320

Вадим Прокофьев
В стране, где иерархия — субстрат,
"Что делать?" и "Кто же виноват?"
Умы мужей учёных мысли посещали,
Пока мужи простые собирали щавель.
До разделения ума и сердца привела Химера,
Была объявлена врагом любая вера,
Составлены подробные досье,
На пароходе сосланы учёные мсье.

Когда страна опять сменила одеяние,
"Сапсаном" сократились расстояния,
Московский карнавал возглавил петербургский шут,
Которого теперь в Гааге ждут.

***

Витрина красочна московской ярмарки:
Сыры и виноград – во славу русской каторги! –
Купля-продажа, социальная игра,
"ГЭС-2" и магазины "Красная икра".
В вечном движении есть место для истомы,
Ибо обузданы московские просторы
Кольцом гаррот комфортных.
Пока москвич горит в делах аморфных,

На севере, у Финского залива,
Где город-призрак разумом игривым
Построен в жажде жизни новой, европейской,
Народ живёт с беспечностью житейской.
Живёт в России, но в Европе мысленно,
На Матушку поглядывает выспренно
Из коммунального окна, сиречь духовным взглядом.
Сущность особая с мещанской рядом
Имперская запечатлена в облупленных дворцах.
И эта двойственность отражена в сердцах:
Ирония, снобизм и страх.
Там, где москвич
Поднимет недовольный клич,
Обычный петербуржец проглотит унижение
И в мифе спрячется от поражения.

Пускай в московском хаосе, в тумане суеты
Уродство пошлости под пылью красоты.
Пускай фасад парадный, а внутри все тот же нищий.
Пускай!
Но ведь и в Петербурге смыслов пепелище.
Тюрьма истории, тюрьма идей.
Свобода совести на кладбище людей.
И этот город был задуман как Амстердам, Нью-Йорк?!
Не петербургский вариант с желаниями торг.

Самый красивый европейский город,
Тебя не уничтожил блокадный голод.
Тебя не сломит жалкий почитатель Ильина,
За ним — война, с тобой — страна.
Ибо и в Туле, и в Челябинске, и в Кирове мечтают о Париже.
И чем сильнее ты, тем мы друг к другу ближе.

Не плачь, француз, на лодочке прокатим по Неве,
Когда проложим вместе рельсы TGV.