Прежде за рекою Камой
лес тысячелетний был.
Упирались в небо прямо
сосен рыжие столбы.
По опушкам допотопным
до людей, как таковых,
там прокладывали тропы
мамонты, бизоны, львы.
Время шло. Вдоль шири водной
высился великий бор.
Видел множество народов,
живших у Уральских гор.
И уж точно ведал тайну,
как сменили у реки
звероловов века камня
чудь и коми-пермяки.
Угров знал забытых. Позже
часто появлялись тут
манси, да и ханты тоже,
и мариец, и удмурт.
И булгары, и башкиры,
и татары были здесь.
Человеческому миру
другом слыл огромный лес.
И славян радушно встретил:
поселенцев, а не рать.
Чтоб в шестнадцатом столетьи
бором Ласьвинским вдруг стать.
Обживались люди скоро,
всё-таки не край земли.
Конец Ласьвинского бора –
так деревню нарекли.
Хлеб растили, торф копали,
жгли его, и сам горел.
А раз паль – речушку Пальтой
обозвали между дел.
Сто веков копился торф здесь,
где болото – не песок:
занимательную повесть
рассказал бы, если б мог.
Иногда пытался даже
дать намёк по мере сил:
сельским трудникам однажды
череп мамонта открыл.
А крестьянам знать откуда,
что за монстр? Бригада та
в Пальту кости чуда-юда
бросила – вместо моста.
Говорят, лесник прохожий
древность всё-таки прибрал.
Поместил её, быть может,
в чей-нибудь музейный зал.
Сотню лет назад лишь старцы
баяли о ней, порой, –
жившие при власти царской.
А потом пришёл Бумстрой.