Паромщик сломал весло.
Ему было нужно выпить.
Долбил им стервозно назло
Пассажирам которым бы выжить.
С одного на другой берег —
От пожара и стука копыт
Побежали они, и их бог
В землю стылую ужасом врыт.
Позабыв всех богов и бежали.
И паромщик был тут как маяк.
И просили его, причитали,
Чтоб отвез их на брег просто так.
На тот самый другой чистый берег
Где нет крика и лязга мечей.
Не трясет сбруей там лютый ворог.
И народ там свободно ничей.
Станут там они просто свободны
От мучений и смерти поди.
И к паромщику в ноги. Голодны.
Но лишь ширь всей реки впереди.
Не поесть, не поспать. Надо плыть.
Он кивнул им: «сажайтесь, однако».
Но отплыли, он начал сам ныть:
У него дочь пропала, и на-ка,
Он давай весло рушить об пол.
И стучал. И орал будто демон.
Уж отплыли они пол-реки.
Он был буен, свиреп. Рыком зол.
(По толпе лишь гулял тяжкий гомон).
И глазами вращал в потолки
Все небесные — что тут и были.
Небо серо, подернуто мглой.
В тех руках его визгами стыли
Их глаза, что до мысли одной
Добирались терзаясь затменьем:
Он поплыл уж седой головой.
Он поехал башкой и терпеньем.
Полетел он до неба грозой;
Там останется вечно тревожить
Своим стоном зарытых богов.
Расщепилось весло. Что тужить.
Просто молча скорбеть тут без слов.
Потому что река относила
Их в пути неизведаны что.
Там чуть дале поточная сила
Водопада утянет зато.
Пообнялись, прощаясь прекрасно.
Вспоминая зачем родились.
И хоть б солнышко глянуло ясно.
Нет. Померли рыдая, кажись.
Уходила заря в свои выси.
И земля покрывалася тьмой
Когда день уж повадками рыси
Забирал все печали с собой.