Как пялит глаз в ночную мглу
огромный окунь?
Мне так хотелось рассказать,
как я бежала
к отцу в кромешной тьме
по пыльной тропке,
и пятки били дробь, и тьма дышала.
Прижался скобкой золотой
бродяга-месяц,
и факел слал привет земной
текучим светом.
Сидеть вот так и плыть с отцом
на утлой лодке,
вот клюнет, ожидать с ленцой,
упершись локтем.
Не отражает свет щека,
густа щетина,
и голову кружит слегка
отрава тины.
Все это только уголок,
шуршит пергамент,
в нем шёпот мой завернут впрок.
Сказать стихами
о лете, пролетевшем вслед
седому челну.
О чем молить, о чем пропеть,
корпеть над чем нам?
Раскрутим дальше вдоль оси
простой пергамент.
Уже сынок на мне висит,
и под ногами
не пыль тропы, не иглы трав,
не маков пламень.
Тут плитка, тут чужой устав,
холодный камень.
Здесь взрослой жизни торжество
и фейерверки
из лжи и преданности. Вот
чего не стерпим.
Уж лучше свиток весь раскрыть,
в котором время
завёрнуто; витаянить,
отлив сиренев.
Насочинять простой напев
воспоминаний,
как в шахматах: тут чёрен день,
тут белый манит.
Как пальцем в небо, попадём
в ту осень пёструю.
И сердце тёплое мое
навеки черствое.
Чужих иллюзий хоровод
замучил осень,
и,как там Юра нам поёт?
Лес листья сбросил.
Застыл и сбросил и стоит,
как старый стражник.
И нечего уж сторожить, —
ан, нет, приказано.
И ложь, и, хуже что всего —
святая правда.
А я за листьев волшебство
и старый праздник,
что приближается всегда
в конце квартала.
Пергамент, скоро же среда?
Ночь карнавала?
Пусть перепутанные дни,
как серпантином
закружат и пропустят миг
его кончины.