Бог весть,
сколь облаков
минуло с той поры
И сколь миров
зрачками звёзд зажгли
светил златые всходы.
Да,так уж повелось,
что от щедрот природы
Стал царственный Кавказ
вратами в древний сказ.
Как и века назад,
Псекупс-река
парчою чопорною вод
Прокладывала путь
меж мшистых гор,
не смея отдохнуть.
Что пастухи простолюдины,
надев папахи сочных трав,
Окрест взирали
изумлённые вершины,
Их звали предки Котх и Пшаф.
И в той земле благословенной
давным-давно произошла
Не то чтоб быль,
и не сказать, что небыль -
история одна...
Её сухой Ковыль,
как ночь падёт,
готов поведать.
Велеречивости поток
пусть сменит ветер
на правдивый слог,
Он точно горный ручеёк,
преодолев крутой порог,
пробьётся к людям.
Не будет вымыслом сказать,
что в тех местах
водился тать,
Упырь Карабатыр,
зла нечисть чёрная
и каверзе порука.
Паук-докука,
чей мир свиреп был,
нрав жесток.
Его лоснящееся брюхо,
ненасытимых змей мешок,
шипело глухо.
Он, тонконогий и отвратный,
сипел,осклабив жабий рот,
А по клыкам катился пот,
с зловонной путаясь слюною.
Но он доволен был собою
и монстром-замком
с мрачным подземельем,
Где понукаем сновиденьем,
в мечтах вершил
бесовский пир -
И падал ниц прекрасный мир.
В тех грёзах наш вампир,
себе не зная равных,
Лишь тьмы бельмо затянет солнце,
Из потаённого ларца
благоговейно извлекал
Белого Карлика
реликвейный осколок.
О, сей небесный пасынок
сатрапу был необычайно дорог.
Уже бурлил огромный чан
с Водой Живой и часа ждал,
Чтоб поглотить
весь без остатка звезды кристалл.
Упырь, паук-арахна,
в те незапамятные времена
Живой Водой повелевал.
Магическое варево он исторгал
на плечи скал, и камень оживал.
Вставали воины и кони,
без жалости в сердцах,
не знающие боли.
Так сумрачный утёс
в мгновенье ока
в коня свирепого возрос:
Конь-великан Тыраб,
чья поступь смертоносна,
Карабатыра верный раб.
Взбесившаяся плоть
под плетью варвара
аулы абадзехские громила,
За то громила
снискал в хозяине
привязанность и милость.
(Как водится у палачей,
чем крови больше -
милости щедрей).
Что говорить,
познала та земля,
как горек вкус беды.
И как от тучи вражьих стрел
черным-черны сады...
Как неусыпны
очи матерей от слёз.
Но по закону гор
наказан будет шелудивый пёс.
А суждено тому случиться,
когда наш кровопийца
надумает жениться.
Да,да, вы не ослышались,
и мудрый наш Ковыль
не даст оговориться.
А дело было так...
Очередной набег
никак не мог свершиться.
Тому была заступой
красавица Псекупс-река.
Но супостата взор
манил издалека
в плодах садов затерянный аул.
Уж воинство его,
не в силах умерить лязга скул,
Налаживало мост
из вековых,раскидистых чинар.
Бандитский замысел
был прост: из-за угла удар,
Всё растоптать живое живо -
и вот в руках заветная пожива.
Но мысль от дела далека,
и спешиться решил пока паук-арахна.
Со страхом у кустов
он дух учуял молодых шагов.
Вот так диво:
прекрасный юноша
прильнул к устам ручья.
Стан гибок,точно виноградная лоза,
И должно свет у лун отнять,
чтоб те глаза правдиво описать.
Но вгруг - в ручей папаха,
и смоляные косы, усыпанные
Хрустальных брызг
непрошенными росами,
опали в воду грузно.
И смеха колокольчик
запрыгал задорным эхом
по ущельям узким.
Карабатыр в смущении
неспешно осел в орешник.
А сердце, ставшее загадкой,
не бившееся прежде,
Сжималось в брюхе сладко-сладко.
Ни дать ни взять
попался лютый тать
В такие сети,
что нет прочней на свете.
"В масть встреча..."- подумалось ему.
Вот к чьим ногам не жаль
полмира положить и самому,
как зрелый плод,упасть.
В хатгайский шёлк ступни её закутать...
Не медля ни минуты,
горянку желаю я заполучить.
Эй ты!" - Карабатыр
готов был крикнуть из укрытия.
Но остудил снедавший пыл,
увидя, что волчья хищная семья
С охоты возвращалась, чуть дыша.
Удачная добыча тяжела,
и схватка с чужаком
На тропке тесной навряд нужна.
Однако девушка,заметив
молодого тура в зубах у важака,
Искусно подобрав
две непокорные косы
каракульчёй папахи,
Не отступила в страхе,
и речь её короткая была резка,
что сталь на плахе:
"Тур слишком молод
чтобы дозволить Смерти
вступить в права.
Вам всем троим
убраться лучше восвояси,
Ведь жизнь прекрасная у всех одна".
" С ума свихнулась, -
мелькнуло в голове Карабатыра, -
В мгновенье ока
волк порвёт несчастную на части,
Клянусь безумством мира!"
Но поздно - папаха в пасти волка,
жива добыча и от расправы спасена.
От жала меткого кинжала
семья волков пристыженно бежала,
Оставив свой трофей
ждать участь на траве.
Вода в ручье
вернула к жизни молодого тура,
И грифа чуть примятая фигура,
что был из челюстей
волчицы извлечён,
Оправился от брызг чудесного ключа.
Один волчонок,
что-то волоча не отдавал добычи.
"Ты лучше догоняй своих,
а то, как взрослый,
выхватишь под дых!"
Горянка крикнула отважно,
подняв с земли крота,
До кончика хвоста
от крови влажного.
"Прильни, дружок, к ручью,
он исцелит, и ты увидишь сам,
Как жизнь вокруг прекрасна
и как бездонны Кавказа небеса".
Беда прошла.Всех миновала смерть.
Хотелось птицами
под облака лететь.
Кружить под солнцем в счастье танца.
"Живите долго,
благости всем вам,и турам,и орлам,
Лазурью опоённым облакам!
Но кто там?"-
она заметила Карабатыра.
В кустах всё это время смирно
сдел Великий Повелитель гор.
И взгляд насмешливый,
колючий, как шипа укол,
Застал его врасплох,
кряхтя, он выполз из укрытия.
Листва и мох
его как будто вылепили снова.
Шайтана иль дэва, чуть живого,
увидели смешливые глаза девчонки.
"О, будь моей,
пленительная Пери!" -
воскликнул супостат,
Листвы лохмотья с себя
срывая, точно перья.
"Я брошу всё к твоим ногам,
и серебро, и ослепительное злато.
Ты сделаешься сказочно богата!
Не будь я Повелитель
гор Карабатыр!
Нам покорится
в страхе жалкий мир".
Сменяя смех в издёвке гневом,
горянка выпрямилась
царственно-надменна.
И речь её из уст
отверстых полилась:
"Ты, грязная гиена!
Будь проклято то чрево,
та мать презренна,
Что родила не сына - зверя,
убийцу женщин и детей!
Тебе ль, злодей, кичиться златом,
Коли твоя душа не боле
дождевого червяка богата и щедра?
Пустой казан и тот полней её казны.
Ты ж можешь только
мучить и казнить,
да убивать из-за угла.
Не будь я Нафисет,
пусть этих зорь лучистый свет
Судьёй третейским наш рассудит спор.
Здесь даже горы
кричат:"Мучителю позор!"
Пощёчина попала в цель,
и шкуру агнца сбросил
вмиг свирепый зверь.
"Схватить мерзавку!
Выставить дозор!
На цепь её в темницу,
Куда не залетит и птица!
Да станет красота её
сродни моим уродствам,
И дерзость слов навек
лишится превосходства!
О, мой Тыраб!
Слуга безропотный и раб,
И жалкой щели
не оставь работе солнца!
Утёсом тела мощного затми немедля
вход в сумрачное подземелье
И заключи девчонку дерзкую
в объятия холода и тьмы!
Мы, взор злорадством пестуя
воочию увидим куда
Без света и без птиц,
дорогой ночи уходит красота!"
Итак, сказанье Ковыля
достигло пика завершенья,
Томит рассказчика соблазн великий -
Суть тайны приоткрыть
и зло предать отмщенью.
Однако стоит поумерить прыть,
чтоб впопыхах честных
людей не насмешить.
Вы помните Орла,
что от клыков спасла горянка?
А Тура горного, а мудрого Крота?
Едва-едва затеплилась заря,
и красками восхода
умылся утра лик,
Как не за страх, за совесть
друзья собрались спозаранку,
И слышен был их шёпот, храп и рык.
Кто был от смерти
хоть разок на волосок,
Тот всё поймёт и не раскроет рта,
чтобы закон сей
опровергнуть непреложный;
Долг красен платежом,
хоть выпрыгни из кожи,
А из беды постылой выручай.
...Ночами там, где, словно горцы,
в бурках снежных величавы горы,
Растёт цветок -
живое пламя Тора,
чьё имя Мандрагора.
Огонь таинственный
сжигает злую силу.
Живут в земле невидимые миру,
Похожи на людей,
диковинные корешки,
Что камень усыпят и сделают добрей.
За ними и пришли дорогой чаяний
трое отчаянных друзей.
"Я помогу вам,- сказала Мандрагора,-
Пусть только Ночь у неба
похитит Солнце золотое
И сложит звёзды Отец Всевышний
в магическое Слово,
Как корень мой
исполнится волшебным духом,
Огнь очищающий к добру готовым.
Спешите!У замка должно быть,
пока замешкался рассвет
Меж пряжи призрачных туманов,
Иначе яркий свет в минуту
всё превратит в мираж обмана".
Друзья, секунды не растратив зря,
пустились в путь обратный.
Бег во всю прыть
сквозь бурелома жалящие чащи
Им показался тяжелей трёхкратно,
но зуб за зуб, и брат за брата.
Хоть напрочь онемели
клыки, копыта, крылья, лапы,
А монстр замка
по-прежнему далек невероятно...
"Да вот же он!"- опешили спасители,-
всё кости жертв да чёрные воители".
(С забавой ведьм - игрой
в "Покровы ночи" столкнулись звери,
И словно бы на миг
у них ослепли, иссохли очи).
"Да, это он, и мы, друзья, у цели!
Здесь на цепи в промозглой каменной
темнице горянка пленная томится,
Бесстрашия верная сестра!
Однако же пора,
нам не союзница заря!
Едва избавит юркий Крот Живую Воду
от чар Карабатыра злых,
Как мы с тобою, быстроногий Тур,
урок припомнив мудрой Мандрагоры,
Чтоб Нафисет вернуть свободу,
сном свалим каменных солдат.
Итак, за дело,не зевать!"-
так молвил Гриф.
Пора и нам, предвосхитив
победы быстрое похмелье,
Сойти в аид немого подземелья,
где вечностью унылой длится час,
Томится время вязкое
у смерти на весах...
Где вянет даже мысль,
словно сухой стручок.
Однако же молчок,
терпения всем ещё на волосок,
И вскроет дружба тяжкие засовы
и подлости любой замок.
Всё это так же непреложно,
как встретит свет восток.
...Хоть потушила сырость подземелья
румянец на щеках твоих,
Горянка Нафисет,но от ногтей младых
Тебе открыта прадедами тайна,
что никакому злату
Не сделать сердце золотым,
а душу скудную - богатой!
Узилище ужасно и постыло телу,
Но для души и тут,
коль дух силён, цветут надежд сады...
Ты проиграл, Карабатыр, в ком зло
явило в мир от нечисти посланца!
И пусть мысль Ковыля
в воспоминаниях пространна,
Всем ясно, неминуем
крах чертогов и цепей,
Как то,что тьму повергнет в прах
благоуханный день.
Взгляни на воинов своих неумолимых,
их сон свалил на землю грудою камней.
Ей-ей, как диких и безродных псов,
их всяк ногою пнуть готов.
А конь Тыраб,твой верный раб?
Теперь утёс отвесный.
Века назад от дикой гривы
спасались, словно от греха.
Сегодня Петушок-скала
зовут то место люди.
Под ним Псекупс-река,
как и тогда, несёт волны шелка.
Да и Живой Воды история
известна, мир с нею да пребудет!
Из недр Земли живительная влага,
как дар Всевышнего, как благо,
Стремится к человеку непрестанно,
чтоб хвори и недуги исцелить.
...Настало время повторить: иссякла
сила зла, коварства и обмана.
Сегодня чёрный каракурт
не больше мокрого пятна.
Сказанье кончено,лишь шёпот ковыля
всё вторит в вечность:
"О,Нафисет! Любовь моя..."
И облака, лаская горы,
плывут неведомо куда...
Нафисет -(адыг.)дарующая свет.