Я вдохнул этот бесноватый, горячий воздух,
Что въется преступником, у подножия сизых вершин;
Спросил я у звёзд, какой у них отдых?
И что они видят в разлучьи пучин?
И что они знают, трепещут ли сном?
И боятся ли, падая?
Стереться у ила, окутаться дном;
Потому так, подрагивая,
Горят мне, как вышек надзорных очи,
Будто в последний раз, будто бы изо всей мочи...
Спросил я у вод, бледнеющих в цвете заката,
Кто самый суровый властитель, тиран?
И так ли луна виновата,
Что обнажает хребты их проснувшихся ран?
В разлуке спросил я у своего отражёнья в том,
Что неспособно меня отразить;
Оно отвечало, быть может и ртом,
Которым способно едва только выть...
И мне, понимая, неописуемость этой проклятой речи
Только, расставив руки, двигаться тихо
Навстречу...