Как знать, сколько бы он смог прожить,
Если бы не стал духовно воскресать,
В нём медленно, но неумолимо зрело восстание,
Начинал он понимать, что такое – эта власть.
И он прозрел, и увидел лица –
Лица тех, кто унижает и убивает его Россию,
Открылось перед ним истинное лицо власти.
И тогда отрёкся Блок от всего:
Он замолчал, почти ни с кем не говорил,
Свою поэму «12» - возненавидел
И даже не терпел, чтобы о ней при нём упоминали.
Силы ещё были – он уезжал из Петербурга,
До первой станции куда-нибудь он ехал,
Там сходил и где-то проводил весь день,
Возвращался к вечеру домой и молчал…
Он знал прекрасно, что умирает,
Но ничего принять из рук убийц он не хотел,
Нет страшнее тех, кто убивает его Возлюбленную,
Одну единственную, вечную его любовь – Россию.
Потом он перестал совсем вставать с постели,
Сил не осталось совсем у Блока
И приходилось родным обманывать его,
Иначе он совсем бы отказался от еды,
Он задыхался и – задохнулся…
Своим страданием и смертью он искупил свою вину,
Всякую – вольную, невольную, но сам себя он не простил,
Но, может быть, отчасти искупил позор и грех России –
Страны, сделавшей иуду своим богом…
«…И пусть над нашим смертным ложем
Взовьётся с криком вороньё…»