- Вы не понимаете, Павел Павлович! В каждой семье должен быть отец или дед, личность, наделённая мужскими, хозяйскими, смелыми и решительными качествами, фигура, достойная примера и подражания, а также гордости и уважения… со всеми вытекающими! – говорила крепкая, стройная сухая старушка, схватив Палыча, будто клещами, за руку, и протискивая его грузное тело по захламлённому коридору в кухню. Здесь она затолкнула его на крохотный диванчик, кое-как усадила и заявила смело и обреченно, почти коснувшись своим носом его носа:
- В нашей семье это – я!.. Да-да!.. И не делайте такое лошадиное лицо, вам не идёт!.. Я вам больше скажу: мне приходится решать за шестерых! А крутится между дюжиной!.. И при этом никого из них друг с другом не поссорить!.. Кофе хотите? Я поставлю… У меня робуста, я другого не признаю! В настоящей медной турке! А?.. Хотите, я вижу, хотите… Вы человек жесткий, волевой, вам надо покрепче… Что? Язва?.. Плюньте и разотрите! Кто вам сказал?.. У вас румянец во всю щеку, как у сорокалетнего, а живот болит от нервов и не вовремя принятой пищи… со всеми вытекающими… - старушка четко отработала подачу зерен в кофемолку, кручение ручки, пересыпку кофе в турку, налив воды, розжиг конфорки на плите, не сделав ни одного лишнего движения. Она действовала, как слаженная баскетбольная команда: в секунды, тук-тук-тук, и мяч – в кольце.
Пал Палыч едва успевал делать вид, что слышит, о чём она говорит, и вставлять свои «у-у-у» и «о-о-о». Вообще-то он счетчики на воду пришел проверять и сказал об этом, но старушка явно забыла о цели его прихода или сделала вид, что забыла, слова у неё цеплялись друг за друга и болтались в разные стороны, словно свежеокрашенная пряжа на ветру, а куда подует ветер, собеседница, похоже, и сама не знала.
- Вот он! Пейте его! Ну как?.. Я же говорила, настоящий… Вот именно этой «настоящести» сильно нам не хватает!.. А то придумали «кофе» среднего рода… Петру Великому сказали бы! Тот быстро бы таким грамотным не только бороды, а и промежности обрил!.. Среднего рода может быть «солнце» или «правительство», потому что чем они занимаются и откуда что берётся – неопределимо…
Старушка бросила взгляд на циферблат настенных часов, явно дизайнерской работы (стрелки у них были в форме стройных белых женских ножек на черном фоне, а цифры обозначены знаками зодиака) и щелкнула пальцами.
- Да вот… Уже половина козерога, а мы не пивши!.. – неуклюже пошутила она, нажав ярко-красную кнопку на каком-то пульте, и коротко хохотнула невпопад, октавой ниже: - Гы-гы!..
Пал Палыч набрал горчайшего кофе в рот, но глоток сделать не успел, как старушка, выпрямив спину и сжав крошечный кулачок на вытянутой к нему руке, вновь заговорила, время от времени разгибая пальцы в опасной близости от его глаз.
- Нет, вы не способны понять, Павел Павлович, чего стоит вести всё это хозяйство!.. merde… Приглядывать за четырьмя московскими квартирами, которые я сдаю всяким околотеатральным пройдохам, - и из кулачка выдвинулся мизинец, - собирать мзду с этих шалопаев, - распрямился безымянный, - кормить, поить и одевать внучку с мужем и их общую дочь, - это пришлось на средний, - наконец, вести их финансовые дела, заниматься их физической формой и душевным здоровьем, - указательным она зачем-то пригрозила Палычу, - это вам не щи лаптем хлебать!
Отпустив эдакую тираду, она вернула руку на место, к чашке с кофе, сделала крошечный глоток и на секунду задумалась, прикрыв веки с накладными ресницами.
Пал Палыч решил воспользоваться моментом:
- Мне бы счетчики проверить и акт подписать… - сказал он и пожалел, что сказал.
Глаза открылись и посмотрели на него с искренней жалостью, будто глаза крёстной мамы, когда он в детстве случайно пукнул за столом.
- Всё воруете… Как не стыдно!.. Врут ваши счетчики, и не в мою пользу. Я расход воды литровой кружкой Эсмарха поверяла, а уж кто-кто, а она не обманет. Незачем ей обманывать. Она орудие точной медицины, повязанной с человеческим здоровьем и органом, весьма чутким к перегрузкам. Молчите лучше!.. со всеми вытекающими…
Она сделала ещё глоток кофе и проговорила меланхолично:
- Хотя, кто сейчас не ворует?.. Вон внуки мои вышли на пенсию как артисты балета и сели за свои компьютеры компилировать. Знаете, что это?.. Воруют из интернета чужие мелодии, расставляют их в определенном порядке, перетасовывают, как карты, получают уже слабо узнаваемое и продают как своё…, и кто-то же покупает! Рекламщики, пиарщики, телевизионщики, другая шваль… Такие же воры и торгаши, далёкие от высокого искусства, от настоящего творчества!.. Хотите посмотреть, как это происходит, Павел Павлович? Да и проверим их, кстати…
Взглянув на часы, она второй раз нажала на кнопку и встала, потянувшись на носочках.
Боком пройдя по коридору, она приоткрыла дверь в комнату и дала заглянуть в неё Палычу. Там, в полной тишине, за столами с двумя, а то и тремя мониторами расположились парень и девушка в наушниках, перед ними лежали микшерские пульты и клавиатуры, внуки сомнамбулически покачивали головами и поглаживали клавиши, отгороженные от внешнего мира своими мелодиями. Сбоку от них, свернувшись калачиком на кушетке, спала девочка лет десяти, тоже в наушниках, похоже, правнучка. А на окне, на плотно занавешенных шторах, висело три большие лампы, похожие на светофор. Причем зеленая и желтая горели одновременно. Красная была погашена.
- Обратили внимание?.. – говорила старушка, уводя Палыча от двери. – Это они так на жопе «работают», то бишь воруют, пенсионеры сцены!.. Внучка дорепетировалась как-то до дефлорации, еще в кордебалете, и я сказала «assez!», довольно! Пора хоть от кого-то рожать! А так можно и судьбу её мамаши повторить!.. со всеми вытекающими… Той хоть не пришлось оправдываться перед будущим мужем: вовремя легла под пьяного генерала, залетела, успела уйти со сцены до климакса. И одновременно выгодно выйти замуж! Или взять меня…
Старушка ловко развернулась к нему лицом в узком коридоре.
- Вы, Павел Павлович, слыхали о Матильде Хариной? Новой Мата Хари? Лет шестьдесят назад моё имя не знали только слепые и глухие!.. Что? В детский сад ходили? Я думала, ещё не родились… А жили где?.. А где это находится?.. Далеко от Петербурга?.. Впрочем, не важно!.. Балет смотрели?.. По телевизору, когда Брежнев умер?.. И всё?! Боже! И такие люди ещё живут на свете!
Шмыгнув мимо него на кухню, она даже не предложила ему пройти за собой.
Натыкаясь в темноте на какие-то сваленные в кучи вещи, Палыч решил добраться до выхода, но вовремя повернул, чуть не опрокинув двухметровую стопку из книг. Он осторожно развернулся на месте и пошёл по наитию на запах сигаретного дыма.
Матильда нервно курила у форточки кухонного окна, сбрасывая пепел в горшок со столетником. Прямая спина её, обращенная к Палычу, в отличие от трясущихся рук, была трагически неподвижна.
- Вернулись? – спросила она не оборачиваясь.
- Вернулся, - обреченно откликнулся Палыч.
Она погасила сигарету в горшке и щелчком отстрелила бычок в открытую форточку.
- Доставайте ваш акт, а то скоро наш «акт» начнётся!
Палыч достал из папки бланк и ручку. Севшая напротив старушка, ловко перехватила у него пишущий предмет и левой рукой с неправильным наклоном, не задумываясь, начала сама заполнять бумагу.
- Как ваша фамилия?.. Да?.. Ну, я и не сомневалась… Что?.. Номера счетчиков и показания наизусть помню, утром смотрела, всего тридцать две цифры… Пломбы будете ставить? Нет? Какой номер пломбы?.. Написала. Второй экземпляр оформлять?.. Нет? Странно… Я в Москве квартиры сдаю, и у каждой компании разные правила!.. Как хорошо, что внуки с этим не сталкиваются!.. И не столкнутся! Я об этом позабочусь! Изолировать нужно от вас детей, хамья, воров и бюрократов! Или вас от них изолировать… со всеми вытекающими…
Палыч кое-как прочитал на бланке падающие влево буквы отчества старушки.
- Благодарю вас, Матильда Леопольдовна.
- Rien a remercier! – неожиданно сорвалось у неё. Матильда в третий раз взглянула на балетные ножки на циферблате и нажала свою волшебную кнопку.
«Красный» зажгла на светофоре», - догадался Палыч.
- Allez, allez, - забила она громко и ритмично в ладоши, - il est temps de r;p;ter!
И тут в коридоре зажегся свет, зазвучала музыка и распахнулись прежде невидимые двери в студию, образованную сносом несущей стены между двумя комнатами и сдвинутой за счет коридора перегородкой, с паркетом на пятьдесят квадратных метров, с полутонными зеркалами во всю стену, роялем и балетным станком метров на двенадцать погонных.
Пал Палыча пробил холодный пот, когда все трое отпрысков Матильды разом выскочили на середину паркета с притопом и прихлопом, а она начала звонко колотить по клавишам и задорно покрикивать на них по-французски: «pas par terre!», «vers l'avant!» «le dos droit!», а чаще - «merde». И внуки, засидевшиеся, а теперь счастливые, искрящиеся от радости движения, смотрели на неё, гарцующую за роялем, влюбленными глазами и хохотали искренне над непонятными Палычу бабушкиными шутками.
Он понимал другое: откуда на наружной стене дома поползла трещина, проходящая и через эту квартиру.
Но прерывать репетицию не стал. Авось, в ближайшем времени ничего и не случится. А начнет трещина дальше расти, им есть, куда выселиться, если что. У Маты Хари как-никак четыре квартиры в Москве. Cо всеми вытекающими…