, просто в мгновение ока, скатерти и посуда меняется, официантов стоят двое, а девушки-цыганки постоянно пританцовывают вокруг нашего стола. Давай поедим, говорит, давно ничего путного не ел. Н-дас… Поел бы ты «Дробь-16» или «Бациллу», вот тогда бы я улыбнулся (это условные названия армейских блюд). Плиз, говорит, не стесняйся, я машину купил для ремонта, починил, а сегодня продал. Это была его версия для официанта. Если начнешь экономить, говорит, – обижусь. Ну ладно, договорились. Ужинали короче вкусно и долго, водка была человеческая. Цыганки несчастные истерзали Хрусталёва. Я же только и слушал, какой он мужественный и верный! И сколько у него будет жён и детей! А! Чего ты, это же их работа! В таком состоянии он меня еще и до дома довез, но, правда, водил он очень хорошо.
В понедельник я опоздал, где-нибудь полдвенадцатого подхожу к нашей дверце, а оттуда выкатывается Мавачков, с ведром и мастерком, и пьяный в стельку. Здорово, говорю. А меня опять послали, говорит. Ну и иди с богом.
Народ голову ломал, чем бы заняться: карты надоели, пить – уже здоровья не хватает, рассказы и анекдоты закончились. Стали мы придумывать игру, что бы была спортивная, и в то же время – увлекательная. Перепробовали несколько вариантов, но я расскажу об окончательном варианте.
Водящий становится лицом к стене, руки за голову, ничего загораживать и кричать – нельзя. На конец трубы от компрессора для подачи воздуха надевается бонбочка (название не моё). Эта бонбочка с ящика с кабелем слабых токов, фактически, там она играла роль затычки. Игрок должен успеть одеть бонбочку на пустую трубу от компрессора и крикнуть вниз, типа «давай», или «пуск», за оставшиеся секунды он должен навести свое оружие на мягкое место водящего. Попадание или промах окружающим очевиден. Бывает больно и смешно. Призов нет: в случае промаха – стреляющий занимает место водящего и готовится к экзекуции. Стреляющий не уходит до первого промаха. Так мы развлекались. Мне трудно сейчас оценить интеллектуальный уровень игры, да и всю придумку с компрессором. Одно скажу – веселились мы от души. Каждое попадание вызывало хохот и взрыв восторга, а "Дохлый", в которого из-за размеров было очень просто попасть, просил закрепить за собой право стрелять дважды. Даже это было очень смешно.
Когда две недели прошли, мы закончили работы, так что Филиппов и сейчас пользуется своим кабинетом (правда, сейчас ректор уже другой), мы все закончили в срок. Игру в бонбочку я надолго запомнил: если совсем скучно и деваться некуда – человек что-нибудь придумает. Мавачков, Игорёк, Хрусталёв, Дохлый – живы и здоровы, чего и вам всем желаю!))
Не нашел подобающего фото, а то, что есть - я и Игорёк в поезде, направляемся в Питер зимой 91-92 гг., автор фото – Поль (условно).
2.5.2023