История нашего родства. Глава 15. 1

Андрей Женихов
Предисловие к автобиографии Василия Никитича Добренко. Составлено биографом Шилкиным В. П.

   Совершенно случайно мне попала в руки пачка старых бумаг. Значительная кипа из полуистлевших тетрадей и их подшивок не радовала глаз. Так как бумаги неприглядно выглядели и заплесневели, то скорее вызывали отвращение, чем притягательность. Более чем наполовину разрушенная временем, сыростью, бумажным жуком, пропитанная собственной постаревшей пылью, эта кипа требовала особого обращения с ней. Был бы я сведущим в архивном деле, либо в реставрационном, или наконец в криминалистике, возможно я извлёк из неё наибольшую пользу, почерпнул максимум сведений. А так пришлось довольствоваться минимумом, что разберёшь, то и ладно. Никто бы не обратил внимание на эту бросовую макулатуру. Мало ли бумаги переведено человечеством: для больших дел, для пустячных, для потехи. Мало ли печатной и рукописной продукции истлело, сгорело, превратилась в прах, в пыль, перегной, во вторичную бумагу. Земля-матушка, словно коварная лабазница, сначала даёт человеку сырьё, чтобы он потрудился, попыхтел, кое-чем попользовался, потом она всё сызнова забирает себе на хранение. Независимо в каком виде, в какой кондиции, главное в том же весе. Но тексты, запечатлённые на этой трухлявой макулатуре, вызвали у меня неожиданный интерес. В порядке глубочайшего почтения к творцу, автору и первому владельцу, считаю гуманным долгом о них вам поведать.

                1.
   Жил на свете совершенно неизвестный мне человек, некто Добренко Василий Никитич. Согласно уцелевшего в кипе бумаг дубликата свидетельства о рождении номер 444 658, родился он 13 апреля 1884 года, в станице Спокойная, Кубанской области (ныне Краснодарский край). Хотя документ уже выцвел, утратил первоначальный вид до такой степени, что гербовая печать едва-едва угадывается. Можно установить, что документ выдавался в 1937 году, вместе с паспортом. Что владелец дубликата является сыном Добренко Никиты Лаврентьевича и Марии Андреевны. Всё упомянутое подтверждается и автобиографическими записями автора. Добренко вышли из крепостных Полтавских крестьян и задолго до революции 1917 года переселились на Кубань, став казаками-земледельцами. Автор рукописей Добренко Василий Никитич был в семье третьим сыном-выродком, совсем не похожим на остальных детей, так как в нём не было того бравого и воинственного духа, который традиционно присущ казачеству, этому особому сословию земледельцев, созданному многовековыми условиями тогдашнего самодержавного строя.
   Он был добр душой, мягок, гуманен , созерцателен и тяготел не столько к сабле и коню, сколько к книгам, к бумагам и самостоятельному творчеству. Если типичного казацкого парнишку бытие тянуло своим укладом к кровожадной воинственности и зажиточности, то Василия наоборот, от этого отвращало. Он рос добродетельным, сострадательным к чужому горю, безразличным к бытовому достатку и обычной мужицкой жадности до земли. Таким он вырос, барахтаясь в одиночестве и непроглядной политической темноте, свойственной захолустной Кубанской окраине России. Особая казацкая закваска почти не повлияла на его формирование. Вырос он любознательным ко всему и в то же самое время  наивным, благодаря малограмотности.
   Что очень ценно, парнишка полюбил поэтическое творчество и творя, учился сам у себя. Он был самодеятельный самородок, так бы я назвал эту интересную натуру. Началось у него всё с песен, что пела за работой его любимая мать. Её он любил и уважал безгранично. Был в восхищении от её доброты ко всем, своим и чужим. И вот в своём одиночестве он начал сочинять песенки, подобные материнским.  Какие они у него получались, он сам не знал. Важно то, что они побудили его на будущее творчество и стали чуть ли не зудом. Когда он получил  сельское образование и научился при станичной атаманской канцелярии  делопроизводству, то стал заниматься писанием стихов. В основном подражая самым близким к народу русским поэтам, такие как: Кольцов, Никитин, Дрожжин, Суриков и другие.   И этот незаурядный парень, весьма чуткий и зоркий начал записывать, записывал жадно и страстно, как только мог. Записи его были незрелыми аполитическими и разумеется полуграмотными. Но что ценно весьма реалистичными и патриотическими. Родина для него была всем, в том числе и привольная природой родная Кубань. 
   Обо всём этом свидетельствует дух его записей, начало которым положено в 1902 году. Очевидно к этому времени созрело его юношеское сознание. Он стал самограмотнее, выработал личную манеру познания всего окружающего и метод восприятия общественного духа. Нет сомнения, что он уже имел к этому времени свой незаурядный кругозор расширенный чтением, наблюдением, любовью к письму и записям своих впечатлений,   литературными пробами. И как вы убедитесь впоследствии был одарён природным талантом поэта. Благодаря этому дару, он ярче всего запечатлел дух своего времени, правда не как зрелый мастер, а как самородок, любитель, самоучка и упорный трудолюбец. Сколько смогу постараюсь вникнуть в творчество этого самородка, который  всю свою сознательную жизнь прожил духовно богато. И как только смог  запечатлел своё время на бумаге с единственной целью, посвятить свой дар и труд для потомков. До революции 1917 года он частично печатался. Благодарны ли будут ему его потомки, покажет будущее.
                2.
   Народ начинал осознавать лживость и коварство царского правления самодержавного строя. Поднимался могучий дух народившегося в России рабочего класса, которому принадлежал почин в политической борьбе против царского гнета, против произвола помещиков,  фабрикантов и атаманов. Обманутый пустой реформаторской политикой царя Александра II, ещё суровее утеснённый консерватизмом правления царя Александра III начал осознавать своё политическое бытие и крестьянин, дотоле кроме земельных интересов не знавший ничего.
   Уже все иллюзии народников 70-80-х годов XIX века, которые боготворили мужика и видели в нём потенциального социалиста, воочию оказались несостоятельными. Общественная мысль страны, после террористических выстрелов последних народовольцев, этой своеобразной агонии народничества, бурно пошла ином направлении. А именно, в революционной направленности, которую Владимир Ильич Ленин характеризовал как предтечу социалистической революции. Но окраинная казачество, как особое мужицкое сословие, ещё было далеко от понимания политических ситуаций конца XIX столетия. В недрах этого полувоенного землячества ещё царил прежний дух, о котором В. Г. Короленко образно написал в своих трудах:
   "...Представление о "народе" со времени освобождения (от крепостной зависимости В. Н. Шилкин ), занимало огромное место в настроении всего русского общества. Он как туча, лежал на горизонте и в него вглядывались, старались уловить формы, роившиеся в этой туманной громаде, разглядеть или угадать их. При этом разные направления видели разное, но все вглядывались с интересом и тревогой и все апеллировали к "народной мудрости".

   "... В социальной жизни есть свои предчувствия. Туча действительно лезла на горизонте нашей жизни лежала на горизонте нашей жизни, с самого освобождения. Она ещё не шевелилась. В ней не видно было ещё зарниц и не слышно даже отдалённых раскатов, но загадочная тень уже ложилась на все предметы ещё светящийся и сверкающий жизни. И взгляды невольно обращались её сторону..."
          В. Г. Короленко, "История моего современника". страница 381.

   В то время, когда формировалось сознание В. Н. Добренко, был именно таков дух эпохи. Что-то  особое и он чувствовал в общественном настроении.
Молодые пылкие души чувствительны и восприимчивы. Правда это предчувствие опять-таки было мутным, непонятным, расплывчатым. Вновь по вине той же малограмотности и вековой непросвещённости всего простого народа, откуда выходил и он. Тем более народа казацкого, где грамотностью считалась лишь знание и чтение молитв. Огромный толчок дала ему приближающаяся буря горьковского "Буревестника". Как страстный почитатель Горького, Василий Добренко чутьём понял предсказанную бурю, но далеко не разумом. И мятущаяся душа юноши, на некоторое время сотворила из него, своего рода, рыцаря для самого себя. Не надо забывать, что он бился в собственном духовном одиночестве, понимал как только мог. Подкрепить или поправить его воззрений было некому, поучиться тоже не у кого. Но он излагал свои чувства и мысли как только умел, своими далеко не совершенными стишками . Они были полны неопределённого искательства, лишённые чего-либо конкретного, путеводного. А об идейности не могло быть и речи. И писались самому себе в порядке самоудовлетворения, в порядке фиксации нахлынувших чувств, очень плохо осознанных. К таким стихотворениям я отнёс и "Досуг не меряется днями" и "Кручину" и "Ну откликнись же, кто мне друг", и многие другие. Большей частью своих лирических творений В. Н. Добренко охватил отрезком времени после поражения революции 1905 года. Именно тот отрезок реакционной полосы нашей истории, когда не только такие полуграмотные как Добренко, а и видные эрудированные личности пребывали в политической растерянности. Поэтому и нет смысла дальше комментировать его произведения этого периода. Они полны упадочничества, отвлечённости, похоже больше на стришки символизма, к которым, пожалуй Добренко прибрёл невольно, без постороннего влияния.
   Уже осознанными трудами этого поэта-кустаря, можно назвать стихотворения периода первой империалистической войны, где автор столкнулся с ужасающей боевой и политической действительностью. Взятый на фронт казаком, нафаршированным шовинистической начинкой, Добренко очень скоро самостоятельно перерос в воина-критика, на веру ничего не принимавшего. Созерцая, и частично творя межчеловеческую бойню, силой своего природного разума он начал убеждаться во всей пакостности царского строя, во всей его антинародности. Очень бурно он вырос на "Защитника царя, веры и отечества", в ярого противника существующего строя и всей бестолковой кровавой бойни, и даже "богоносного" царя. Из аполитичного казака Добренко поднялся до борца за народную правду, за жизненную справедливость и красоту, против всего античеловечного.
   Здесь же, на войне, он проникся духом интернационализма, духом солидарности и братства с иными национальностями, против всего несправедливого, уродливого и кровавого. Он был ещё далек от политического понимания всего происходящего вокруг него. И не посчастливилось ему встретить в этот период своей жизни человека, который открыл бы ему глаза. Из него непременно вырос бы страстный, идейный боец за революционные преобразования. Но фронт сделал в нём огромный перелом.
   Его стихи уже дышат конкретностью, целеустремленностью и той прелестью борьбы, которая была так нужна русскому народу. В этот агонистический период самодержавного строя, самодержавие в страхе допевало свою лебединую песню. Добренко отразил это стихами. Очень ярко он выразил свои взгляды в трудах:"Две бури", в "В Келецкой женской гимназии", "Здравствуй Кубань-реченька". Последнюю из названных вещей я вообще бы назвал прелестью наполненной фольклором.
                3.
   В разворот общественной борьбы В. Н. Добренко очутился уже в родных краях, на Кубани. С февраля 1917 года, когда деморализационная и антивоенно настроенная солдатчина приходила домой и вливалась в измученную лишениями общенародную массу. Не избежала этого и казачество понявшее своё ложное положение при царизме, которое покидало братоубийственный фронт и возвращалось домой. И кипучие мытарства нашего героя в этой сумятице долгое время носили бессмысленный характер. Политический незрелый Добренко, не понимавший классовой сущности общественной борьбы этого периода, льнул то к одному, то к другому лагерю в своём землячестве. Непонимание и незрелость даже провели его к роковой ошибке, когда он на некоторые период влип в контрреволюционный отряд Шкуро. Правда он пробыл там недолго, бесповоротно прервал со Шкуро и прильнул к более честной группировке земляков боровшихся с казацкой верхушкой за власть на Кубани. Бесповоротно и твёрдо Добренко стал на истинную сторону советской власти. Только в 1919 году, когда контрреволюция и белогвардейщина оттеснялась и громилась Красной Армией, здесь он окончательно отрешился от всех прежних невольных заблуждений, овладев азами коммунистического учения Маркса и Ленина. Благодаря книжонке "Азбука коммунизма", подаренной ему комиссаром 27-й стрелковой дивизии Красной Армии. Недаром в своих автобиографических записях, он её, агитационную книжонку называет самой первой справедливой книжкой, которую довелось ему держать в своих руках до этого времени. И решающее влияние на него оказала статья Ленина о казачестве, где вождь сказал: "Кубанские казаки ропщут и волнуются, недовольные деникинскими насилиями в пользу помещиков и англичан. (В. И. Ленин, том 39, страница 232). И жизнь самородного кубанца пошла уже в нужном направлении. Он искавший всю жизнь правду, наконец-то нашёл её. Добренко окунулся в огромную общественную работу, по существу забросил и имеющуюся семью и свой земельный надел. Это привело потом к полному разрыву с женой и с многочисленной роднёй, жившей одним интересом - наживой.
   Литературное творчество В. Н. Добренко в этот период было направлено на утверждение всего нового, прекрасного, по-народному справедливого, в жизни и в быту. Он был в боях, в боях с оружием и без оружия, в боях за укрепление советских начал на Кубани, сделавшись активным низовым общественным работником. От прежнего казака-земледельца у него уже ничего не оставалось, кроме стыдливых воспоминаний. Так он и дожил до начала сороковых годов, отдав всю свою кипучую энергию общественной деятельности, на многих выборных и не выборных постах. Великая Отечественная война застала его в Ростовской области, где он работал в системе подготовки трудовых резервов. И на его плечи выпала доля вывода воспитанников из-под удара немецких захватчиков, рвавшихся летом с 1942 года на Кавказ. Он выполнил и этот долг с честью, будучи и больным и физически слабым. Добренко на фронтах Великой Отечественной войны не участвовал по возрасту. Но его личные литературной труды есть и из этой обширной тематики. Прекрасны по содержанию его высказывания о героизме народном,  которые запечатлены в трудах "Мститель", "Подвиг Матвея Кузьмина" и других.
   Дальнейшая жизнь и деятельность В. Н. Добренко является для меня тёмным пятном. Почему? Потому только, что этими сведениями и исчерпывается всё о нём, точнее обрываются рукописи. Часть его рукописей  погибла в пропасти, вместе с вьючной лошадью, неподалёку от аула Псху, когда Добренко вёл на Сухуми группу воспитанников школы ФЗО (школа фабрично-заводского обучения), почти параллельно с наступающими немецкими отрядами. Остальные же рукописи попросту не сохранили его преемники, уже после его кончины. Жизнь его оборвалась в городе Винница, в 1961 году, где он некоторое время работал счётным работником местного химкомбината. Сподвижников его последнего периода жизни и родственников здесь уже почти не осталось. Он уже считается здесь забытым.

                4.
   Имеют ли теперь ценность труды этого человека? Что они несут нового в этот разворот нашей современной жизни? Каким предстали в наши дни советское,  социальное, прекрасное, наша цветущая культура? Вопрос этот широк, и охватить его можно лишь обширным исследованием. Кратко можно сказать одно, ценность безусловно, есть. И потому есть, что жизнь таких людей, словно безликий кирпичик положен в фундамент нашей современной действительности. Это почти те же кирпичики, которые которые в далёкую старину легли в кремлёвскую стену и в величие его башен, которыми мы восхищаемся и в наши дни. Сразу, в готовом виде ничего не делается, всему нужен чертёж, эскиз, всему нужны изыскания, творческие поиски и черновые подготовительные работы.
   Если к примеру взять нашу победу в Великой Отечественной войне, то она есть монолит, кристаллически сложенный из усилий многих миллионов жизней, уцелевших и погибших. О них мы не забываем. Не забываем в силу осознанного  общественного долга. Не забываем потому, что мы культурное, гуманное общество, не в пример былому обществу, при котором возводилась стена нашего  московского Кремля. Не та эпоха, не те условия. Разве труды таких незаметных людей как Добренко были напрасными? Отнюдь нет.  Не виноваты они в том, что их при жизни обошла стороной слава.
И интерес к таким людям не столько в том, что они дали для народа, а в том, какой ценой борьбы дался этот вклад. Ведь прелесть жизни заключается в борьбе. И гномам таких созиданий положено отдавать честь, дань уважения, поклоняться их трудовым или ратным подвигам. Почти всякая отдельно взятая жизнь - миниатюрный подвиг. Паразитов и щедринских "небокоптителей" в нашем обществе очень мало. При этом наша советская действительность и мораль их не терпит, не признаёт. И в этом суть социалистического гумманизма. Без знания прошлого невозможно создавать прекрасного настоящего. Жизненная ошибка одного украшает впоследствии жизни многих. Русская земля очень богата самородками. Гущи народные дали миру множество выдающихся людей, которые хоть крупицей своего рационального творческого разума украсили наш общенациональный материальный или духовный фонд. И отбрасывать творцов нельзя. Надо им отвешивать почтительный поклон. Вот почему я со своих позиций и оценил совсем незаметного человека, по-горьковски, человека с большой буквы. И нашёл прелесть в трухлявых тетрадях, над которыми покойный В. Н. Добренко протрудился всю свою жизнь. Обо всём остальном читатель найдёт в непосредственных трудах самого автора. Предлагаемые труды Василия Никитича Добренко стилистически несколько подправлены мною, ибо в подлинниках иногда проскальзывала неграмотность.
      В. П. Шилкин. Подполковник в отставке.

 P. S. Для удобства, при ссылках на труды автора, его не озаглавленные стихи (под тремя звёздочками) помечены мною цифрами. В. П.  Шилкин.