Книжка стихов Северянина «Громокипящий Кубок» разлеталась как горячие пирожки, что говорит о фантастической популярности поэта в десятых годах XX века. Спрос на книгу ввиду ее необычности был настолько велик, что только за пару лет она выдержала семь стереотипных изданий (без исправлений и дополнений): первое издание, датированное 4 марта 1913 года, вышло в количестве 1200 экземпляров, второе — 26 августа 1913 года (1500 экземпляров), третье — 25 января 1914 года (1000 экземпляров), четвертое — 18 февраля 1914 года (1000 экземпляров), пятое — 4 апреля 1914 года (1038 экземпляров), шестое — 8 мая 1914 года (1080 экземпляров), седьмое издание – 1915 год (1000 экземпляров).
Солидное издательство «Гриф», с которым критике так или иначе необходимо было считаться, снабдило книгу предисловием от знаменитого Феодора Сологуба, мнение которого также невозможно было игнорировать. Книге предшествовали положительные статьи Валерия Брюсова в «Русской Мысли». Все эти предпосылки мнений, создали совершенно иное — позитивное — отношение к поэзии Игоря Северянина. Примечательно, что книга с портретом автора и авторским предисловием выходила в различных вариантах оформления, как говорится на любой кошелек:
в издательской наборной обложке сиреневой краской (в логической связи с тематикой сборника), без обрезки, по цене 1 рубль,
в обложке работы знаменитого художника-графика Дмитрия Исидоровича Митрохина по цене 1 р. 50 к.
в переплете из синей материи «Лионес» по цене 2 p. 25 к.
в роскошном нумерованном издание на Александрийской бумаге, с фотографией и автографом автора, в переплете из парчи синего или темно-красного тона по цене 4 р.
После издания сборника с названием, заимствованным их стихов Тютчева, Северянин действительно:
Я прогремел на всю Россию,
Как оскандаленный герой!
Литературного Мессию
Во мне приветствуют порой.
В авторской архитектонике книга состоит из четырех разделов.
Два начальных раздела — контрастно противопоставлены: «Сирень моей весны» — не равно «Мороженому из сирени». Стихи первого раздела искренни и просты:
Шумите, вешние дубравы!
Расти, трава! цвети, сирень!
Виновных нет: все люди правы
В такой благословенный день!
Нарушается умиротворенность сиреневой идиллии душеспасительными вставками, например, плачущей в парке девочкой:
В парке плакала девочка: «посмотри-ка ты, папочка,
У хорошенькой ласточки переломлена лапочка,—
Я возьму птицу бедную и в платочек укутаю»…
И отец призадумался, потрясенный минутою,
И простил все грядущие и капризы, и шалости
Милой маленькой дочери, зарыдавшей от жалости.
Стихи второго раздела — монетизация души и символов, с издевкой над существующей алчностью и приземленностью:
— Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!
Полпорции десять копеек, четыре копейки буше.
Сударыни, судари, надо ль? — не дорого — можно без прений...
Поешь деликатного, площадь: придется товар по душе!
В предпоследнем разделе — «За струнной изгородью лиры» — поэт отгораживается от мира в надежде создать страну грёз — волшебную страну Мирриэлию, которую Северянин обретет гораздо позднее:
Я — царь страны несуществующей,
Страны, где имени мне нет...
Душой, созвездия колдующей,
Витаю я среди планет.
А пока вокруг поэта «Рядовые люди», об отношении к которым поэт высказывается искренне и просто:
Я не желаю ни зла, ни горя всем этим людям, —
Я равнодушен; порой прощаю, порой жалею.
Моя дорога лежит безлюдьем. Моя пустыня — дворца светлее.
За что любить их, таких мне чуждых? за что убить их?!
Они так жалки, так примитивны и так бесцветны.
Идите мимо в своих событьях, —
Я безвопросен: вы безответны.
Не знаю скверных, не знаю подлых: все люди правы;
Не понимают они друг друга, их доля злая;
Мои услады — для них отравы.
Я презираю, благословляя...
Одна из зарисовок, уместная в этом разделе, показательная для него, и наиболее характерная, в том числе и для более позднего творчества Северянина («Юг на Севере»):
Я остановила у эскимосской юрты
Пегого оленя — он поглядел умно.
А я достала фрукты
И стала пить вино.
И в тундре — Вы понимаете — стало южно...
В щелчках мороза — дробь кастаньет...
И захохотала я жемчужно,
Наведя на эскимоса свой лорнет.
Последний раздел «Эго-Футуризм» — попытка Северянина сформулировать принципы или теоретические декларации течения, от которого поэт вскоре отошел.
Книга, посвященная современности, и суть — современность, носитель метафоричной поэзии, в которой на каждой странице читатель открывает новые слова, образы, смыслы — конечно, не смогла не заинтересовать и привлечь внимание. Эта книга призвана (как и футуризм в целом, как художественное направление) раздражать неподготовленного читателя, но бдительность и внимание читателя ни на секунду не ослабевает, нигде он не сможет ввернуть свою обычную фразу: «Как это скучно! Даже я мог бы так написать!»
Критик Александр Амфитеатров, которого попросили написать рецензию на сборник заметил: «… его поэзия мне очень нравится». «Это ли, например, не прелесть? — продолжает обзор Амфитеатров, говоря о прелестных вещицах «Все по-старому», «Виктория регия», «Газелла», «Nocturne». Все это чрезвычайно, как говорится, «мило»: певуче, молодо, свежо, искренно, часто страстно. Подкупает простотой и нежностью, показывает в авторе способность к изяществу стиха и рифмы, большую гибкость, яркую звучность... Правда, все без исключения стихи эти безусловно подражательны и «навеяны», при чем в выборе образцов г. Игорь Северянин переливается на тысячи ладов, от Лермонтова до Бальмонта, но в молодом поэте не такой уж это большой грех. Юный Лермонтов подражал Байрону, почему же юному г. Игорю Северянину не подражать Лермонтову?»
Вадим Шершеневич уверял, что «Северянин не первая, но надо надеяться, что последняя, жертва бальмонтизма». Едва ли не бальмонтовскому: «Я изысканность русской медлительной речи, предо мною иные поэты предтечи» Северянин обязан своими нашумевшими строками:
Я, гений Игорь - Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утвержден!
Я выполнил свою задачу,
Литературу покорив.
Бросаю сильным на удачу
Завоевателя порыв.
Но даровав толпе холопов
Значенье собственного «я».
От пыли отряхаю обувь,
И вновь в простор — стезя моя.
Эти сроки, вырванные из контекста стиха, раздела и книги в целом, и воспринятые буквально, во многом определили главенствующую тональность отношения большинства читателей к Игорю Северянину — ироничную усмешку превосходства. Как говаривали в советское время «северянинщина» выступает как некий апогей самомнения и самовосхваления — качеств, которые во все время, кроме, пожалуй, нынешних, не пользовались поддержкой русского общества. Не нужно полностью лишать поэта этой «северянинщины», как неотъемлемой части поэтического образа и направления ЭГО, но также не верно и сводить все многообразное творчество поэта только к поэтической позе «самовосхваления» и «гениальности». Критики преимущественно характеризуют лирика по его стихам. Если поэт говорит «я», критики, как правило относят все сказанное к личности поэта. Но в каждом лирическом стихотворении у истинного поэта новое, другое «я», за исключением, возможно автобиографических вещей. Поэт в своем сознании склонен к диалогу с читателем разными голосами, от имени разных, выдуманных лиц.
Оценка сборника по литературным источникам такова: критики-профессионалы порицали Северянина 4 раза, похвалили — 14 раз; критики-писатели соответственно порицали 9 раз и хвалили 9 раз; публицисты — 3 раза и 7 раз; газетчики — 54 раза и 21 раз. Всего: 70 отрицательных и 51 положительных рецензий. В процентном соотношении цифры — 57,85% и 42,15% довольно близки с учетом погрешности на то, что далеко не все публикации были учтены в подобных подсчетах, таким образом мнения литературного сообщества полярно разделились.