Здравствуй, дорогой дневник. Сижу, накручиваю локон на палец. Думаю. А подумать о многом надобно. Ох, чё произошло у нас тут. Чё произошло. Сейчас объясню...
Похватали нас на работе в охапку и объявили всяму составу, что пора нам, так сказать, предъявить свои анализы. Ну, дело привычно. Усадил меня, как - то Ипохондрий Митропыхович на телегу и скинул в районном городке "Медки".
- Давай Лиссапупс. Смотаюсь по делам и припру за тобою часа через два. Управишься?
Я мотнула башкою.
- А чё там рассиживаться? Укололи и домой.
Так и порешив, мы разбежались в стороны.
"Поликлиника №3 города "Медки", ёжась от холода прочла я и со вздохом расхлебянила врата районно - оздоровительной преисподни.
Народу было немного, да и рожи немного знакомы. Рядом с кабинетом сбора крови громоздилась деревянная лавчонка. На ней удобно устроились местный батюшка Христопродавцев Акакий Миронович и Пидоголиков Аркадий Юрьевич, инженер в 6 поколении. Напротив, на точно такой же лавочке сидели Лягушевская Акулина Павловна, молодая женщина, где - то за тридцать, воспитательница детского сада. Рядом с Лягушевской мирно устроилась миленькая старушка в сером пуховом платочке. Поздоровавшись, я уселась между Акакием Мироновичем и Аркадием Юрьевичем.
Батюшка негромко беседовал с Акулиной Павловной.
- Конечно, дочь моя. Причащаться нужно хотя бы раз в неделю.
Пидоголиков недовольно пошевелил газетой, которую внимательно изучал, привалившись к крашеной стене.
Без того круглые глаза Лягушевской обещали вырваться из глазниц. Прижав тоненькие ручки к груди, воспитательница неистовствовала.
- Каждую неделю! Каждую, батюшка! Уж я - то не пропускаю! Я ведь, когда наша - то прикрыта была, в другой район на поклон ездила. К самому батюшке Акинафию! А Вы сами знаете, какой он святой!
Христопродавцев поморщился.
- Правильно, дочь моя. Только в своей церкви и молитва идёт чище.
Мне показалось, что Пидоголиков хрюкнул, почти полностью укрывшись газетой. Ничего не замечая, Акакий Миронович продолжил.
- Как говаривал сам архимандрит Агафоний...
Договорить батюшка не успел. В этом момент стены коридора поликлиники сотрясло грохотом. Дневник, мне даже показалось, что где - то вдали взвыло стадо волков и пронёсся жуткий ветер.
Из - за угла показалась каталка. С трудом толкая, её везла худенькая брюнеточка в сестринском колпачке на маленькой головке. Поравнявшись с нами, медсестра остановилась. На огромной больничной каталке лежал, видимо, труп, прикрытый большой простынёй. Девочка смущённо пискнула.
- Кто последний?
Мы с интересом рассматривали прихожанку. Тут ожил батюшка.
- Я, дочь моя. Вот, сидим, ожидаем.
Тут внезапно голос подала Лягушевская, искренне округлив глаза.
- Всё ещё заперто. А зачем трупу сдавать анализы?
Лицо девочки из белого превратилось в серое. Она медленно замотала лапками, скорчив в ужасе симпатичное личико. Но... уже было поздно.
Простыня заходила ходуном.
Публика сидела с открытым ртом.
"Труп" чихнул и принял вертикальную позу. Коридор наполнился грубым и зловещим басом.
- Валя, это кто тут у нас такой бессмертный?!
Брюнеточка лихо прыгнула к каталке.
- Евгения Петровна, успокойтесь. Мы на месте.
Нашему взору предстала ужасающая картина. Верхом на больничной повозке восседала тучная дама неопределённого возраста. Лицо цвета баклажан. Заплывшие глаза перетекали в огромный курносый нос, который каким - то чудом закрыл почти всю нижнюю часть лица. Голова "Трупа" была перевязана бинтом. Усевшись поудобнее дама прорычала.
- Так чего мы стоим? Толкай дальше!
Валечка осторожно посмотрела на нас.
- Евгения Петровна, перед нами ещё пять человек. И кабинет закрыт.
Тут и Акулина Павловна истерично слетев со скамеечки, теребя беленький бантик на груди своего жёлтенького сарафанчика, запищала голосочком раненого мышонка.
- Как это дальше? Кто дальше! Люди, товарищи, я тут с шести утра сторожу. Почему Вы должны войти первая! Это несправедливо!!!...
«Гора» почесала затылок и спокойно поинтересовалась.
- Валя, почему ОНО мешает лечиться нормальным людям?
Брюнеточка превратилась в столб.
Внезапно, по коридору, ниоткуда возьмись, пронёсся молоденький парнишка, лет пятнадцати, чуть не протаранив "больничный крейсер" с Евгенией Петровной. Упав рядом с Лягушевской, парнишка взвыл.
- Чё? Кто тут последний? Я опоздал?
Мы все уставились на вновь прибывшего. Парнишка оказался довольно странным. Бледное лицо. Одет во всё чёрное. Штанишки с цепями, на футболочке голова козла в знаке звезды. В носу серьга, в ухе тоже. Волосы "малыша" торчали вертикально. "Труп" рассвирепел.
- Мальчонк, а мальчонк, тебя как зовут?
Паренёк уставился на верзилу.
- Иван.
Евгения Петровна нахмурилась.
- Твою ж, разтвою ж, не видишь куда прёшь! Щас я у тебя досрочно анализы изыму, оболтус!
Мальчонка отпрыгнул в сторону, испуганно прочирикав.
- Я ваще – то сатанист и умею вызывать дьявола.
Мордоворот Евгении Петровны из баклажанного перетёк в синюшный оттенок. Подняв кулак над головой, «Труп» разразился гневной тирадой.
- А я, Евгения Петровна, работающая в местном ЖэКе. На мне пять разваливающихся домов и три вечно обпившихся бригады. Как ты думаешь, сынок, я боюсь дьявола?
Маленький сатанист приосанился и молча уставился на "Труп". Валечка безуспешно пыталась успокоить истерящую фурию в бинтах. Через десять минут девочка устало присела рядом со мною.
Публика ждала.
Старушка дремала, парень вытащил из рюкзака книгу и начал её рассматривать. Валечка устало взирала на свои руки, Пидоголиков упорно пытался вчитываться в газету, под монотонное бубнение Акулины Павловны и Христопродавцева. Я силилась не уснуть и вслушивалась в их разговор.
- Дочь моя, старость это не более, чем Божья благодать.
Лягушевская блаженно сложила ручки.
- Конечно, старость нужно уважать!
Евгения Петровна ехидно посмотрела на воспитательницу.
- У меня соседи недавно решили бабушку уважить. Купили магнитофон, классическую музыку. Потом сын со снохою решили бабушку порадовать на новый год. Надели ей наушники, поставили музыку. Через пятнадцать минут уже скорую вызывали.
- Почему? - наивно спросила Акулина Павловна.
Довольная "Фудзияма" в хохоте растянула рот.
- Внучик еёшный в шутку диски переложил. И забыл. Оказывается, бабка всё это время слушала металл. Думаю, любимый родственничек теперь своего наследства точно не получит.
Батюшка нахмурился и покачал головой.
Дверь коридора хлопнула и мимо нас пролетела молодая, очень пышногрудая девушка, снова почти уронив Евгению Петровну. За нею медленно кряхтя, ползла пожилая женщина, в синем костюме и розовым цветком на груди.
- Машенька, не торопись.
Белокурая девушка резко дёрнула дверь несколько раз и разочарованно пропела.
- Бааабушка, закрыто!
"Труп" злобно осмотрела прибывших.
- Это что за процессия?
Девушка выпятила нижнюю губу.
- И что, ждать?
Дама с цветком поставила перед собою клюшку и открыла рот, но тут грянула Евгения Петровна.
- Машка, ты как наша страна!
Девушка встрепенулась.
- Это как?
"Труп" подняла вверх кулак и снова замолотила им в воздухе.
- Такая же широкая! Не видишь, человек сидит. Куда ты прёшь?
Блондинка улыбнулась.
- Простите, я Вас не заметила. Мне срочно нужно попасть сюда!
Наездница больничного транспорта посинела. Валечка съежилась, Пидоголиков ухмыльнулся, отложив, наконец - то свою газетёнку.
- Нам всем нужно туда. Но существует очередь. Наверное, только не для таких как... вы...
Бабушка с клюшкой смерила инженера насмешливым взглядом и обратилась к внучке.
- Машенька, присядем сюда.
Родственники сели на другую лавочку, как раз напротив каталки.
Публика замолчала.
Через полчаса первая ожила Евгения Петровна.
- Ну, сколько ещё ждать?! Так и харакири можно совершить! Я уже пропустила завтрак! Может... может девушке нужно в уборную. Так что, здесь ночевать?
Народ положительно закивал головами.
Машенька по - детски раскрыла голубые глаза.
- Я не хочу в туалет. С чего Вы взяли?
Владыка ЖЭКА замерла с открытым ртом.
Мы с Валечкой вновь переглянулись. Старушка в сером платочке и батюшка с любопытством взирали на остальных обитателей коридора, Лягушевская перепугалась нового скандала и резко вскочила с лавки.
- Друзья, друзья, не будем ссориться. Давайте лучше поговорим!
- Например? - хмыкнул Пидоголиков.
Акулина Павловна почти заплясала.
- Можно поговорить о природе. Или поэзии. Или... любви!
Инженер крякнул.
- Тоже мне.
Христопродавцев одобрил кивком головы, Машенька захлопала в ладоши.
- Давайте. Я очень люблю говорить о любви!
Вновь ожил Аркадий Юрьевич.
- И многое ли Вы знаете о любви, драгоценнейшая?
Девушка улыбнулась.
- Да. Я пересмотрела все выпуски "Изба - 2". Теперь о любви я знаю всё!
Пидоголиков крякнул.
Батюшка повернулся ко мне.
- Что такое "Изба - 2"?
- Не знаю, - пожала я плечами, - Может быть журнал о здоровье, типа "Работницы" или "Крестьянки".
Лягушевская подскочила к "Трупу" и поинтересовалась.
- Евгения Петровна, а Вы знаете, что такое любовь?
Евгения Петровна, аккуратно расправила подол своего цветного халата.
- Чё её не знать - то. У меня шестеро детей.
- Как здорово, - захлопала в ладоши Акулина Павловна, - Дети - это прекрасно. В нашей деревне "Унылые пастушки", мы с детишками садимся в круг и выдумываем всякие игры.
Евгения Петровна ухмыльнулась.
- Знаю я одну интимную игру...
- Какую? - внезапно ожил сатанист Иван.
"Труп" хихикнула.
- Коммунизм. На муже только телогрейка, на мне красные трусы.
Лягушевская чуть не упала в обморок. Глаза Машеньки стали ещё шире, а Пидоголиков оторвался от газеты. Лицо Христопродавцева позеленело.
- Дочь моя, как Вам не стыдно!
Евгения Петровна удивилась, ёрзая на каталке.
- А что я такого сказала?
Дама с цветком повернулась к внучке.
- Машенька, не слушай бабушку. Это уровень. Лучше почитай журнальчик.
"Труп" покраснел.
- Ба... Ба... Бабушка? Да мне всего... 18!
Публика загудела.
Акулина Павловна некстати выступила.
- Правда? Я бы никогда не подумала!
Евгения Петровна сравняла взглядом Лягушевскую с землёю.
- Слушай, не для тебя ли Маяковский что - то там доставал из широких штанин, да перепутал с паспортом?
Бабушка Машеньки ехидно протянула.
- Какая грубость. Восемнадцать Вам, любезнейшая, могло стукнуть только в прошлом веке. И то, если повезло.
"Труп" тщеславно окинула пожилую женщину насмешливым взглядом.
- У женщины только три возраста. До восемнадцати, восемнадцать и восемнадцать с хвостиком. Длинною в жизнь.
Старушка прищурила глаза.
- Думаю, Ваш хвостик раза три обогнул китайскую стену.
Евгения Петровна уже собиралась достойно ответить, как вмешалась блондинка, обращаясь к Лягушевской.
- А у Вас была любовь?
Воспитательница романтично прижала ручки к груди.
- К сожалению, я ещё не познала данного чувства, но уверена, что у меня обязательно всё получится.
Евгения Петровна прокрякала, поправляя бинт на голове.
- Конечно, у них там даже пастухи унылые, чего уж про остальных.
Дама с клюшкой повернулась к Акулине Павловне.
- Всё наладится, дочка. Где твои годы.
Лягушевская смущённо улыбнулась, утирая слезу.
- Спасибо большое. Как Вас зовут?
- Евграфия Никандровна.
- Любовь, это Бог! - вклинился Акакий Миронович, - Как писал святой Полинарий...
Пидоголиков помахал газетой, перебив батюшку.
- Что любовь. Вопросы для слабовольных. Вы, лучше, товарищи, объясните мне смысл жизни. Для чего, например, солнце встаёт?
Евгения Петровна громыхнула, листая журнал, вытянутый из - под простыни.
- А это ты спроси у Эпитафии Телеграфовны, она ещё птеродактилей нянчила. Должна всё знать.
Евграфия Никандровна поджав губы, нежно потрепала Машеньку за руку.
- Посмотри, девочка моя, к чему приводят несбывшиеся мечты, вкупе с социальной неблагодарностью.
И без того узкие глаза Евгении Петровны превратились в щёлочки. Выпятив пальцы правой руки, она подняла их к уху.
- Алло, алло.
Публика с интересом наблюдала за этим действом.
- Алло, Рамзес 5? Ага, ага. У тебя мумия не сбегала? Если что она тут сидит!
Сатанист Иван и Пидоголиков тихо захихикали. Батюшка начал читать мораль, а мы с Валечкой в какой раз за утро в ужасе переглянулись.
Время шло. Кабинет не работал.
Публика злилась.
Инженер нервно возился, Лягушевская часто смотрела на свои часы, Евгения Петровна и Евграфия Никандровна злобно посматривали друг на друга. В воздухе витали громы и молнии. Последнюю искру высек сатанист Иван.
От нечего делать парень снова вытащил свою странную книгу и наконец раскрыл. На главной странице я, ополаумев, прочла "Библия Сатаны". Лягушевская тоже заглянула в книгу и подпрыгнула на лавке. Христопродавцев сравнялся по цвету с московским кремлём.
- Ну, уж извольте! Сын мой, покайся, покайся пока не поздно и Господь тебя, может быть, ещё спасёт!
- Чё? - пробормотал сатанист Иван, медленно жуя жвачку.
Теперь батюшка почти посинел. Евграфия Никандровна гневно сверкнула глазюками.
- Берегитесь от грехов в молодости. Смотри, Машенька, это уровень.
Пидоголиков раздул щёки.
- Старость не есть синоним благочестивости.
Евгения Петровна хмыкнула. Пожилая дама с цветком нахмурилась.
- Молодой человек, я, например, свой уровень знаю.
"Труп" довольно улыбнулась, пытаясь удержать съезжающие тапки на ногах.
- Минус первый этаж?
В этот момент кабинет открылся изнутри. Из него выглянула девушка в мятом чепчике и хрипло прокаркала.
- Готовимся!
Выпалив это, она снова скрылась за дверью.
Блондинка вскочила с лавки и прокричала.
- Я пошла!
Христопродавцев разинул рот, разводя руками, а Пидоголиков рысью подскочил к двери.
- Позвольте, мы тут первые занимали. И ждём уже три часа.
Евграфия Никандровна привстала.
- Чушь, вас здесь не было. Машенька, заходи!
Тут пасть разинула "Труп".
- А ну стоять! Мне быстрее надо. У меня процедуры!
Дама с клюкою стала подталкивать внучку в кабинет.
- Мы раньше вас всех занимали! Потом отходили на время. А вы тут набежали. Наша очередь. Мы и идём.
Лягушевская вскрикнула.
- Я здесь с открытия поликлиники. Вас здесь не было!
- Маша, вперёд!
- Подождите! - взревел инженер в 6 поколении, - Так не пойдёт!
- Не было вас! Врёте! Я иду!
Аркадий Юрьевич разбушевался. Выпятил правую руку вперёд, сделав фигуру из трёх пальцев, и проорал.
- Накоси, выкуси!!!
Блондинка начала лупить Пидоголикова маленьким ридикюльчиком.
- Не смейте оскорблять мою бабушку!
- Да кто её оскорбляет!? Природа сама потрудилась. Прохвостки!
Евграфия Никандровна театрально схватилась за сердце. Номер не прошёл. Пришлось поднять клюку на Аркадия Юрьевича.
- Пошёл вон, пролетарий!
Евгения Петровна отбросила простыню и схватила откуда - то взявшийся костыль.
- На безоружного метишь?! Подходи сюда! Я отвечу!
Мы с Валечкой с в ужасе прижались друг другу.
На арене крашеного коридора, как два боевых меча, схлестнулись клюшка и костыль. Сейчас, в одном далёком крыле районной поликлиники стоял невероятный гвалт. Вот, кричит диким воплем "Караул!" Лягушевская, на беду встрявшая и замурованная между двумя торсами, машущих руками, отбивающимися сумкой и газетой, готовых вцепиться друг в друга Аркадия Юрьевича и Машеньки. В стороне о чём - то громко спорят Христопродавцев и маленький сатанист. По другую сторону двери лаборатории, пытаются отдубасить друг друга Евгения Петровна и Евграфия Никандровна. "Валя, держи эту ЭСЭСОВКУ или я за себя не ручаюсь!" В общем, все были заняты собою. Все были счастливы.
Тут, я заметила, как маленькая бабушка в сереньком платочке осторожно встала и с хитрой улыбкой прошмыгнула в лабораторный кабинет. Через минуту высунулась рука и с удовольствием приляпала на дверь листок. "Лаборатория не работает. Кончились колбы. Приём осуществится завтра. С 7.00 до 9.00".
- Как!!!??? - завизжала, прочтя, "Труп", - Какого лешего я тут всё утро торчала?
- Все мы, - проговорил раскрасневшийся Пидоголиков.
Тут и остальные приуныли.
Делать нечего.
Публика засобиралась вон.
Немного подумав, Пидоголиков повернулся к Машеньке.
- Сударыня, неловко после давешних взаимоотношений, Вас просить, но... Не хотите ли Вы со мною отзавтракать где - нибудь недалеко?
Растрёпанная блондинка одним привычным движением поправила причёску, бюст и, отдышавшись, наконец- то произнесла.
- В "Летающем корабле"?
Аркадий Юрьевич улыбнулся.
- Да хоть там.
Внучка повернулась к бабушке. Евграфия Никандровна усмехнулась, потом утвердительно кивнула. Взявшись под ручку парочка удалилась на свидание. Валечка схватила каталку с Евгенией Петровной. "Труп" рассмеялась.
- Слушай, Телеграфовна. Я чую тебе не очень хочется домой. Может ну их, эти уровни. Пошли к нам. Накатим по 50 гр. чая.
Дама с клюкою посмотрела на Евгению Петровну. Подумала. Потом прощебетала.
- С шоколадным зефиром?
Госпожа больничной каталки шлёпнула себя по широким бёдрам.
- Итить! Действительно есть. И клюквенный тоже.
Евграфия Никандровна выпрямилась.
- А почему собственно и нет!
Улыбаясь, троица покатила на улицу. Двигаясь к выходу батюшка обратился к ещё перепуганной Лягушевской.
- Дочь моя, пойду я. У меня ещё служба.
Приложив ладони к щекам, Акулина Павловна процедила.
- Пойдёмте, пойдёмте, Акакий Миронович. Мне срочно нужно к Богу! Сегодня мне есть о чём ему рассказать!
Сатанист Иван грустно посмотрел на меня.
- Блин, пропустил ночной вызов духа, чтобы раньше встать. А тут... Тьфу! Опять ночью на кладбище не пойду.
Я утешила парня.
- Не беспокойся. Может оно и к лучшему.
Пожав плечами и махнув мне на прощание рукою, паренёк побежал вперёд. Расстроенная, я взяла свои вещи и собралась уходить. Внезапно дверь открылась. Из кабинета выплыла бабушка в сером платке и заговорщицки подмигнула.
- Все ушли?
- Да, - расстроилась я, - Когда я снова в Медки попаду?
Старушка поманила меня пальцем.
- Иди сюда. У меня здесь дочь работает. Одну колбочку я попросила оставить для тебя.
Ошарашенная я скользнула внутрь.
Снег громко хрустел под колёсами телеги. Всю обратную дорогу Ипохондрий Митропыхович рассказывал о каком - то зубоскаловском чудовище, но я его почти не слушала. Все мои мысли были обращены к маленькой и проворной старушке.
- Интересно, она знала, что будет скандал?
- Не знаю, - ответил знакомый голос.
Я очнулась. Ипохондрия Митропыховича не было. Лошадь шла сама без управления. Отшатнувшись, я провякала.
- Кто здесь? - потом протёрла глаза.
Лошадь повернулась и проговорила голосом Евгении Петровны.
- А это я! Прокатимся? Держииись!!!
---------------**************************------------------
И я проснулась. Ощупала себя. Фух, это был только сон! Но сколько потратила сил. Помотав ножонками, я слезла с кровати и тут же поняла, что нужно срочно подкрепиться. Расхлебянила холодильник и с чистой совестью потянулась к шоколадному торту... Ах, да. Всех целую, мои дорогие читатели. А так же желаю вам карамельных дней, медовых ночей и сладких - сладких снов!
Ваша ЛиЛу! ;Ь