Такое время, что не до стихов,
И голова для мыслей – как темница.
С ночной зари до первых петухов
Сплошной кошмар, и он, увы, не снится -
Он душит, достаёт до древних ран,
То бередит, что многие забыли.
Издалека, как бедный Оби Ван,
Я чувствую все колебанья в Силе.
Как больно! Затихают голоса,
И смертный хлад ветра несут оттуда.
И мы уже не верим в чудеса,
Но до сих пор надеемся на Чудо,
Что скинем ненавистный этот гнёт,
Приправленное кривдой вероломство.
Но лишь доносчик, словно пулемёт,
Строчит по судьбам с дьявольским упорством –
Упоротостью труса и глупца
(их стало больше в сотни крат, не втрое).
Эпоха, что рождает подлеца,
Родит ли бескорыстного героя?
Родит, я верю. Хоть один росток
Поднимется опять сквозь толщу пепла.
Его всю жизнь лелею между строк,
Хотя душа от слёз уже ослепла.
Залит свинцом и кровью Дружбы храм,
Невосполнимы горькие утраты.
Но всех судить потребно - по делам,
А цель понять легко по результату.
Он на виду, он ясен всем давно -
Кому так нужен пир огня и стали?
Свободу слова отменили, но
Свободу мыслить нам не запрещали!
Да, в грозный час всего подлее – страх.
Всего страшнее – с совестью расстаться.
Бреду во тьме, всё в тех же сапогах.
Не научили переобуваться.