Императору скучно. Он зевает в огромной сверкающей зале,
Где так душно от слов, которые недосказали.
Он устало смотрит куда-то в точку сидя на троне-
Дело чести служить империи и короне,
Принимая решения в одиночку.
Свечи тают заполнив слезами подсвечник,
Иногда попадая на зеркальный паркет,
Пара капель ленивого воска, прерывает бликов линованные полоски.
Делать нечего и желания особого нет.
Император зовет камердинера и велит принести ему плащ его
Цвета настолько темного синего,
Словно с безлунного неба стащенного.
Достает из-за пазухи цепь с ключом
И тропою тайных известных ему переходов,
Оставляет дворец за своим плечом
И гуляет в городе до восхода.
В старом пригороде знают его как Дюка-
Бывалого моряка и весельчака.
Он бывает свиреп, а не то что злюка, если его задирают и участь задир нелегка.
Дюк, рассказывают о нем в народе,
Прибывает каждое пятое полнолуние.
Он портовый главарь контрабанды вроде,
Раз в пять лун приходит смотреть на зеркальную мумию,
Застывающую в отраженьи морского прилива-стену императорского дворца
И сидит на пирсе молча, неторопливо
А уходит с первой песней скворца.
Но до этого Дюк пьет пиво, улыбается во весь рот,
Обнажая жемчуг своих зубов,
А потом исчезает тенью за поворот,
Отражением полдня торчащих столбов.
Есть у Дюка большая страсть-его милая детка Мэри.
Она от рождения глуха как пасть
Дракона или эха в его пещере.
Мэри, зная что Дюк придет, ни за что не подходит к двери
А сидит у окна и весь вечер ждет,
Звук сверяя по лунной сфере.
После долгой разлуки, как и всегда
Дюк вбегает к малышке Мэри,
Но мы с вами не станем смотреть туда,
Поплотнее захлопнув двери.
А потом Дюк и Мэри идут на пирс,
Он ее обнимает, целует страстно,
Он для Мэри-тайна, долгожданный ее сюрприз,
Ожидание чуда, что не стало опять напрасным….
Император шагнет, за дворцовой стеной
Превратившись в огромного Дюка-
Это тайна навечно уйдет со мной
И об этом молчок, ни звука