Некий "неприрученный" голос
снова
доносится с высоты,
и звучит
несколько мгновений -
страдающий, замирающий, потерянный,
словно голос птицы,
ни разу в жизни
мной не виданной.
После тщетных усилий
голос замолкает, так и не достигнув моего слуха,
и в абсолютной
изолированности замирает в сомнении.
После этого
прорывается рыдание - то ли из моей, то ли из груди той птицы.
На какой-то неведомой мне тропинке
то рыдание
родилось из-за двойной неудачи,
как вибрация
предчувствия высказывания
о знании
однозначного дикта
символического
события
с несколькими смысловыми возможностями,
но не проявленных ни в духовной,
ни в телесно-бытовой экзистенции:
то была неудача!, и кажется, преднамеренная.