Читал и верил: «Состоится!
Он для великого рождён!»
Преодолеть судьбы границы —
Талантом Богом награждён.
Мечтал и жил литературой,
С актёрами всегда дружил.
Широкой творческой натурой,
Богемой русской дорожил.
Отца наклонность раздражала:
«Юрфак... Давай, сынок, учись!
Всего два курса? Как-то мало...
Иди, работай, изловчись!»
Суд Совестный — там без диплома,
Лишь жалкий мелкий клерк всего.
«Писать бы пьесы, сидя дома —
Призванье сердца моего!»
Читал приятелям заметки,
Печатал сцены, остр язык.
Комедия* отдельной меткой,
Свой в «Москвитянине**», привык.
Погодин приласкал — издатель.
На зубы цензоров нажал:
«Обидно пишешь ты, приятель,
Твоя комедия — кинжал!
Мерзавцы сплошь? Так не бывает!
Купцам обида и урон».
Чин полицейский подвывает:
«Надзор, мне так велит закон!
На сцену нет тебе дороги,
В журнал отдай — совет таков!»
Три года обивал пороги,
Смеялись: «Как ты бестолков!»
Не спорил, он трудился тяжко.
Ни дня без строчки — строг девиз!
«Я — драматург, да, без натяжки,
Хотя в журналах и завис».
С работой появился опыт,
Не зря три года над строкой.
Чужда лень-матушка, чужд ропот.
Он странный ощущал покой:
«Пока на сцену путь заказан,
Я отшлифую свой язык.
Ритм чёткий в пьесах всем показан,
Я к слогу ясному привык».
Примечание:
*Комедия А.Н. Островского
«Свои люди — сочтёмся!»
**Литературный журнал
«Москвитянин».