(Портреты друзей в эпизодах прошлого)
(Название подсказано Е.П. Цветковым)
Часть I
«Длинной-длинной ниткой
Стоптанных дорог,
Штопаем ранения души!»
Ю. Визбор
Псевдоним «Ян Ван Тороп» принадлежит моему Духовному брату Торопову Ивану Владимировичу. Именно Брату – на мой взгляд, эта формулировка самая сильная на белом свете, при использовании её в качестве характеристики в отношениях. Духовный брат не возникает в жизни не из ничего и не исчезает бесследно из жизни. Он дается Богом всего лишь один раз и на всегда! В моей жизни слава Богу случился этот факт.
Такой псевдоним на голландский манер Иван применяет для подписи своих творческих работ, проявленных в разнообразных творениях. А именно – реализуемых в ипостаси художника, в ипостаси барда и во время литературных погружений.
Обликом он есть самым необыкновенным. Выглядит почти, как Карл Маркс вместе с Фридрихом Энгельсом, при этом надо сделать небольшое уточнение – умищем и волосяным покровом головы.
Описывать со стороны какой это человек, какие у него качества и чем он полон, не получиться в полном объеме. Частичное описание тоже не будет соответствовать, а фрагментарное не даст понятие целого.
Даже, проживая с Иваном рядом по соседству бок о бок (дома нашего проживания находятся на расстоянии около 30 метров друг от друга) и проанализировав нашу совместную, как физическую, так духовную жизнь, созданную во время участия в ходе многочисленных совместных мероприятиях, как в коллективе, так и вдвоем, а ещё во время нахождения в разнообразных по целям поездках, посиделках за столом опять же, как в коллективе, так и визави, не позволяет выразить очень полное описание Его.
То есть, это говорит о том, что проживая совместную жизнь, так же не сможешь полностью многого сказать об этом человеке. Он всегда разный. Потому, что Он есть бездонный кладезь всего. Ещё есть много историй из Его жизни, которыми Он делиться всю жизнь.
О «бездонности» осмелюсь сказать так.
Основную часть своей творческой жизни Иван посвящает работе в музее-усадьбе «Архангельское»;
безмерному обожанию творчества В.С. Высоцкого в любом проявлении;
написанию в разнообразной технике картин, содержащих в основном сюжеты о России и Российской природе, проявленной в разной широте и долготе страны;
творенье графики гелевой ручкой, карандашом, итальянским карандашом, сангиной, а также с применением иных графических материалов даже вплоть до растворимого кофе. А если попробовать подсчитать, сколько Ваня провел линий на бумаге, то наверно Землю по экватору раза три опоясать можно, если не больше;
написанию бардовских песен, исполнение их Им самим, а также иных из той плеяды;
создание редких коллекций – из ангелов (передана на безвозмездной основе в Культурный центр «Архангельское»), из деревянных солдатиков, которые создавал коллега по работе в музее – А.Л. Иоарданский (передана на безвозмездной основе в Культурный центр «Архангельское»), из четок и просвирок, из многочисленных других предметов, заслуживающих внимание людей, увлекающихся собирательством.
Из очень особенного, разительно отличающего Ивана от многочисленных коллекционеров, на мой взгляд можно отметить следующее – льняное полотно, на котором Он нарисовал герб Российской империи, а вокруг него Иваном собрано и постоянно продолжается процесс собирания автографов людей, прославивших великую страну – Россию, в том числе соотечественников, проживающих за рубежом, оказавшихся там в силу очень давних революционных процессов.
Кроме этого полотна есть отдельно существующие – полотно для бардов, полотно для путешественников – в частности альпинистов. Со временем эти коллекции автографов становятся все более ценными, приближаясь к бесценным собраниям разнообразных следов, людей, которые вместе наверняка никогда бы не встретились.
О своей судьбе, работе, знакомствах и отношениях, о целостности своей натуры, написание оставим за Иваном, это его прерогатива …
Она частично выражена в трёх Его альбомах, выпущенных к Его юбилеям и одной своей книге – «Не суди».
Вот такую зарисовку об Иване я сделал с натуры в селе Тургиново, в доме, купленным мной:
Колокольчик синеглазый, цвет от водосбора.
Шмель пузатый, полосатый, у цветка кружит.
Щегол пестрый, осторожный, глаза бусины направил
Кто ещё летит?
На крылечке, на досточке, сидит Ваня, молча курит.
Он художник-рисовальщик всех цветов, кустов, деревьев!
Увидав такое действо, Иван быстро подхватился и …
Уже «летит» рисунок
Колокольчик синеглазый, шмель пузатый, щегол дивный,
И раскрытая калитка – кто еще спешит?
Как приятно утром рано выйдя из избы по делу,
Может просто покурить,
Увидать в лучах нежнейших Солнца раннего восхода,
Как проснулась вся природа!
Как талантлив Человек!
Из совместного обсуждения с Иваном о том, как лучше передать о нем в будущее, было вынесено такое решение – написать о событиях, в которых принимали участие, как минимум Он и я (коли я и пишу это творение). А ещё так – чтобы эти события были заметными, с интересными сюжетами, насыщенными и запомнившимися на всю жизнь.
«САМА ЧАСТЬ I»
Слова … Музыка … Песня
(написал на свой страх и риск без согласования)
Нам доподлинно неизвестно, что было первым при рождении маленького Ивана Владимировича – его детский крик или исполняемая им песня. Но с уверенностью можно сказать то, что Иван и Его песенное творчество не разделимы. Составляют они одно целое, а также существовать друг без друга не могут, ни в каком варианте. Еще к этому бинарному сочетанию надо добавить то, что есть еще и третья компонента.
Можно себе представить человека мужского пола с внешним седьмым органом? Даже не пытайтесь, не придумаете. А у Ивана он есть и называется он – гитара. Этот уникальный «орган» появился по мере взросления Вани в самом «сызмальстве». Про количество струн не спрашивайте, а скажу так – от одной и до …
Вспомним детскую творческую поговорку, которая говорит – точка, точка, запятая вышла рожица кривая. Про Ивана перефразирование будет гласить так – язык, пальцы, уши, волос, вышел в люди певец в голос.
О его певческих способностях знают много людей, а особенно вся наша компания. Он поет дома и на работе (не в урон ей), вне работы и при застолье (что довольно часто). Одним словом, где можно и при наличии гитары. За его любовь и обожание творчества В.С. Высоцкого в Ялте он попал под репрессии со стороны местного УВД. Но Бог милостив. А на советской власти осталось пятно от такого постыдного действа.
Мне на заре становления наших отношений очень запомнилась одна ночь. Ночь была не простая – на Ивана Купалу. Кто был инициатором её встречи не помню. Но втроем – Иван, я и Игорь Пилюк – пошли с гитарами в лес, который располагается между Архангельским и госпиталем им. Вишневского. Трассы «Балтия» тогда и в помине не было. Разожгли костер, накрыли нехитрый стол на земле – что-то было такое на нём из выпивки и закуски. Тут и почалось …Первым начал Иван «Понады … понадыбались в кино мы … В животе … в животе снуют пельмени, как шары бильярдныя …» (песня из Одессы), потом я из бардов «Когда на сердце тяжесть и холодно в груди …». Выпивка перемежалась словами, слова перемежались песней, песня перемежалось огнем от костра. Так продолжалось до самого рассвета.
Можно было бы и дальше. Но, мы немного устали и решили сходить домой. Костер догорел, с продуктами было все кончено. Ушли с неким сожалением, что ночь была коротка … Или мы были так увлечены, что даже не заметили, как пролетело время.
Песен из прошлого времени Иван знает столько, что их и не счесть … Он пел такие, которые многие уши ни разу не слышали. Как такой уникальный шансон уместился в Его голове. Но это одно, а я хочу сказать о другом. Сколько Он написал своих стихов, а на них и песни сочинил!
Исполняет Ваня эти песни и по просьбе Сергеевны (своей жены) и по своему разумению, но надо заметить, что практически всегда по-разному. Для жены у Ивана есть свой репертуар. Со временем появился репертуар о судьбах страны. Среди тех песен хочу отметить с большим чувством:
– «Белый Крым», такого я не слышал даже от маститых. Расписывать её содержание пустое дело – надо слышать в авторском исполнении;
– «О чем бы спел Высоцкий», пророческая в части увековечения знаменитого на весь мир Владимира Семеновича,
– «Горизонт», «Сен-женевьев-де-Буа» (названия условные),
и много такого подобного, что достойно внимания и уважения.
Особенно поражают своей глубокой философией такие Его строки:
«Высоко парит российский гений,
Над планетой гордо реет он!
Можно нас поставить на колени,
Только в храме пред святых икон!».
О их воздействии на сознание слушающих и слышащих можно сказать так – восхищение и бурные аплодисменты. Н.А. Детков (ныне Царство небесное) при открытии очередной номинации с вручением статуэтки «Ангел Трубящий» (скульптор В. Клыков) Фонда «Глас Ангельский Руси» всегда начинал своё выступление именно с них, естественно, когда они были написаны Иваном.
Иван часто поет в музее «Архангельское», где работает. Не от праздности, конечно, а от того, что коллеги зная этот дар Ивана, постоянно приглашают Его на дни рожденья, корпоративные праздники.
Есть у Ивана такой друг – И.А. Акименко – собиратель бардовских песен, сам бард, который неоднократно организовывал слеты исполнителей бардовской песни в Подмосковье, Так он считает, что среди непременных и постоянных участников таких слётов должен быть, конечно, же и Иван. Сюда также надо добавить о концертах памяти В.С. Высоцкого, проводимых у нас в Архангельском и других местах. Не забудем и про Москву.
Но больше всего исполнено песен, как индивидуально, так и совместно с нашим дружеским коллективом во время застолий, проводившихся у его родного самого младшего брата Александра (царство небесное) – на «фазенде» (то бишь – на даче). Репертуар непредсказуем, но от и до, а по времени от первого тоста и до … пока не устанем.
Очень запомнилась одна весна. Было тепло, цвели вишни, яблони и прочие дендрарии. Молодая зелень становилась зрелой. Наша компания сидела на упомянутой «фазенде». Ваня пел не в полный глас свой, душевно, без надрыва. Пел из одесского шансона, из своего, из бардов. Через участок растут березы, довольно-таки зрелых годов. И вот при исполнении «Белый Крым» запел соловей, который квартировал в тех березах. Да так ловко шельмец высвистывал, да с коленцами. Но еще поразительней то, что он попадал между слов. Как бы дополняя их своим чувственным фить-фью-фить цок-цок-трррр. Это было до слез проникновенно и трепетно. Нарочно так не получиться ни у птицы, ни у Ивана.
Как у всех нормальных людей есть и у Ивана отклонения от «линии партии», то бишь от гитары. Иногда он садится за пианино, не просто так, а играть и спеть. Было бы пианино или фортепьяно … А Иван не растеряется где бы оно ни стояло.
Было своё пианино у Него дома. Потом, со временем, после небольших путешествий, совершённых инструментом вне дома, оно переехало на дачу, которую построила Сергеевна.
Это к чему, а к тому, что после совместных трудов праведных по подвязыванию виноградной лозы, обильно плодоносившей (купленной Сергеевной по случаю и на Павшинском рынке), мы идем в дачный дом. Ваня открывает нижнюю крышку пианино и достает оттуда бутылку с вином. А после того, как часть вина перемещалась внутрь, он садится за клавиши, играет самозабвенно и также поет.
Я же, слушая его, тоже завожусь и не могу удержаться. Как положено, встаю к инструменту, облокачиваюсь, и подхватываю «… Берег этот и тот, между ними река моей жизни …». Снаружи участка за забором, от идущих из дачи звуков, можно было бы подумать, что приехали артисты из Москвы.
Есть в окружении Ивана, в нашей компании, и такие. С условным названием – «Артисты из Москвы» – супруги Темерёвы. Когда они пели на даче ранее у младшего брата Александра, а потом в дачном домике Сергеевны, даже Иван замолкал во время их концертной программы.
И еще. В Иерусалиме, на арабском рынке, что возле Храма Гроба Господня, в одной из лавок купил Иван лютню. После возврата в дом к дочери, где мы проживали, Иван настроил инструмент строем шестиструнной гитары. Это был первый вечер, когда я слышал вживую игру на лютне.
Иногда песни исполняются дома, на кухне. Это происходит в честь помина кого-то из друзей. А ушло наших не мало. Почти все кроме нас двоих (это из числа мужиков). За нами идет поколение младшее – состоящее из друзей и одноклассников (после нас вторая линия) рано ушедшего младшего брата (о нём я упоминал).
В дополнение «о словах». В те моменты, когда мы сидим на кухне и говорим между собой на любую тему, нужных слов всегда хватало. Сейчас слов используется уже не так много в диалоге (правда не всегда). Достигли совершенства в общении с годами. Понимаем друг друга молчаливо или с полуслова.
Но со словами лучше!
«Двое в лодке, не считая поклажи»
Есть такое место между Калязиным (одна из примет этого города, это колокольня от затопленного монастыря «свечой» выходит из воды) и Угличем с названием Кулишки. Какой статус у нескольких домов, их число может быть около десяти, а может и чуть больше, образующих поселение Кулишки, трудно сказать.
Вокруг лес и болотистая местность, рядом протекает речушка, спешащая в Волгу, а точнее в Углическое водохранилище. Это водохранилище же образует по руслу данной речушки и в окрест её, замечательные мелкие заливы, которые облюбовала рыба для своего нереста и проживания. Плюс к тому топкие берега заливов, поросшие камышом и рогозом, уходящие в лесное обрамление, создали изумительные места для проживания любой фауны.
С большой водой этот мир общается через неширокую горловину, образуемую с двух сторон косами, тоже поросшими лесом. Ширина водохранилища сравнима с морской гладью. Лес того берега просматривается, но по высоте не превышает толщину спички.
Живности в тех местах, как в воде, так и в воздухе, а также наземной в лесах, предостаточно. Места там тихие от шумов цивилизации, заповедные, а от пенья и гомона птиц можно не уснуть. Иногда тишину нарушит шум моторки, плывущего по своим делам волжанина, гудок пассажирского лайнера, а также незнамо зачем даваемого поездом, идущего на Углич или из Углича.
Единственное, что связывает это место, в прочем, как и весь берег Волги в уже сказанном промежутке между сказанными городами, так это железная дорога, которая была построена из рельсов 1935 года выпуска. Каких-либо признаков станций на отрезке Калязин – Углич нигде не было, и нет в помине (в то время – конец прошлого века). Грунтовые дороги в тех местах, если смотреть их на карте, то есть. Но только на карте … И только в очень сухую погоду, что на карте не отражено. Во влажные сезоны там и на тракторе не проедешь в Кулишки. Но, тем не менее, или тем не более, люди там жили, даже бегали дети, а для выживания своего держали скотину.
В конце 80-х годов прошлого века постороннему человеку в Кулишки можно было попасть только на пассажирском поезде шедшим из Москвы до Углича (и обратно естественно). А ещё с помощью рабочего поезда, ходившего из Савёлово до Углича (и обратно естественно). На этих поездах население тех мест ездило в магазин, больницу, в школу … За всеми нуждами и пользами своей тихой жизни.
Как только сходил лед на водохранилище и в заливе, то рыба с большой воды заходила в залив для свершения процесса продления своей популяции. Нерест проходил так, как было установлено природой и в зависимости от температуры воды. А учитывая, что залив был не глубокий, там, где проходило русло речушки – глубина была от силы 2-3 метра, то вода в нем прогревалась быстро. В начале мая в залив на нерест по негласной установленной среди рыб очереди, заходила плотва.
На такую плотвяную рыбалку наш общий друг Юра Дешевой сподобил меня, Ивана и Игоря Пилюка. Надо заметить, что Игорь был уже там, а я и Иван впервые. О моменте, когда ехать в Кулишки, надо было ориентироваться по состоянию черемухи. Когда в наших краях черемуха выпустила листики и кисточки с бутонами, то в этот момент и надо трогаться на плотву в Кулишки. Там только-только почки начинали раскрываться, сказывалось, что это север.
Обязательным условием при проведении той рыбалки являлось наличие – лодки, безынерционной катушки на удилище, с намотанной на шпуле леской диаметром 0,1 мм (или меньше), мормышек (форма и цвет у каждого свой) и поплавка. Последний вывешен лежачим на поверхности воды да так, что он принимает вертикальное положение, когда рыба хватала насадку. В качестве насадки использовался крупный черный лесной мураш – жалко конечно, но рыба очень любит такого.
Дату выезда мы выбрали и согласовали с родными, на нее же купили билеты на пассажирский поезд, отходивший от Савёловского вокзала. Каждый брал с собой то, чем он будет ловить, что он будет носить, из чего есть и в чем спать. У Юры в дополнение к экипировке была одноместная палатка из брезента, в которой он и его зять Владимир Калашников ночевали во время своих многочисленных поездках на рыбалку. Еду покупали вместе, да плюс к тому каждый ещё прихватил что-то домашнее. Лодка же была одна одноместная и у самого крутого рыболова – у Юрки.
Калашников владел большой трехместной резиновой, но неимоверно тяжелой, лодкой, да ещё неизвестно какого года производства. Он с превеликим соблаговолением дал нам её в пользование. В день отъезда Игорь поехал в Химки, где проживал Юра и его зять. Там они взяли у Калашникова отказываемую им нам лодку, а вечером вдвоём они приехали к условленному времени на Савёловский вокзал. К этому времени подъехали я и Иван, так сказать – остальная половина экспедиции. Иван в отличие от всех нас захватил с собой ещё и гитару.
Ровно в 23.55 поезд совершил первый оборот колеса. В этот же самый момент мы выпили за этот оборот колеса. Где первая там и вторая, но поезд уже шёл полным ходом. Долго гулеманить мы не стали. Между 4 и 5 часами утра мы должны достичь пункта Кулишки – цели нашей поездки. Ситуация складывалась по формуле – «Ни выпить, ни закусить, ни поспать по-людски». Да и ладно, наверстаем.
Цель поездки достигнута, но о ней, кроме проводника никто из нас не знал. Поезд сделал короткую остановку, в течение которой мы успели выйти сами и вынести свой багаж. Вышли мы в «никуда». Вдоль пути шла тропинка, на неё мы и спустились с вагонной подножки. Поезд пошёл на Углич, а мы пошли через одноколейный путь и далее через лес на берег залива. Солнце вставало, птицы заливались пением, как сумасшедшие – весна! В лесу почки черемухи на днях выпростали маленькие листики.
На берегу расчехлив плавсредства, стали их готовить к «судоходству». Тут выяснилось, что у одного весла от трехместного «дредноута» (так назвали мы между собой лодку от Калашникова) сломана посередине гребная лопасть. Но задор в крови и предвкушение от предстоящих днях, проводимых в совместной рыбалке, нам не омрачил этот дефект весла.
А «идти» нам надо было на косу, видневшуюся вдали. Втроем – Игорь, Ваня и я – на «дредноуте» двинулись в нелегкий путь. Юрка шёл на своей одноместной лодке и надо сказать очень быстро. Мы же шли так, словно это была не лодка, а утюг. Не тонули, но и не очень продвигались-то вперёд.
Надо было приноровиться к полуторным веслам. Хорошо было то, что нагрузка была равномерно распределена по всей длине. И нам удалось выработать технику гребли так, чтобы лодка не крутилась вокруг своей оси, проходящего через гребца, а продвигалась мало-мальски вперед. Справа открылся залив, уходящий в бок, потом еще справа залив, уходящий в бок, потом слева такая же картина, потом опять справа залив, уходящий в бок, а коса, как была вдали, так и оставалась. Сколько нам понадобилось сил и времени, чтобы догрести уже и не помню. Но прибыли мы на место, когда Солнце стояло уже высоко.
Коса была шириной не более десяти-двадцати метров. По ту сторону косы было болото. Кроме нас на косе уже были стоянки рыболовов. Юрка пошёл в лес за мурашами. Мы обустроили лагерь. Поставили палатку. Для всей нашей компании она выглядела, как декоративная избушка с детской площадки. Но другой нет.
Набрали дров и разожгли костерок. Приготовили завтрак, махнули крепкого за прибытие, да за красоту, да за … Насытившись, рыболовы принялись за основную цель своего приезда в это место. Каждый настроил свои снасти … После этого можно вперёд на лодках выходить … Да на водную гладь!
Мы на «дредноуте», Юрка на своей – быстроходной. В силу ограниченной вёсельным парком возможности плавания в дальние края, мы решили не искать место, где есть бешенный клев. Дул ветерок, создававший небольшую волну. Отплыв недалеко от места причаливания, заякорились и начали осваивать технику лова. К нашей радости плотва ловилась. Не сказать, что как из пулемета, но ведерко для рыбы постепенно наполнялось. Попадалась плотва как отнерестившаяся, так и готовившаяся к этому процессу. У Юрки дело тоже спорилось.
Учитывая то, что наша команда вышли на лов не совсем уж рано, да позади в дороге была не очень сонная ночь, мы занимались процессом ловли без обеда. А обед-ужин решили затеять часов в шесть вечера. Наболтавшись на волне в лодке и наловившись плотвы, вернулись к месту своей стоянки. Разожгли костёр и пошёл процесс варки ужина.
Тут, как раз, мы начали ощущать последствия нашего хождения на воде на прямом Солнце. Отраженный от воды Солнечный ультрафиолет, наложился на прямой ультрафиолет, а вместе они подвялили открытую кожу наших тел. Открытые участки – кисти рук и отчасти головы – были красны, одним словом – обгоревшие. Хорошо, что с нами был врач – Юрка и, слава Богу, не ветеринар, как в х/фильме «Три плюс два» (1963 г., режиссёр Г. Оганисян). Он, зная про такое возможное, захватил с собой мази от солнечных ожогов.
Ужин прошел на высоком духовном уровне да с песняком. Ваня сыграл и спел, потом он ещё сыграл, а спели все вместе, потом еще разочек, потом ещё … Но, долго сидеть путешественники уже не смогли. Их тянуло в сон от пережитой дороги, дополнительной физической нагрузки и впечатлений. В одноместную палатку вползали боком, а иначе все не поместились бы вовсе. Палатка напряглась и вспучилась своими боковыми стенками … Ещё чуть-чуть и мы могли бы лишится крова над головой насовсем.
Когда сидели у костра – сон шёл, когда легли в палатку, то сон ушёл. Вращаться с боку на бок было невозможно. Юрка принял решение спать на днище перевернутой лодки. Я и Игорь вылезли наружу, и приладились на земле возле костра. От него шел хороший жар, да и ночь была тепла. Из палатки доносился звериный рев, рык, вой – то спал Ваня! Бог милостив, что дал мысль спать снаружи. Сон меня одолел, но тело продолжало «качаться» (рефлекс от качки, полученной в лодке), а в глазах на волнах качался поплавок. Остальное не запомнилось.
Утро началось с шуток. Обменялись мнениями о том, как каждый спал-ночевал. Приготовили завтрак и по лодкам – на лов. Мы выплыли на то же место и … Процесс пошел. В этот день решили ловить рыбу с перерывом на обед.
Прервавшись на этот прием пищи, а после того, как стали наевшись, решили еще и поспать. Солнце шпарило будь здоров, а обгорать совсем не хотелось. Мы хорошо добрали недостающего сна, которого не сумели получить ночью. А потому все рыбаки проснулись совсем свежие. Вечерний лов не отличался от дневного. Мы уже начали привыкать к однообразности в рыбалке.
Во время вечери недалеко от нас причалила моторка. В ней было три представителя рыбнадзора. Мы поздоровались, а они, поняв, что перед ними интеллигентные приличные рыболовы-любители с одним крючком на каждого, то отнеслись к нам благосклонно. В моторке у них было много рыбы – приличные щуки, окуни, судаки и еще кое-какие особи из тритонова царства. Наверное это был результат их охранного труда.
Рыбнадзоровцы недалеко от нас обустроили свою стоянку. Наверное, единственное отличие их стоянки от нашей – это отсутствие у них палатки. К ним с вопросами приставать мы не отважились. Ну их … От греха подальше. Тем более то, что мы на следующий день к вечеру должны были вернуться к тому берегу, от которого мы отплыли сюда, чтобы послезавтра утром сеть на поезд из Углича в сторону Москвы.
Ночь была похожа на предыдущую ночь. Спали мы отлично, или точнее те из нас, кто успел заснуть до сна Вани. Рев, рык, стон, вой, всхлипывания летали над водами Углического водохранилища и местных заливов. Но, надо заметить, что они не очень наносили пагубного воздействия, а, следовательно, и последствия.
Утром рыбнадзоровцы сторонились нашей компании. Видать храп Ивана их напугал и заставил держаться от нас подальше.
Половив плотву уже без особого интереса, мы после обеда собрали монатки для возвращения к заветному берегу. Решили плыть такими коллективами – Юрка берет на борт Игоря. А я и Ваня со всеми вещами идем на «дредноуте».
Половина экспедиции отчалила. Я и Иван расселись по концам «дредноута», а вещи сложили в середину. Это была первая и она же основная ошибка. Учитывая особенности плавсредства, мы решили для хождения по водам использовать технику индейцев для каноэ. В теории это так – один делает гребок и другой делает гребок.
От берега отчалили с сильным толчком лодки. На сколько толкнули – на столько лодка и отчалила от берега. А дальше началось непредвиденное. Мы крутились на месте, как волчок, или юла, и всё по непонятной траектории движения. Лодка шарахалась в разные стороны, но только не в нужном нам курсе. Поднялся ветер и добавил к нашим мукам еще волну против нас.
Но появился некий опыт в гребле. Каким-то образом мы сумели выработать навыки в гребле в нужном нам направлении. Ветер противодействовал. Если бы лодка была пустая, то мы, наверно, имели бы больший успех. Начало смеркаться, а мы только дошли примерно до середины пути. Силы были на исходе. Мат помощи не давал, а и его тоже уже не хватало, а потом уже и не было.
Отчаяние было близко. Глядя на Ивана, я заметил, как от его внутреннего нервного напряжение сквозь загар стало проявляться белизна лица, прошутки и говорить нечего ... Ситуация была – не до смеха. Как мы сможем дотянуть до того берега мы уже не знали.
Ребята, томимые долгим ожиданием и сумерками, разожгли костёр для ориентировки прокладки нашего курса.
Но, Бог милостив. Это выразилось в том, что ветер стал дуть нам в спину. Две наши спины – это уже парус. А ещё и волна помогала и гнала вперед наш «дредноут». Мы веслами помогали сохранять курс, гребки же ускоряли движение.
Причаливание состоялось. На вопросы о том, что мы так долго, отвечать у нас уже не было сил. Вышли из «дредноута» и молчаливо присели на бревно у костра. Ребята вынули вещи, вытащили из воды лодку. Хлебнув горькой, нервы отпустило, тело расслабилось. Легли спать на днище перевернутого дредноута, а Юрка на днище своей скоростной. Перед сном пришли мысли – дуй ветер против нашего движения, то нас унесло бы на большую воду водохранилища, а там … Слава Богу, что в жизни не воплощаются сослагательные наклонения!
А для нас обоих это была проверка на «вшивость». Одно дело рассуждать об искусстве, высоком, духовном. Другое дело слаженные действия и без паники в опасной ситуации на выживание. Эта проверка и еще большее сближение душ в опасности состоялось, на всю оставшуюся.
Всё остальное в этой поездке уже было «семечки».
«Упакованный» лес»
Иван очень любит собирать грибы, а особенно опята. Он хорошо раньше знал, где и когда идут опята в лесу возле музейного Дворца, в лесу возле Театра Гонзаго, а также в иных рельефах, имеющих отношение к бывшим Юсуповским парково-лесным владениям. Надо сразу уточниться, что на сегодняшний день в части произрастания опят вокруг усадьбы, многое изменилось.
Момент выхода опят на белый свет всегда ждали изо дня в день. Когда же опята пошли, Ивана удержать от похода в лес для их сбора было ничем невозможно.
Так было и в ту осень. Опята пошли. Мы договорились вечером в пятницу идти завтра … В субботу да с самого утра и пораньше. Бродить в поисках заветных грибов думали на лесных площадях, что расположены вокруг ресторана «Архангельское» (ныне руины). Дальше путь к Воронкам и налево, вдоль дачи маршала Тимошенко. Затем там по руслу речушки (название ее в разные времена было разным, сейчас – «Вороной брод»), впадающей в пруд, как мы называли его – «Старый». А дальше от пруда вверх и к театру Гонзаго. Это примерно такой абрис, в котором обязательно можно было найти добычу.
Сейчас эту площадь леса обустроили. Она вошла частью в так называемый «Юсуповский парк».
День занялся и прям с утра. На небе было ни облачка. Цвет глубины небесной – осенняя бирюза, но близко к иранской. Солнце яркое и даже слепит. Ветер был с нолевыми показателями.
Путь от домов нашего проживания к автобусной остановке «Архангельское», что на Ильинском шоссе, прошел в веселом настроении и обсуждении чего-то умного или заумного … О чём-то другом, когда идешь за грибами, говорить неуместно.
От остановки решили пройти по широкой лесной дорожке, своим масштабом она выглядела, как грунтовая дорога. Пройдя в пути по лесу с минуту, встретился нам идущий в обратном направлении Володя Аксёнов, наш архангельский житель. Обменялись рукопожатием, а также вопросами.
Он нам – «Вы куда?».
А с нашей стороны – «Туда! А как опята?».
В продолжение от него – «Есть малость».
Мы же – «Да и нам не пуд надо!».
На том и разошлись.
Не наблюдая ничего не тривиального, мы дошли до конца дорожки, которая заканчивалась у крутого склона. Тропа уходила вниз к пойме речушки. Мы также бодро спустились и пошли вдоль русла к месту переправы через неё. Когда-то здесь был мосток. Потом вместо снесённого речушкой мостка, положили сколоченные, бревна. Переправа всё время кем-то модифицировалась.
Нам же открылась такая инженерная конструкция – перекинутые через русло стволы с наваленными для удобства перехода ветками. Дальше тропа уходила вправо и шла она в Михалково. Сейчас, где было то Михалково, понастроили незнамо что. Вся местность в зданиях огромных автосалонов, стоящих на Рижской трассе (не применяю название «Ново-рижское», так как «старо-рижское» никогда не существовало).
Дальше наш путь лежал в овраг, уходящий от тропы после мостка налево. Ничего тревожного и необычного на входе в овраг и в окружающем нас лесе не было. Настроение было приподнятое и радостное.Место нам было знакомо и даже очень. Сюда мы приходили во все времена года. Когда на пикник, а иной раз за грибами, или на лыжах, а может быть просто так, прогуливаясь. Поэтому мы шли вперёд по тропе, не глядя вокруг и под ноги. При этом продолжали разговаривать, обращались друг к другу лицом, глядя глаза в глаза.
В один момент мы оба остановились и не могли понять почему, но в душе возникло смутное чувство … Нет, не страха, а чего-то тревожного и необычного. Такое чувство, наверное, ощущали по описаниям те люди, которым посчастливилось в жизни встретиться с летающей тарелкой на близком расстоянии.
Мы огляделись – тарелки нигде не было, но мы были поражены окружающим нас видом леса. Всё, что мы увидели в окружающем лесу, а именно растущее от поверхности земли и до самого кончика любой ветки кустов или деревьев, было «упаковано» в какую-то полупрозрачную пленку. Упакованный лес простирался на сколько хватало наших осмотров. Так как день был ясный и солнечный, то «упаковка» блестела в солнечных лучах так, как блестит тонкий пищевой целлофан.
Попробовали пальцем эту самую «упаковку». Она оказалась прочной – отнюдь не паутина, которая рвалась, если её попробовать пальцем. «Плёнка» была на ощупь плотная, гладкая и скользкая. Наши осмотр и действия происходили в полном молчании. Мы не знали, что и подумать. Такой феномен мы оба видели впервые.
Постояв недолго, обсудив увиденный и ощупанный феномен, решили вернуться назад тем же путем, как и пришли. Ощущение было какой-то гадливости. Молча без паники, пошли по тропе назад. Нас провожал «упакованный», «блестящий» лес и, как будто по ощущениям, наблюдавший за нами.
Мы вышли к уже описанному «мостку». Где была та граница, что пролегала между нормальным и «упакованным» лесом, во время ходьбы туда и назад осталась нами не замечено. Словно нам глаза отвели.
Перейдя через речушку, посидели и покурили. Попытались понять, что же это было. К какому-либо разумному объяснению мы не пришли. Вернуться к тому месту и еще раз осмотреть тот лес, у нас желанья не возникло. Посидев еще немного, пошли домой. А если перефразировать сентенцию – «Не солоно хлебавши», то можно сказать – «грибов не собравши».
Нас очередной раз нечто аномальное сблизило. Мы стали единственными, кто видел эту тайну в таком объёме ... Кто прикоснулись к ней, и, слава Богу, без каких-то последствий для нас.
Потом, уже в 2019 году, у нас в посёлке я шёл вдоль забора бывшей «пожарки». Возле забора в ряд растут большие березы. И тут мой взгляд не знаю зачем, но упал на кору одной из них. Береза была упакована аналогично тому, как видели мы – пленка уходила в вверх и оплетала сучья. «Упаковка» была не только на этой березе. Пройдя немного вперед, я встретил ещё одну такую же. Напомню, что тогда было упаковано всё!
Я рассказал об этом Ивану. Вместе пришли к этим деревьям, осмотрели эту необычность, но уже не удивились ... И чувств, которые возникли и охватили нас в том случае, тоже не возникло!
По новой переживать чудное событие, нами не получилось. Да и не нужно!
«Поединок «Шимано» с «Микадо»
Поездка в деревню, в село Тургиново, где я когда-то купил дом, была обычная. Поехали на выходные карася половить. Такие поездки совершались с непредсказуемой регулярностью – если так можно выразиться. Участниками экспедиции на сей раз были – Иван, его брат Александр Николаич (за рулем … о том, что его с нами уже нет говорил), дружочек Лёньке (так на немецкий манер мы звали Алексея Тимофеева) и, конечно, же я.
Про то, как доехали до деревни, обустроились в доме и про прочее опущу. Все было так, как всегда душевно, весело, комфортно и вкусно. Перед тем, как уснуть Иван дал некоторое время нам для засыпания вперёд него. А иначе … Помните, что я сказал о его сне во время рыбалки в Кулишках ... Могла бы быть вся ночь бессонной.
Утром выспавшись, поев поплотнее, поехали на озеро, располагавшееся возле деревни Новинки. День выдался хмурый, дул несильный ветерок – самая карасёвая погода. Место для ловли было нам знакомо.
Озеро было большое по площади. По берегам поросшее камышом, рогозом, осокой. На озере в большом количестве жили перелетные – утки разных мастей и размеров, серые цапли, чайки, тоже разных мастей и размеров.
Иногда наблюдалась такая не редкая здесь картина, как чайка гоняет ворону от своего гнезда. Ворона пыталась чем-то набедокурить, но ей доставалось, как от одной особи представителя птичьего мира, так и от стаи. Последнее было даже очень больно для вороны.
В водяном мире можно отметить следующих особей – карась, ротан, выдры. Были следы проживания бобра. Возле Новинок и на поле вокруг находятся многочисленные каналы, которые сходятся к одному. Он – центральный, соединяющийся с рекой Шошей. Каналы были прорыты в тридцатые годы. Это к чему, да к тому, что кроме озера водных поверхностей было предостаточно, а, значит, и комара было великое множество. Ветер или дождь, а также вместе они взятые, спасали от комаров кровопивцев, к ним присоединялись мухи, слепни. Но в этот день не было климатических врагов у летающих кровососущих.
Когда-то в советское время озеро использовалось для выгуливания уток. Даже для поддержания уровня воды в нем, построили насосную станцию, которая качала воду из подходившего к ней канала. Но крах СССР сказался и на крахе озера. Станция прекратила свое существование, как станция. Озеро стало мелеть и покрываться водорезом, который с каждым годом все более захватывал водную поверхность. В связи с этим мест на берегу для рыбалки становилось из года в год всё меньше.
Необходимо заметить, что по берегу вокруг озера была проложена дорога, но близость к Завидовскому национальному парку, заставило охранников из службы безопасности перерыть или повредить все возможные дороги, чтобы граждане России не смогли проникнуть к этому и другим озёрам для ловли рыбы. Ведь это святая святых – территория, где находится резиденция первого лица. Никому нельзя там ловить рыбу … Это особая Россия.
В советское время сюда любили для охоты приезжать генсеки ЦК КПСС. В наше время президенты может и ездили, но в прессе об этом мало писали. За двадцать лет было один-два случая. В остальное время охранники используют в своих личных интересах, территорию комплекса национального парка, на содержание которого уходили немалые деньги из бюджета.
Мы, правда, и не только мы, любили ловить на противоположном берегу, тому, где стоит насосная станция. Оставили авто на поляне. До места надо было идти пешком по дороге, идущий по насыпи искусственного берега озера. Форсировали искусственную яму, вырытую поперек дороги. Слава Создателю любимое место было не занято. Иван с Николаичем сели в центре заветного места.
Слева (если смотреть в спину центровым), в метрах десяти от них за камышом, расположился Лёньке со своей удочкой «Микадо». А справа от центровых в метрах пятнадцати, за камышом, расположился я со своей удочкой «Шимано».
Где расположились центровые рыболовы, там устроили импровизированный стол. Работал на скорую руку созданный буфет с напитками и яствами. «Банковал» в буфете Лёньке… Он с честью и достоинством исполнял все ритуалы.
Карась клевал, но пулеметного клёва не было. Рыба ловилась то там, то там, а то и там. Первого пойманного карася (сподобился Лёньке) обмыли втроем – Иван, Лёньке и я, при этом Лёньке плюнул в раскрытый рот рыбины и отпустил. Всё по ритуалу для удачи в ловле. Николаич не участвовал в ритуале – он «рулил».
Лучше всех клевало и ловилось, где расположился Лёньке. У нас тоже были успехи, но не такие, а скромнее. Иван при отсутствии клёва испускал из себя разные шутки, прибаутки и анекдоты, что делало процесс рыбалки весёлым.
Вытаскиваю из воды очередного карася. Он поймался вовремя. В аккурат под время, когда надо было освежится в буфете. Лёнька по моему зову положил удочку в камыш, скинул скобу катушки для свободного схода лески, чтобы если и клюнет карась, то не утащил бы он удочку в воду. Я оставил снасть на земле. Вдвоем мы отметили прибавок в садке. Иван пропустил буфет в этот раз.
Лёнька остался у стола, а я вернулся на свое место и закинул с новой насадкой снасть. Поклевка случилась сразу. Я стал тянуть и почувствовал что-то серьезное. «Шимано» согнулось дугой. В этот же момент зашевелился камыш под «Микадо». Лёньке побежал к своей стоянке, застопорил скобу и стал тянуть леску. «Микадо» тоже выгнулось дугой.
– Это, что ж там такое? – с интересом кричал Лёньке, с трудом крутя рукоятку катушки.
– Ого, наверное, с кило или более! – прокричал я от стараний в сторону центра, крутя рукоятку катушки.
Моя леска вроде вышла из воды, на крючке сидел карась, но от силы грамм 100-150. И тут же леска ушла в воду от того, что я расслабился.
Иван с Николаичем были удивлены процессом. Они стали кричать нам о том, чтобы мы отпустили леску со шпули, открыв скобу или через ослабление фрикциона. Но ни я, ни Лёньке леску отпускать не хотели. Надо бороться за добычу до конца.
Мы с ожесточением крутили рукоятки катушек, а коллеги в голос настаивали на своём – отпускании лесок … У Ивана и Николаича уже начинался истерический смех глядя на то, как мы накаляем обстановку…
Мы же продолжали упорствовать. Всё бы это продолжалось незнамо сколько, пока у «Микадо» не сломалось первое колено. Борьба с карасем закончилась. Моя «Шимано» тоже приняла первозданное положение.
Лёньке положил удочку, потянул за леску и перебирая её пошел по ней. Леска пошла в сторону центровых, которые предварительно вынули снасти из воды и положили удочки на землю, видя нашу борьбу с карасем. Таким образом Лёньке пришел ко мне. Я тоже вынул снасть. Леска с удочки Лёньке была переплетена с моей, а крючки были сцеплены ... И никакого карася …
Уж, каким таким сяким образом, тот карась набедокурил с нашими снастями остается тайной. По нашей версии было так. Клюнув на Лёнькиной уде, карась с леской проплыл под удочками Ивана и Николаича и не перепутал их, приплыв в зону моей ловли. Он схватил насадку, заброшенную мной. Тут и почалось! Возьми Лёньке свою уду в руки вовремя, так и не было бы поединка снастей с проверкой на их прочность. Но, случилось то, что случилось – «Дас ист фантастишь!».
Мы чесали свои затылки, ребята валялись со смеху. Сами понимаете, что потом последовало ... Буфет работал интенсивно! Уже для троих!
Дома во время ужина смех не смолкал. Присоединился к буфету и Николаич, при этом он заходился в смехе, передавая в лицах то, как я и Лёньке упорствовали. Насмеявшись за ужином до сыти, мы потом слушали, как Иван пел под гитару … Во славу «Шимано» и хитрого карася!
Этот эпизод из нашей жизни Николаич часто вспоминал при случае и без оного … И в хорошей компании!
Главное нам, Лёньке и мне, надо было не потерять честь при ловле карася … Ни перед друзьями, ни перед карасем и всем окружающим нас миром!
Пожалуй, наиболее важное в жизни это не потерять лицо и не сменить походку! И то и то Иван сохранил!
Будь здоров Брат духовный, на столько, на сколько ты можешь, проживая трудную, насыщенную жизнь!
А. Коро, май, 2020 г., (к 25 мая, к юбилею Ивана – 70-летию). Дополнено – май 2023 г.