рассказ
Еще не старый, но уже обрюзглый, с плохо выбритой щетиной на лице, Никита – отец пятерых детей, когда все поели пшённую кашу, заправленную недоеденным борщом, обвёл взглядом своё семейство и остановился на девятилетнем Павлике.
Шёл 1936 год.
– Ты это … возьми торбу и пойди в поле собирать колоски, пока их не запахали и птица всё не поела. –
Павлик в это время доедал положенный ему кусочек хлеба, растягивая удовольствие. Он насупился и сказал –
– Батько, я лучше пойду в ступе просо колотить на пшено.
– В ступе просо колотить пойдут Женька с Манькой, они уже большие – в поле с колосками они могут и батогов получить. –
В разговор вмешалась мать. –
– А что, Павлику батогов не дадут? Бригадир ваш как Дьявол! Позавчера Нюрку так исполосовал – а она меньше Павлика.
– Не дадут! Сегодня, с утра кастрировали лошадей в колхозе, то там начальство нажарило яиц, купили казёнки в лавке, а может и самогонка была, и будут пьянствовать. Самый раз ходить за колосками.
Здесь полагается пояснение. – Было ли такое постановление центрального комитета партии большевиков, или это выдумка придурков районного партийного начальства, чтобы выслужиться – деревня не знала. Но суть заключалась в том – не дать населению собирать оставшиеся после жнивья на поле колоски, дабы лишить повода богатеть.
Богатство Советской властью того времени, да и другого – презиралось. А дети, собирая колоски, могли увеличить продовольственный бюджет семьи за осень килограмм на пятнадцать-восемнадцать пшеницы, или ржи. Учитывая тот факт, что, например, мать автора этого рассказа, работая целое лето на колхозном поле могла заработать всего килограмм пятнадцать пшеницы, то ... это считалось богатством. (Чтоб не быть голословным – автор говорит о селе Плоском, Таращанского района) – Селяне, в основном, питались со своего огорода. Поэтому оставшиеся на поле колоски нужно было или сжечь, или сгноить, но ни в коем случае не отдать населению в качестве дополнительного дохода. Автор полагает, что если центральный комитет партии и не издавал такой указ, то не знать об этом – он не мог. Поэтому тенденция запрета на сбор колосков и существовала, говорили, что повсеместно. Местным начальством того времени были выходцы из комитета бедноты, а они до прохождения ликбеза были полуграмотные, то такой акт запрета приобретал, к сожалению, уродливые формы.
На печи сидела бабушка Павлика. Ей кушать подали туда. Она опустила ноги с печи, отдала миску своей дочери, худющей Одарке, жене Никиты и тоже вставила свою лепту в общую семейную беседу.
– Раньше мы серпом убирали урожай! – Левой рукой захватишь горсть ржи, или проса, а правой чик его и аккуратненько в стопочку, пока на сноп не наберётся. А вечером уже на ток, на обмолот. Никаких колосков в поле не оставалось, мы их сразу подбирали. – Она немного помолчала, проследила глазами за мухой, что кружилась раньше над её миской, а сейчас над её головой – и продолжила рассуждать. Её не перебивал никто. – Традиция там всеобщая. – А сейчас сделали адскую машину. Косилка называется. Бога не боятся! Где это видано, чтоб лошади таскали это чудо, а оно само косило, да ещё огромными граблями в снопы делило. Вот и остаются колосочки разбросанные по всему полю. Дьяволу на пироги. –
Внеся в семейное обсуждение веский аргумент, она втянула ноги обратно на печь и закрылась занавесочкой. Так на печи она и доживала свою жизнь, делясь сама с собой, явно, только хорошими воспоминаниями. Старость её уважали и старались не возражать, потому что уже никакие возражения ничего изменить не могли. Она же, в свою очередь, считала, что навела в семье порядок и поставила последнюю, очень жирную точку, и будет так!.
Павлик знал, что отцу возражать бесполезно, взял полотняную торбу, видавшую виды, повесил её на плечо и пошёл к своему другу и однокласснику Анрюхе. – За колосками ходить вместе не так боязно, да и веселей. Тем более, что скошенное поле было сразу за огородом Андрюхи. А в случае чего – можно спрятаться в бузине, что отделяла Андрюхин огород от колхозного поля.
Андрюха сидел на лавке за большим деревянным столом и старался щелчком послать по столу не совсем созревшую вишню так, чтоб попасть её в другую, такую же не созревшую вишню. – Бильярд называется. – Андрюхина мать сидела на топчане с зажатой между коленками макитрой. Она в макитре макогоном растирала мак для поливки маковой юшкой, коржи. По запаху чувствовалось, что корж допекается в печи, хоть печь и закрыта заслонкой.
Макитра большая, поэтому Андрюхиной маме пришлось широко расставить ноги, а для этого нужно задрать повыше юбку.
Павлика в душе что-то дёрнуло и он, как кролик на удава, засмотрелся на ляжки Андрюхиной мамы. От них веяло ему не виданной новизной, негой и привлекательностью. Андрюхина мама перехватила его взгляд, чуть улыбнулась и постаралась как можно больше натянуть юбку чтоб закрыть ноги. А сама подумала: «Взрослеют наши мужички – но это хорошо!».
У Андрюхи отца не было. Вернее он, в общем-то был – как же без отца?! – Но он жил на сахарном заводе с другой тёткой в её, тёткином доме. Андрюха отца в живую не видел, а только на малюсенькой выцветшей фотографии, где трудно было понять где глаза, а где губы. Мать старалась о нём с Андрюхой не говорить. Видно обида была большая.
Андрюхина мать согласилась, чтоб её сын пошёл с Павликом собирать колоски. – Хоть и маленькая, но это подмога в доме. Андрюха уже два раза ходил за колосками и каждый раз получалось грамм по восемьсот чистого зерна.
– Ну, хорошо, идите – сказала Андрюхина мать – а прийдёте, как раз будут готовые коржи с маком. Полакомитесь. –
У Павлика потекли слюнки. Он хоть и пообедал, но молодой желудок требовал больше.
На поле, недалеко от Андрюхиного огорода уже были три девочки ихнего возраста и тоже собирали колоски. Увидев мальчиков они запротестовали.
– Это наш участок, потому что мы пришли сюда раньше! – Крикнула одна девочка. – Идите вот туда поближе к скирде, там и колосков будет больше! –
Явная конкуренция. Колосков на убранной пашне было строго определённое количество. – В смысле – они сами по себе не прибавлялись, а был лишь тот процент, что существующая технология уборки урожая, не желательно, но оставляла на поле.
По стерне босыми ногами ходить трудно и больно, но дети приспособились. Они как бы скользили. Раньше своей ножкой, движением вперёд, сгибали колючую стерню и потом лишь опирались полностью всем весом. – Тоже своеобразная технология, вызванная необходимостью. Павлик с Андрюхой собирали почти час. Сумки не совсем, но наполнились. Одна девочка ушла, две другие остались. Пожадничали. А напрасно.
В это время, в колхозе жареные лошадиные яички быстро были съедены, казёнка выпита и бригадиру хотелось поозорничать, или проявить рвение в служении Советской власти. Он вскочил в седло и галопом поехал проинспектировать подвластный ему участок поля. Чувствовал, что кто-то обязательно будет обворовывать государство и собирать колоски. Хоть те колоски и сгниют, но они государственные – а кому какое дело как государство обращается со своей собственностью. Не твоё – не трожь! – Прямо библейская постановка вопроса! – Хоть библию, как и всё «церковное мракобесие», Советская власть не признавала!
Бригадир увидел детей и душа его возликовала! Вот сейчас он проявит революционно пролетарскую бдительность: «Ишь, кулачьё недобитое на государево добро зарится»! – С негодованием крикнула его душа. Чтоб дети не могли сбежать в заросли бузины, у него тут же сработал план и он отрезал им дорогу к отступлению. Остановил коня возле бузины и направив его морду на детей, крикнул. –
– Все с торбами ко мне! Быстро! –
Одна девочка со страха бросила свою торбу.
– Поднять торбу! – Все сюда! – Догоню и батогом исполосую! – Дети подошли.
– А теперь высыпайте из торбы всё в одну кучу!
Дети высыпали.
– Свои торбы положите на общую кучу!
Дети повиновались. Душа бригадира, сдобренная казёнкой, ликовала! – Он пресёк контрреволюционную деятельность! Потом заставил детей назвать свои фамилии. Они назвали. Девочки плакали …
– Я запомню! – Отвечать будете! А теперь смотрите! –
Он слез с лошади, вынул спички и поджёг общую кучку колосков. Всё было сухое и огонь тут же поднялся вверх.
– Ещё суньтесь за колосками, то и вы можете сгореть – не ровен час! – Заревели все дети. –
– Не реветь! Марш по домам! Завтра будут отвечать ваши родители! –
Было бы всё терпимо. Отделались бы испугом! Но ветер дул в сторону скирды. Огонь по стерне побежал как бешеный, окутываясь чёрным дымом, и вырываясь языками пламени, и через минут двадцать пылала уже скирда.
Дети убежали, а бригадир на лошади постоял, и минут пятнадцать проследил за огнём.
– Чёрт! Не рассчитал! – «Ладно – побочное явление подавления контрреволюционной деятельности! Главное ростки её я пресёк»! – подумал он и уехал.
Андрюха с Павликом пришли к Андрюхиной маме расстроенные. Она обняла их обоих и прижала к своей груди.
– Ладно – сказала – может пронесёт и поставила на стол полную миску коржей с маком.
На следующий день собралось правление колхоза, пришёл председатель сельсовета, и позвали директора школы. Если б сгорели только собранные колоски, тут бы про всё забыли! Но сгорела скирда соломы – а это корм для скотины. Позвали родителей детей.
Председатель колхоза предоставил слово бригадиру, как самому осведомлённому лицу.
– Товарищи! Чему нас учит революционная сознательность?! – Революционная сознательность нас учит в корне пресекать контрреволюционную деятельность! Потому, что враг не спит! Враг затаился и только ждёт момента … – Его перебил председатель сельсовета. –
– Ты давай по делу!
– А ... по делу – ответил бригадир – сейчас! – Товарищи, как же так! – Сегодня он украл у государства колосок, а завтра он украдёт колесо от трактора в нашем колхозе. А он государственный и у нас единственный … Но не выдержал тракторист –
– Ты что буровишь?! Да чтоб украсть колесо от трактора, его прежде нужно снять! – А для того, чтоб снять нужно поддомкратить. А домкрата нет! Да и ключей нет таких, чтоб всё открутить – нужно ехать в район в МТС – только там есть ключи. –
Конечно, тут же вмешался председатель колхоза – его прислали из центра. Он был проверенный член партии, настоящий ленинец и раньше работал на заводе слесарем. Почти год он уже председательствует в колхозе.
– У тебя что на самом деле нет ключей? – А если что случится – тогда как?!
– Да ничего не случится, товарищ председатель, колесо железное и прикреплено намертво. А потом … ну украдут … и что с ним делать? –
Бригадир тут же перехватывает инициативу –
– Да ножей наделают, а потом отдадут их цыганам для продажи по сёлам!
– Где ты видел цыган? – спросил бухгалтер колхоза. – я после голодовки ещё не видел ни одного цыгана. – А потом ... кто наделает ножей, наш кузнец? – Он мне тяпку отремонтировал – стала ещё хуже. Не тяпка, а посмешище! – Критики кузнец не выдержал. –
– А тебе что, Савелий Савельевич, красота нужна? – Так почаще ходи к соседке – она очень красивая (все засмеялись) … или тебе огород тяпать нужно?
Бухгалтер махнул рукой и отвернулся. – Кузнец продолжал
– Не обязательно же цыганам, у многих сельчан хороших ножей нет! Но, вы себе представляете как в наших колхозных условиях разрезать это колесо на ножи?! – Председатель колхоза опять решил проявиться как специалист.
– Можно порезать ножовкой по металу. Правда это долго, но порезать можно.
– Это да, – сказал кузнец – Только какие будут ножи из этой стали? – Одну картофелину почистишь и точить нужно! За месяц весь нож источится. – Бухгалтер опять не выдержал и решил блеснуть дополнительными познаниями.
– А ты сталь кальцинируй, дурья голова! – Не кузнец, а так …
– Люди добрые, чего он несёт?! Может он хотел сказать цементируй и превращай в углеродистую сталь, так в нашем горне это не получится. – И он обвёл взглядом всех присутствующих, ища поддержки. Его поддержала только Андрюхина мама. – Она похвалилась, что кузнец так наточил ей лопату, что сама огород копает. Не все присутствующие ей поверили, но кто-то съязвил – «это он только тебе так точит – а может и огород по ночам копает!». И началось толковище – уже про что угодно, только не про колоски! Говорили все одновременно. Их перекричал председатель сельсовета –
– Товарищи, мы что обсуждаем, как калить сталь, или незаконно собранные колоски? – Собрание мгновенно затихло. Председатель продолжил – Моё предложение такое – нужно было не сжигать колоски, а доставить их в колхоз, в общую копилку. Но здесь я частично поддерживаю и бригадира! – Не могла его душа, истинного адепта революционного движения, смотреть на такое безобразие – как растаскивание государственной собственности, вот он и не выдержал. И здесь виноваты все пять человек, со всех и спрос. Но слово взял директор школы. –
– Товарищи, школьников – будущих большевиков и строителей социализма, а сейчас они пионеры, я беру под свою защиту. Они неподсудны, потому, что никому не исполнилось двенадцать лет. В сентябре, когда они придут в школу для продолжения учёбы, мы на общем школьном собрании вынесем им соответствующий вердикт. А сейчас я, как член партии большевиков ... повторяю – как член партии большевиков и член районного совета большевистской организации, иногда председательствующий, предлагаю на свой риск и под свою ответственность разрешить собирать колоски всем школьникам, приучая их к труду, но пятьдесят процентов собранных колосков отдавать колхозу. От этого семьи их не разбогатеют, а колхоз получит солидное пополнение хлеба. – Директор школы сел.
Его предложение было похоже на взрыв бомбы! Как же так?! Чтоб вот так запросто да разрешить. Воцарилось гробовое молчание. Через пять минут молчание нарушил председатель сельсовета.
– Товарищи, предложение директора школы умное и своевременное, но я не могу во вверенном моей власти селе позволить такое нововведение, без высшего согласования. Я сделаю запрос в область. Согласуем вопрос и тогда ... если область одобрит – то пусть собирают. Только кто будет проверять сколько они оставили дома и сколько принесли в колхоз? – Вы, товарищ директор школы?
– А это доверим совести собирающего колоски – ответил директор.
– Это ж как?! – Я как бухгалтер – не позволю! Ещё товарищ Ленин сказал – «Доверяй, но проверяй!».
– Вот вам и карты в руки! – Бухгалтер успокоился.
Сделал ли такой запрос председатель сельсовета, и пришёл ли ответ – никто не знает. Но пошли дожди, колоски сгнили и это уже было не актуально.