Если долго смотреть на пролив,
то есть именно долго -
не час, не месяц,
не год и не два,
поперёк - к Юскюдару,
напрямик - до моста
или вперясь в детали,
перед сном, после сна, вместо сна
и так далее - что тогда?
Что увидишь, запомнишь, поймешь?
Ничего. Ну почти ничего.
Разве что, наблюдая,
как трепещет волна,
превращаясь проворно
из седой в ярко-синюю
через чёрный -
из мильёна любая -
заметишь: она
изменчива, что твой Босфор,
на котором всё чересчур;
то сиянье, то тень облаков,
то пастель ввечеру,
то Азия ночью в огнях
то золото, то серебро,
то свинец, то одно молоко -
лишь гудки и дымы из тумана.
Разве только на лайнер круизный
дивясь - город в городе - чей
борт исчезнет в пространстве
конечною точкой,
как стена Феодосья во времени;
и на крошечный ялик,
что станет велик, если выпустит парус;
дотошно исследуя чаек,
бакланов, дельфинов,
задаваясь вопросами ослика Иа,
найдёшь
в той изменчивости постоянство:
банальности не убоявшись,
заключишь, что любая волна из мильёна
неизменна как в оное время,
так и присно, точно так же,
как парус, стены, челны
и дельфины за ними,
и пристань по курсу -
в отличие от.
Что ж, достигнув личной Итаки,
мне, право, неловко:
что могу сказать я тебе?
Ничего. Ну почти ничего,
что не знаешь и так:
что дурнее нет слова,
чем «наглядеться»;
не оставишь в себе
ни покаявшись, ни возгордившись,
ни взроптав, ни смирившись.
Смотри, пока есть -
просто празднуй
последний прекрасный
день босфороглядения.