Феликс Довжик
Земные мгновения
Часть 3-2
Повторение пройденного
Вот уже и мне пришла пора
резкую и хлесткую до жути
прочитать отечеству мораль,
да вот проку – ни себе, ни людям.
Парад персон
Чем зорче взгляд – крупней детали,
ясней характер и фасон,
на всем две стороны медали
несет с собой парад персон.
Себе на жизнь жалеет жадный,
сверх меры накопив всего,
но он спешит на подвиг ратный,
когда мы просим у него.
На свете нет добрее труса,
готов он жертвовать собой,
избавьте лишь от гроз и груза
и без него идите в бой.
Глупцу плевать, что нет шурупов,
во все везде пройдет и так,
по жизни он, конечно, глупый,
но в жизни вовсе не дурак.
Любой и каждый недостаток
имеет свой противовес,
и если кто-то с виду сладок,
то в сокровенном – сущий бес.
Мы все – и недруги, и други,
и стрекоза, и муравей,
хозяева, творцы и слуги –
полурабы судьбы своей.
Мы все – то ангелы, то звери,
лентяи и умельцы рук,
то в мир пропиливаем двери,
то мир трясем за грамм заслуг.
Всего нам мало во вселенной,
во всем хотим быть с ней на ты,
чтоб в жизни мизерной и тленной
оставить громкие следы.
Вечное движение
Мир давно ходит прочно ножками,
не надеясь в пути на авось,
мы ж дырявыми машем ложками,
все старания – вкривь и вкось.
От соблазнов заморских прелестей,
от злой зависти хлюпкий плач –
насмотрелись, разинув челюсти,
как Европа летела вскачь.
Мы б на тройке за нею – барсами,
но стояла Русь в стороне,
и тащились идеи Марксовы
ложью сказочной по стране.
И плевать нам, как там на западе:
есть свой посох и посошок –
в европейском совместном запахе
азиатский чтим запашок.
И с обновкой, с заплатой стягами,
от себя самих не уйти –
по кольцу колесим зигзагами,
не сходя без пинка с пути.
Полустанок
Осмеян путь наш детским смехом,
спешили в рай – попали в стужу,
не испугать Россию снегом,
не первый раз садимся в лужу.
Кругом метель и бездорожье,
но горевать нам нет причины,
не первый раз теряем вожжи
и ищем счастье без лучины.
И в темный путь с крутым разбегом
помчимся мы, влезая в лужу,
не испугать Россию снегом –
пересидим любую стужу.
Поток вопросов
Бутылка есть? Кто будет третьим?
Одни вопросы второпях.
С чем мы придем и как мы встретим?
Что скажет слон о воробьях?
С кем вы? Почем в стране фунт лиха?
Кому был выгоден набат?
Кто руки греет на шумихе?
А судьи кто? Кто виноват?
На чью же мельницу вы льете?
Что делать? Где тамбовский волк?
Мы все в пике или в полете?
В чем нынче наш священный долг?
К чему вагоны резолюций?
С чего бы наш народ не пьян?
Зачем все жертвы революций
и на фига козе баян?
Куда идем? А был ли мальчик?
За сколько опиум для каст?
Просунешь нос – защемишь пальчик,
а что в итоге это даст?
Особый путь – развал и стройка –
и на обочине народ?
Куда несешься, птица-тройка,
и где счастливый поворот?
Сожженный том
Скосил на нет товарищ Шолохов
незрелых слов пустую рожь,
какого мог наделать шороха –
сгубила праведная ложь.
Но все не так. Он выбит битою,
как в городки, в упор, со зла.
До урожая жизнью сытою
сожжен был заживо дотла.
Когда вокруг себя кружение,
и отделен от бед горой,
бесплодно праздное служение –
жизнь мстит за лавры и покой.
То и это
Творит поэт про то и это,
не зная, где его венец,
но если стих мудрей поэта,
то это точка и конец.
Немало есть болот и кочек,
и путь извилист и ретив,
когда поэт богаче строчек,
его вершина впереди.
И если жизнь со смачным хрустом
вокруг затопчет воронье,
надежду он согреет чувством
и скажет нам еще свое.
Смерть человека
Осиротел двадцатый век.
Блаженный и житейски плотский
ушел из жизни человек
и гражданин Иосиф Бродский.
Прощая родине грехи,
без доли горечи и перца
провыл отчаянно стихи
заштопанным непрочно сердцем.
Построив к многим душам мост,
ушел к себе – простой и гордый,
и все былые держиморды
поджали безучастно хвост.
Сойдут на родине снега,
иных сметет, как мусор колкий,
а от него на книжных полках
стихи и книги – на века.
Наземные проделки
На землю дьявольским послом
приходят подлые мотивы,
добро встречается со злом,
но не равны альтернативы.
Добру велит душа и бог
за все поступки быть в ответе,
у зла нет праведных дорог,
и все дозволено на свете.
Добро воюет не со злом –
добро сражается с собою,
а зло сражается с добром
без передышки и отбоя.
В разгуле подлости крутой,
в дороге по чужому следу,
набив все трюмы ерундой,
зло пышно празднует победу.
У зла отточенный обман
и хитрые в борьбе уловки,
но счастья не дает карман,
а славы не дают обновки.
В боях за место – петухи,
а те, кто были подло биты,
прощают родине грехи,
не забывая про обиды.
Течет житейская река
и лечит раны и уколы,
добро уходит на века,
а зло навек уходит голым.
И все ж вернуть приходит срок
в котел добра кредит за сделки –
и тут выводится итог
за все наземные проделки.
Кардинальные меры
Вечером, как раз после дождя,
показали в записи вождя:
ходит по трибуне молодой,
воздух подметает бородой
и роскошным жестом, моды писк,
посылает массы за Симбирск.
По стеклу лениво плыли капли.
Вспомнились мне сказочки про Капри.
Что душа его святая, как магнит,
стрелкою к тому, что где болит.
И тогда Ильич, народный пастырь,
предлагал везде свинцовый пластырь.
От лекарства был такой успех,
что не перенять, ну просто грех.
И потом соратники его
лучшего не знали ничего.
Экзамен
Создатель жизни для мужчин
взял все из мировых пучин:
соблазны, страсти, хлеб ржаной
и испытания женой,
богатством, честностью и славой,
и властью липкой и лукавой,
но всем припас могильный камень –
никто не выдержал экзамен.
Земные ландшафты
Гудением от топота орд
земные пропитаны шахты,
а сверху кромсает народ –
до боли – земные ландшафты.
Тепло чтоб текло ко двору,
могучим гвоздем или шилом
пронзаем земную кору,
качая все соки по жилам.
Опасно играем с огнем
на жадность свою не в обиде,
пируем сегодняшним днем,
ближайшие дали не видя.
И наш бесшабашный загул
широк, словно Нил или Волга,
ответный не слышится гул,
что соков не хватит надолго.
Когда-то остынет Земля
и станет безлюдной под Солнцем,
замерзнет любая семья,
закончив свой бег за червонцем.
Лишь ветер да колкая стынь
по всем опустевшим просторам,
кирпичные глыбы пустынь
да льдины на водных заторах.
Вот тут бы раскинуть умом,
не рвать бы себя динамитом,
но заняты власти холмом
для хрупкой своей пирамиды.
Грохочет вселенская дрель,
в спираль завихряя процессы,
у власти своя самоцель,
у власти свои интересы.
Идем и идем вразнобой,
продляя безумное детство,
не чуя Земли под собой,
спускаем земное наследство.
Бессрочный путь
Был человек и жил, как в клетке белка,
мечтал, любил, страдал который год,
но вот однажды он сошел с тарелки,
мир праху, точка, кончен антрекот.
Был мыслей полон – отказало тело,
позвал трудягу неземной забой,
недосказал и недоделал дело,
и все унес в небытие с собой.
О нем сначала будут помнить дети,
как он, любя, все годы помнил мать,
а после них уж никому на свете
про мир его и тайны не узнать.
Так и Земля в пробежке по вселенной
когда-нибудь сойдет со всех орбит
и все свое укроет льдиной пенной
и вид мертвецкий примет без обид.
И будет мчаться глыбою бесстрастной,
припрятав тайны в ледяной груди,
по неживым потусторонним трассам,
по вечному бессрочному пути.
Прорезь мушки
Травят нас кислотные дожди,
падает добро со зла в осадок,
может не туда ведут вожди –
на душе и смута, и досада.
Над страной стоит копченый смрад,
города в пронырливом тумане,
смело скалит зубы казнокрад,
и обман гарцует на обмане.
И опять грохочут сапоги,
по предгорьям юга свищут пули,
бывшие друзья – теперь враги,
ходят наготове с крупной дулей.
Тут война уже не за кусок –
обольщает мнимая свобода.
В прорезь мушек выставлен висок –
лица человека и народа.
Бездорожье
Разносит по небу отчаянный гром
глухие раскаты на выбег,
не может дать крышу свой собственный дом,
пока бездорожье на выбор.
Когда, что ни сделаешь, искры из глаз,
не нужно в кармане кресало.
Россия в дороге рожала не раз,
но матерью так и не стала.
Мы чувствуем это со всей остротой,
а срок под луною не вечен,
и каждый живет средь других сиротой,
и факел зажечь уже нечем.
Без тормозов
За тишь и гладь мы правду-матку
пакуем в ящик из досок,
легко с судьбой играем в прятки
и прячем голову в песок.
Мозги охотно пудрим снегом,
не зная сути и азов,
и потому с горы телега
летит без всяких тормозов.
Есть преступления, нет судей,
итог разборки невесом,
под тишь и гладь миллионы судеб
наш век размазал колесом.
И не найти нам виноватых
среди сознательно глухих,
у всех нас нынче с краю хаты
и на щите – вина других.
Возрастные блюда
С косой старухи близок шепот –
вопрос с судьбой предельно прост,
на постамент возносим опыт,
а он – как рыбе лисий хвост.
Любой старик, испивши чашу,
готов залезть на трон столпов
и заварить крутую кашу,
но нет у старости зубов.
Слаб молодой в кулинарии
и не умеет рвать пупок,
но почвы нет для истерии,
на то у жизни есть шлепок.
Она любого вставит в рамку,
научит жить в один присест,
бегом потянет каждый лямку,
покуда зубы не проест.
Мясорубочный винт
В жизни обычной придуманы впрок
ямы, ловушки, барьеры, канавы,
каждому спаду бывает свой срок,
сверстаны с блеском над нами забавы.
Счастлив, кто сносит спокойно плевки,
тащит свой крест до последней ограды,
в юности жизнь раздает нам шлепки,
в зрелости бьет без пощады.
Мы применяем спасительный финт,
но на уловки есть море подножек,
тянет к себе мясорубочный винт
и направляет под ножик.
Счастлив, кто путь свой пройдет без потерь,
хоть и сутулясь, но не на коленях,
счастлив, кто стоек в дороге теперь
и в небо умчится на быстрых оленях.
Борьба с собой
Со школьных лет, со стула в вузе
мы делим мир на полюса,
а цепь заманчивых иллюзий
нам гонит ветер в паруса.
И мы в пути перед плотиной
в мечтах на подвиг точим зуб,
а время песней лебединой
нам подает куриный суп.
И мы смиряемся с застольем,
с собою завершив борьбу,
с обидой, с завистью, со стоном
виним и время, и судьбу.
Рабы эпохи – мы отныне
легко себе трубим отбой,
а быть должна судьба рабыней,
на свете жизнь – борьба с собой.
И дальше в мусоре потоков –
как камень с кручи колесом.
Лишь тот доходит до истоков,
кто победит себя во всем.
Земное притяжение
Устав от планетного бега,
от скуки в безжизненной мгле,
создатель создал человека,
сковав притяженьем к Земле.
Но стал человек непослушным –
отвергнув запреты творца,
покинуть считает он нужным
пределы земного крыльца.
Выходят – судьбе не в обиду, –
земной пересилив испуг,
один за другим на орбиту
плоды человеческих рук.
Так тянется к влаге и зною
проросший зародыш в зерне –
нужна нам разлука с Землею,
чтоб больше узнать о Земле.
Подъем
Тьма и тьма придумано изломов,
колымаг без тормозов и без руля,
каждый новый путь выходит комом,
каждый начинается с нуля.
Тьма и тьма заноз несокрушимых,
чтоб сорвать намеченный подъем,
в трещинах и с болью нестерпимой
каждая семья и каждый дом.
Тьма вокруг несчастий и страданий.
зависти, интрижек, катастроф,
в каждом коллективе, в каждом стане
есть борцы, да маловато дров.
Где же взять на все подъемы силы,
чтобы при подножках и пинках
тяжести любые брать на вилы
боль одолевая в позвонках?
Смерть с косою – старая трудяга –
с нас здоровьем собирает взнос,
ежедневно в разных передрягах
треплет жизнь нещадно на износ.
От любви, от глупости, от страха
переносим мы за стрессом стресс?
Сами своего боимся праха,
или держит к жизни интерес?
И, как только боль ослабит цепи,
мы со смертью наперегонки,
на затылок лихо сдвинув кепи,
снова напрягаем позвонки.