Лирическое напоминание о равноапостольных Кирилле и Мефодии
всем, кто носит их святые имена.
К Владимиру-князю калики пришли,
Настроили гусли, сопели.
Для щедрых даров развязали кошли
И стройно былину запели.
«Кирилл и Мефодий брели до хазар,» -
Так пели слепые калики.
«Им с неба Всевышний дорогу казал.
Как солнца, сияли их лики.
Весь день от жары было душно в степи,
Как в запертой тесной каморе.
Налево-направо, куда ни ступи,
Ковыль ковылял словно море.
Но, если в прищур посмотреть в ковыли,
То сразу увидится зримо:
Все стёжки-дорожки, все тропки вели
К хазарам из дальнего Рима.
Шёл путь по степи, где пешком, где конём,
Растянутый стадий на тыщи.
А дым из жилья: хоть ты днём, хоть с огнём, -
Себе на ночлег не отыщешь.
Здесь волки водились, медведи и львы
На все эти дикие дали.
И эти животные часто – увы! –
Людей проходящих съедали.
Им было, животным, видать, всё равно:
Худая иль тучная масса,
Двуногое ты иль простое овно -
А мясо любое есть мясо.
Съедят – не отыщешь копыт от коня.
Ну, где ещё так поедите?
Все страхи от них копием отгонял
Георгий – Святой Победитель.
Но вот перед ним явилась Итиль -
Хазар коненогих столица.
Здесь кто-то богатством народным крутил,
Ни с кем не желая делиться.
Из Греции дальней святые послы
Глядели, как малы и стары
В Итильской степи неустанно пасли
Коней и овечьи отары.
И эти безличных коней пастухи,
Безличных овечек подпаски
Глазели без всякой трухи-шелухи,
На братьев святых без опаски.
Глазели, как дети глазеют на цирк,
Во все свои чёрные щёлки.
Лишь ты отворотишься - зырк-перезырк -
Обшарят всего до кошёлки.
Глазели, открыв в удивлении рот,
Не знавший ни щётки, ни пасты.
Готовы, как овцы, пуститься вразброд,
Когда отвернётся их пастырь.
Вприщурку к степным непривычным ветрам,
Коверкая местные фразы,
С цветною посудой скользил по шатрам
Из мокрой Венеции фрязин.
Но людям простым, тем, что вечность пасут,
Прекрасно и пьётся, и естся
Без всяких раздутых и дутых посуд
Иного купца-генуэзца.
Пустыми руками берут они плов,
Осев на коврах по кибиткам,
И эту еду запивают без слов
Кумысом, кобыльим напитком.
А после в назём своё туло свалив,
Уставши и пити, и ясти,
На уши женам распевают свои,
Скорее, не песни, а страсти.
Бродил средь хазар легкомысленный галл
С Шампанией в сердце разбитом.
Он малых ребят и старушек пугал
Своим перештопанным видом.
Из шляпы потёртой торчало перо,
Какой не понятно окраски.
Таким вот, наверно, пером Шарль Перро
Писал свои странные сказки.
И в хаосе этих людей и идей,
На медную живший полушку,
Талмудом мудрёным один иудей
Тайком околпачил верхушку.
С тех пор, уподобясь большим паукам,
Сплетая торговые сети,
Каган с каганатом прибрали к рукам
Все эти Итили, Исети.
И все племена, и в степи караван
Опутали данью двойною,
За каждый недаденный малый корван
Ходили большою войною.
На все хитроумные эти узлы,
На сети сомнительной вязки
Из Греции посланы были послы
Святые для полной развязки.
И вот посередь этой дикой страны,
Где знать ни о чём не тужила,
Стоят и не знают, с какой стороны
Взойти в эти шкурные жила.
И тут среди будущих Русских Равнин,
Хазарской верхушки опора,
Возник с тяжеленным Талмудом раввин,
Делец богословского спора.
Он думки свои далеко распростёр
В языческом братстве поганом.
Ведёт он послов в самый пышный шатёр,
Чтоб в споре блеснуть пред каганом.
Средь воинской массы царил здесь Ислам,
Как мясо средь злачного плова.
В шатре у кагана почётным послам
Представили первое слово.
Они от послов ожидали словца,
Как кнут овцепаса, витого.
Кирил начал диспут: «Во имя Отца,
И Сына, и Духа Святого…»
И весь этот мудрый Верховный совет,
И попик талмудский лядящий
Узрели из уст говорящего Свет,
Во тьму их сердец исходящий.
Кирилл клекотал, как Двуглавый Орёл.
Раввин, больше схожий на крачку,
Ему возражал и картаво «порол»,
Как белую «порют» горячку.
Раввин толковал свой мудрёный Талмуд
Хазарам, славянам и галлам,
Как будто впрягал он их души в хомут
Искусным таким запрягалом.
Как будто, их всех обращал в лошадей,
Держа в хомуте под дугою.
Тяжёлым Талмудом своим ложь идей
Вколачивал в голову гою.
Запряг все народы - и миром владей! -
Такая выходит картина.
Один, по Талмуду, народ – иудей,
Другие народы – скотина.
Но прежде, чем с братом пойти до хазар,
Кирилл перемыслил о многом:
И в споре с раввином легко доказал,
Что все мы равны перед Богом.
Кирилл для раввина такие места
Из Нового выбрал Завета:
«Когда фарисеи распяли Христа,
То Бог их рассеял за это.
С тех пор и страдает упрямый народ
За это Распятье – и точка.
И ты мне за истину эту на рот,
Раввин, не накинешь платочка.
И по миру бродит с пустою душой,
Небесной не принявший манны,
Любыми путями динарий чужой
В свои отправляя карманы.
Из нации стал профанацией он,
Мифической лживой химерой.
И, если спасётся сей самый Сион,
То только Христовою верой,» -
У всех тишина зазвенела в ушах,
Как будто все в мире притихли:
«Скажу напоследок, что ваш машиах,
Кого вы так ждёте, - антихрист».
Раввин весь осел, как облитый смолой,
Но, вспомнив тотчас, кто он родом,
Кирилла стравил очень ловко с муллой,
Кок молнию с громоотводом.
Мефодий святой где-то в скромном углу
Псалмы выпевал из Псалтыри.
И лез с любопытством как нитка в иглу
В шатёр люд простой из Итили.
Всем слышалось тихое веянье крыл
В разверстом шатре по воздухам,
А это с Мефодием вместе Кирилл
Святым исполнялися Духом.
Но сколько раввин ты себе не хитри,
Как скальпелем острым анатом,
Кирилл на весь мир показал изнутри,
Чем болен каган с каганатом.
Так братьев святых надоумил Творец
В степи, что народы кормила,
В обычном шатре обнаружить дворец,
Прообраз правителей мира.
Уже в преисподней, сорвавшись с цепи,
Себя с их учением сверя,
Весь в пене и мыле бежит по степи
К нам образ антихриста-зверя.
И в пасти своей он волочит печать
На лоб и на правую руку.
Давно уже надо об этом кричать,
Готовясь на страшную муку.
Уже недалеча нам всем до Суда,
И зверя не словишь капканом.
Но хватит об этом… Вернёмся туда,
На диспут Кирилла с каганом.
Давно уж окончен затеянный спор
Да, собственно, не было спора.
Как будто сломалась одна из опор
Шатров вековая опора.
Сидели вельможи, бессильны и злы,
Во тьме иудейского чванства.
У них на глазах развязались узлы
С народов степи и славянства.
Как дым кизяка, сквозь дыру без трубы
Без промаха в звёздное Небо
У них из-под рук уплывали рабы,
Что бились за корочку хлеба.
Горой восседал посеревший каган:
Из рук у бедняги-кагана
Восточных богатств ускользал караван
И Шёлковый путь из кармана.
Всё лез, просвещаясь, в шатёр бедный люд,
Как нитка к игольному ушку,
Давным-предавно он был оченно лют
На эту гнилую верхушку.
В глазах у народа «святой каганат»
Терял свою силу и славу,
Потом уже выпала честь доканать
Мечом каганат Святославу.
Лишь только умолкли святые послы,
Очнулись словес ловеласы,
Но тут же на них прямо с неба пошли
Какие-то грозные гласы.
И все они спали мгновенно с лица,
А масса народа готова
Была окреститься во имя Отца,
И Сына, и Духа Святого.
Послам поднесли для ублажки кумыс,
Налитый в германскую мису.
Но, чтоб от святых получить компромисс,
Во веки не хватит кумысу.
Возник виночерпий: монах – не монах,
Как дух Гефсиманские чащи.
Взмолился Кирилл: «Пронеси мимо нас,
Господь, эти тяжкие чаши!»
Откуда пришёл сей раздвоенный дух,
На вид из потомственных ботал.
Он пил и закусывал явно за двух,
А Богу никак не работал.
Монах эти чаши воздвиг на поднос,
Кириллу поднёс особливо,
Суёт угощение прямо под нос
И в очи глазеет пытливо.
Он острого взгляда не сводит с послов.
Чтоб горло очистить от пыли,
Послы про себя, помолившись без слов,
Те тяжкие чаши отпили.
Доселе надпитые чаши стоят
И чтутся окрестным народом.
Не то, что какой-то кумыс – даже яд
По вере становится мёдом.
Святым не нужны ни рабы и ни шёлк,
Ни злато в походную торбу.
От них каганат получил только «щёлк»
Святым троеперстие по лбу.
И братья ушли - их поди догони! -
Из смутной хазарской Итили.
Букварь для славян сотворили они
И Богом их всех просветили».
Тут плату за пенье упрятав в суме,
Умолкли слепые калики,
И долго бродили в языческой тьме
По лицам их светлые блики.
А в гриднице к долу поникшим челом,
Пронзённым глубокой морщиной,
Сидит за внезапно умолкшим столом
Всю ночь князь Владимир с дружиной…
Март 2021 - Апрель 2023 г.