Сто сорок два военнопленных,
Два автоматчика, сапер,
Пел колыбельную наверно
Заглохший к полночи мотор.
Долгом считала ночь искриться
На слишком горьком рубеже,
Сто сорок два, лики и лица,
Взрытый пустырь на Мираже.
Бог несгораемый на душах,
Прилипла к пашне суета,
В кусочках очерствевших ужас,
Сто сорок два, болит Земля...
Ржавеет в глыбах полевица,
С заплаткой алой крапива,
Такие лики, морды, лица,
Таращит мрак гробы-глаза.
Идут так чинно точно люди,
А ведь давно в них мира нет,
В померкшем серебре иллюзий
С усмешкой скорбной хилый свет.
Перелиставши все могилы,
Свершая таинство червя,
Идут безбожные с молитвой
Убить других, убить Себя.
Курятся паром души малых,
Сто сорок два и три в уме,
Живот земной, больной и впалый
Под пяткой злых богатырей.
Как не расхлебывай Ты небо,
Вспомнив на грани о Творце,
Сто сорок два в заплесневелом,
Хлебном, продуманном конце.
Кто разотрет крылом слезинку,
Каплю замерзшую крови,
Получит смерти половинку,
С осколком канувшей любви...
Взбодрится поле в час расправы,
Подтянет краги дед-минер,
Сощурятся от боли травы,
Вспыхнет над пропастью костер...
Отшельники наверно правы,
Не пойман в ночь, для Бога вор...