Душицей веяло и беркуты парили
среди утёсов, в щелях между скал
тот дикий дух, дух Одиночества витал,
и нас олень катая, не боял-,
нас на рогах огромных не боял-
ся-гая в озеро, которое творили
мы с ним, – к со дна журчащим солонцам… –
ты помнишь горы..?
– когда память там
девчонкой бегала, в горицвету резвилась,
от рос мокра… … – и всё остановилось.
Кто с нами так..?
– нас `при-остановили
иль это мы
самих себя забыли..?
Ты помнишь, когда `не было ещё
на свете памяти..?
– и нас в еловых свитках
качали шишек красные улитки,
сквозь нас ползущие так медленно и липко,
и там, в горах, наш взор был обращён
на тропку в небо, где ещё тонка
лазурь… , на иглы в паутине
из серебра очей крестовика, –
где время, обволакиваясь, гинет ;
где наш с тобой в ущелье хвойном дом,
где красной курится живицей, бьёт ключом
ещё… –
и время, обволакиваясь, гинет
в непроницаемой еловой паутине,
в оцепенении страдательного тела
на плато невозвратных миров… –
и, умирая в них в своих постелях
обманутыми, знаем, что на деле
с тех пор за нами время не поспело
на в тех очах крестовика тот зов.
Сквозь златокрасную смолу –
на ту запущенную стрелу
с эфирных камфорных расщелин,
с ключей клокочущих,
с араукарий колких тел и
с детей хохочущих… –
с тех пор за нами время не поспело
на ту запущенную стрелу
за залитые солнцем пределы
в мглу.