Александр Мамнев - https://proza.ru/avtor/vitmastrambler
В то время, когда деревья были большими, а я - наоборот; мир за соседним парком ещё не имел границ, а жизнь предстояла вечной, случилась первая рыбалка.
Первая рыбалка - как первая любовь. С трепетом ожидания новых чувств и ощущений.
В то время в городских прудах ещё водилась съедобная рыба. И мальчишки постарше, по весне, ловили руками щук в ручьях, впадающих в Верхнее озеро. В то время было запросто хлопнуть бамбучиной по спине безмятежно нахальную водяную крысу, проплывающую прямо под удилищем. В то время… Нет – нет, юный читатель, не настолько. К тому времени плохие белые уже давно застрелили последнего бизона в американской прерии. Всё сказанное происходило всё-таки позже.
В то время на пляже Верхнего городского озера, аккурат напротив нынешнего посольства Литвы, вода в жару кипела ребятнёй. Пока их мамочки, в целомудренных купальниках, грелись в лучах белёсого Балтийского солнца на байковых одеялках. Пустые бутылки в то время не бились на берегу, а сдавались в приёмные пункты, а содержание нефтепродуктов в воде не определялось за очевидностью их отсутствия. Это позже, с ростом излишков благосостояния, вода в городе стала представлять вполне определённую опасность. А в то время особо удачливые могли поймать судака в Верхнем, а по слухам и угря, но тут уж не знаю… Помню мой дед на самодельную медную блесну вытащил огромную икряную щуку у форта Центрального рынка. И вечером семья хорошо поужинала сковородой жареной икры, а щучье сердце ещё долго вздрагивало, забытое в раковине умывальника.
Вот дед к рыбалке меня и приохотил, подарив бамбуковую трёхколенку – роскошь по тем временам. Ветеран двух войн, из хоперских казаков, выросший в детстве у воды, дед все свободное время у воды и проводил. У воды же и умер. С удочкой в руке под кустом цветущей черёмухи на берегу Верхнего озера.
Первого червяка мне насадил дед. Сам он на озёрах летом на червя почти не ловил. Дед, как я его потом называл, был «нахлебником». Ловил он, да и многие тогда, больше на хлеб. Кусочек свежего серого при насадке лишь чуть сжимал. Значительно позже оказалось, что другие рыбаки хлеб скатывают в тесто, и дедов метод стал моим тайным оружием. Долго я потом искал ту грань плотности «сминания» хлеба между: слетанием при забросе и отсутствием интереса у рыбы после первой поклёвки. Увлёкшись отщипыванием пушистого комочка, рыба схватывала наживку жадно. Заброс – поклёвка. При подъёме не съеденный хлеб спадал, оставаясь точечной прикормкой. Вершиной «нахлебной» рыбалки на Верхнем стала поимка леща на два триста.
В то время между мостом улицы Тельмана и теперешним кафе «Причал» располагалась известная округе пивная - голубого цвета дощатая выгородка со столиками. Называли её «Голубой Дунай». Дед там пил янтарное пиво из тяжёлых стеклянных кружек и лакомил меня вяленым снетком. У «Голубого Дуная» я и заметил играющего на поверхности озера леща. Была ли причина его резвости в повышенном содержании пива в воде этого места, мне не известно, маститый рыбовед Сабанеев о подобных случаях умалчивает, но на закуску я поощрил леща половиной буханки чёрного хлеба. Недели потом две, проходя мимо на рыбалку, я честно делился приманкой с лещом. Щедрость моя окупилась. Почти месяц, вставая до света, я спешил туда, с тревогой вглядываясь на подходе сквозь предрассветный туман – не занято ли моё место. К восьми утра в стенки садка тыкались мордами «полтора» леща: пара – тройка хороших подлещиков, как мы называли не достигших килограмма лещей; или полуторакилограммовый лещ с подлещиком, да отфильтрованная сеткой садка мелочь Муркиного завтрака. После взятия главного двухкилограммовика рыбалка там плавно сошла на нет.
С «дунайскими» лещами я встретился года через три после первой рыбалки, пока же на крючке был первый червяк, которого по первости было немного жалко. Расчёт деда оказался точен. На червя хватал «полосатик», не крупный окунёк, но надёжно, взаглот, почти до грузила. Наловленные мной окуньки были отдельно подсчитаны («Считай рыбу дома», – говорил дед), почищены, поджарены, разделены на всех членов семьи и торжественно – ритуально съедены. Таких вкусных окуней у нас давно никто не ел. Вечером под закрытыми веками, поплавок в моих глазах плясал, плавно погружаясь уходил в сторону, резко булькал вглубь, не замирая до прихода сна.
А вчера я купил внучке удочку – фантастически лёгкую пластиковую трёхметровую телескопию. В ближайший выходной мы поедем на рыбалку. Заберёмся подальше от города, привычно уберём с облюбованного места мусор, чтобы потом сжечь или закопать. И закинем удочки. И первого внучке на крючок я насажу червя.
Репродукция с картины Иллариона Прянишникова