Протирали бархоткой лоснящийся шёлком винил,
диск держали в манипуляциях уперев пальцы в его толщину и - только.
А иглу опускали на микролифте так нежно, будто девы голую ногу обвил
драпировки тончайший газ, где лобок простирается томно намёком тонким
на вощёной вкладке " Огонька " ли " Работницы ", откуда Рубенс сиял наготой,
а не то - Тициан заоблачный шоферню и станочников, учителей и бухгалтерОв
оглушал пасторалью и вёл в пределы Аркадии безлозунговой полнотой
искусства и бытия, супротив набирающих силу мирков хрусталя, цветных телевизоров и ковров.
Ах, как забугорная музыка пахла джинсами " Wrangler " и майками с Джаггером, Ленноном в хипповый анфас,
как спешила покрасоваться оными ахами молодь и густо текла на пляж на Нижнюю Полевую...
А когда на днях рождения цугом, вчетвером-вшестером-ввосьмером, мы пускались в пляс,
у соседей снизу качались люстры и батареи стуком своим взывали к совести напрямую.
Было, было, чего уж там. Как у всех - однопомётников по эпохе. Всем сестрАм - по серьгАм.
А кому - по готовальне, ватману, тубусу, чертёжной доске, спи на ней от радикулита до самой старости...
И теперь ещё на расправу нонешним временам своего юно-избранного не отдам:
танцплощадки с дружинниками, московские апельсины, " Икарусы "...
А когда на виниле обнаруживалась борозда, отчего на магнитофонной записи - щёлк-пощёлк,
не было отчаянью рубежей, разливанным морем обида текла в печёнки.
Статус-кво упадал до плинтуса, позор заживо пожирал и жёг:
что же скажут в друзья бескорыстно-бессрочно записанные девчонки?
Это было, скрипка моя Страдивари, не узнанная по глупости мной до поры,
незадолго до нашей вклЮченной центрифуги. До тебя, моя королева.
И не стоило - знаю теперь доподлинно - мизинца ноги твоей правой ли, левой
( и длится, всё длится - приключением, объятьем приветственным, без шансов на перерыв ),
а уж тем более - губ, выволакивающих неводом друг из друга огромность любви
косяком то ли сельди, то ли форели, в пестринах и серебре текучем...
Невыносимой молнией шаровой переливается и искрит до сих пор пред глазами пустяшный Случай,
воедино сведший - крепость корней, лиственный трепет и лепестковый бунт в крови.