Долгий, как на «Колыму» Дудя обзор,
непреклонный строй столетий я живу
на чужой земле
в выцветшей трагедии её грохочущей любви –
пасынок горбатых мудрых рек,
пасынок горбатых шепчущих озёр.
Имя дважды неродное я ношу
и балакаю на языке пшеничном, неродном.
Я ношу заморский шмот,
дважды мне чужой.
Нет в моих суждениях ни ласковой икры,
ни лягушечьих имён, ни ласковых семян.
В раззолоченный кошмар Империи втыкаю я.
Я не дым на родовом ветру,
но лишь раб многострадальных букв,
лишь мечтательных синонимов лоснящийся слуга.
Бедуинский демон я,
что обманом в бледном теле заточён.
Давит мне тестикулы сифозным сапогом судьба.
«Б-же, лопнувшие губы в вечность забери», –
я молю по вечерам в горбатой наготе,
в тело снов вживляя вещую задумчивую вязь червей
аппетитных и живые буквы слизистых грибов,
но – опять в задрипанном окне гремит рассвет.
Фразы все связать узлом я не могу –
бурная сковала мгла
мой упрямый рукотворный дом.
Холод ослепительный змеится правдой ледяной.
Жизнь прожить – не песню спеть,
хоть и песенки лабать я не мастак.