Наверное, я мог бы стать великим
И горбиться под тяжестью наград.
Я мог бы отражать святые блики,
Тусуясь чинно у Господних врат.
Я мог бы стать поэтом златокудрым
И водку с проститутками глушить.
Но кончить жизнь в петле однажды утром
Не для моей чувствительной души.
Я мог бы быть хирургом знаменитым
И исцелял бы людям геморрой.
А в девяностых мог бы стать бандитом –
Хотя по жизни вовсе не герой.
Еще я мог бы стать ученым лысым:
В очках и с бородой, в одном носке -
Я ставил бы манту несчастным крысам,
А дрозофилам делал бы перке.
Я мог искусным быть ветеринаром -
Меня б боялись блохи и глисты.
Я всех бы исцелял бесплатно, даром:
Собачкам бы купировал хвосты
И ставил им прививки от ковида,
И проверял, насколько влажен нос…
Лечил бы обезьянок я от СПИДа,
А бегемотам врачевал понос.
Попом я стать бы мог, ходил бы в рясе,
Евангелие знал бы наизусть.
Я б людям души очищал от грязи
И утешал тоску, печаль и грусть.
Я мог бы стать известным пианистом.
Меня возил бы черный Кадиллак,
Я исполнял бы Шуберта и Листа,
А в лучших залах собирал аншлаг.
И космонавтом мог бы стать я смелым -
Летал бы у Вселенной на краю.
А дети на доске писали мелом
Прекрасную фамилию мою.
Я мог бы быть счастливым и довольным
И черпаком из кадки есть икру,
А может быть, гонимый ветром вольным,
Геологом кормил бы мошкару.
Но получилось то, что получилось:
Не гений, не злодей и не герой.
Жизнь пронеслась, а чуда не случилось.
За этот факт мне совестно порой.
Такой, как все, не лучше и не хуже:
Бездарность, серость – это про меня.
В моем письме вы не найдете кружев,
На сердце мрак, а на душе – броня.
Сложились годы будто бы слоями:
Фартило где-то, в чем-то не везло.
Я был и наверху, и в жуткой яме
Ловил проблем изрядное число.
Я их решал по мере поступлений -
Сил не жалел, брыкался и сопел.
Я выше отмечал, что я не гений,
А потому безропотно терпел.
Жил, как умел, особо не жируя,
Старался понапрасну не грешить.
Играл в лишь мне известную игру я -
Ее никто не мог меня лишить.
В игре я был и Лениным, и Троцким,
Пилотом внеземного корабля…
Я убежать хотел от жизни скотской.
Когда ловили, начинал с нуля.
И нет во мне к себе претензий гневных,
Как нет и умных мыслей в голове.
Меня не видно в буднях повседневных,
Как соловья весной в густой листве.
Остались тараканы с муравьями…
Бывает, так достанут - просто жуть!
А тайных чувств пикантное салями
Осенней ночью не дает заснуть.
Не стал я летчиком, не стал артиллеристом,
Не вышел в Барселоне за Dream Team.
Не стал я даже гадким футболистом
И в интернет не выложил интим.
Ни Пушкиным, ни Брюсовым, ни Фетом!
Какой с меня, к чертям собачьим, Фет!
Ведь на Парнас таким, как я, поэтам,
Вернее, самозванцам, хода нет.
Все заняты места на пьедестале,
И мне туда пробиться не дано:
Гагарин, Менделеев, Пушкин, Сталин
В историю вошли давным-давно.
Там никого не скинешь и не сбросишь.
Всем на тебя сугубо наплевать.
И если для себя чего попросишь,
То целый век придется отдавать.
А тут и жизнь потянется к развязке
С простых вопросов: почему и как.
А с возрастом уже не веришь в сказки -
В них верит лишь отъявленный дурак.
А это я. Все также верю в чудо,
Особенно, когда чуток налью:
И в Колобка, и в стрелы Робин Гуда,
В Снегурочку, и Муромца Илью.
Жизнь такова, как в ней себя проявишь.
Попал наверх - хвала тебе и честь!
А если не стремишься и халявишь –
И для меня на свете место есть.
По правде, я совсем не недотрога…
А просто, вот… ни капли не хвалюсь:
Боялся тещи, матери и Бога,
Да я и до сих пор их всех боюсь…